Храм Темного предка

Татьяна Степанова (2024)

Сама Судьба преподнесла Екатерине Петровской и Гектору Борщову незабываемый свадебный подарок — расследование дела пропавшей экспедиции… В 1931 году профессор Велиантов и его друзья обнаружили грандиозную находку в горах Тянь-Шаня. Понимая всю важность открытия для мировой науки и опасность, грозящую экспедиции в тех диких тогда местах, профессор отправляет разным адресатам отрывочные записи, фотографии и… самое главное «доказательство». Произошло то, что предвидел ученый — экспедиция бесследно сгинула в горах. Спустя почти сто лет загадочная смерть научного сотрудника Зоологического музея Елены Красновой и еще двух человек всколыхнула сведения о пропавшей экспедиции. Эти убийства расследуют полковник Гущин, Катя Петровская и Гектор Борщов. А чтобы найти преступника и обнаружить то самое бесценное сокровище, сокрытое от людей почти столетие, им нужно отправиться на Тянь-Шань… Татьяна Степанова — подполковник полиции, бывший сотрудник Пресс-центра ГУВД Московской области и следователь, поэтому в ее остросюжетных романах так правдоподобно и детально описывается расследование криминальных загадок. Татьяна ежедневно работает с информацией о реальных преступлениях, и ее детективные истории максимально достоверны.

Глава 8

«Комок Ностальжи»

В Калашном переулке Гектор моментально сориентировался.

— Краснова шла со стороны Арбата, — объявил он, когда они припарковались в начале переулка и направились к Большой Никитской. — Здесь уличные камеры бдят, они ее засекли. Дальше строительный бедлам. Отсюда начинается слепая зона вплоть до посольства и «Геликон-Оперы».

Катя посмотрела в конец Калашного, куда выходило красное здание музыкального театра, занимавшего почти полквартала между переулком и Большой Никитской. Гектор тоже огляделся по сторонам:

— Справа по курсу лавочка с разной дребеденью и автошкола.

Катя увидела вывеску «Комок Ностальжи. Винтажная лавка». Напротив, за желтым забором, располагалась автошкола.

— Здесь Краснова зависла, — Гектор уверенно указал на винтажную лавку.

— А вдруг у нее был урок вождения? — Катя кивнула на автошколу.

— Нет, Катенька, она завернула в «Комок». — Гектор взял Катю за руку и повел к винтажной лавке. — Ставка моя девять к одному. Комиссионная дыра. «Божья коровка» вознамерилась что-то продать? Заткнуть дыру в бюджете?

Катя помнила: Гектор всегда точно определяет направление на местности, пункты назначения вычисляет профессионально. И не стала спорить — все равно сейчас выясним. Если не повезет в комиссионном, проверим автошколу.

Когда они вошли, над дверью винтажной лавки звякнул колокольчик. Два торговых зала с подслеповатыми окнами бывшего одноэтажного купеческого особняка. Стеллаж, столы из сосны, на них электрические самовары, мутный хрусталь, радиола на ножках у стены, телевизор «Темп» на столе, стенка «Спутник», шкаф «Хельга» с биркой «требует ремонта» — атрибуты «шика по-советски». Во втором зале висели картины с бирками «уценка», на столе лежали кейсы «дипломаты», по ним советские граждане сходили с ума в восьмидесятых, покупали у армянских спекулянтов. Между уцененных пейзажей, рядом с жанровым полотном «Утро сталевара», на стене красовалась огромная сова, связанная в технике макраме, она явно нуждалась в химчистке. Сова охраняла закрытую дубовую дверь в смежное помещение.

— Добрый день! — Из-за стеллажа выплыла брюнетка в черном, одетая в стиле панк-рок, с чокером, браслетами и кольцами в виде черепов. Возраст ее угадывался с трудом из-за броского макияжа. — Посмотрите нашу коллекцию, у нас имеются весьма интересные предложения.

Она не сводила глаз с высокого статного Гектора.

— Я из полиции, мы расследуем происшествие с сотрудницей Зоологического музея Еленой Красновой, — заявила ей Катя. — По нашим данным, она могла заходить к вам в комиссионный магазин вчера между двенадцатью и половиной второго.

— У нас постоянно клиенты, — ответила брюнетка. — Мы не следим по часам.

Гектор достал из кармана пиджака мобильный, открыл фотографию Красновой и показал продавщице «Комка Ностальжи».

— Вспоминайте, вспоминайте, она заходила к вам вчера, — бросил он небрежно. — Узнали? Бежевый тренч, темные волосы, стоптанные туфли. Она хотела продать вещи? Тайком? Предмет из музея? Не стесняйтесь, вам ничего не будет, если вы расскажете правду о вещи, принесенной ею. Она же ее украла в музее, не вы. Вы — коммерческое предприятие, комиссионный магазин. А «Вербилки» все еще кто-то берет? — Он кивнул на сахарницу, расписанную розами, ужасную на вид. — Вам из вторсырья присылают чашки-плошки после сортировки мусора?

— Вам лучше переговорить с Анатолием Анатольевичем, — продавщица бросила взгляд на фотографию Красновой и вновь уставилась на Гектора. — Пройдите в его кабинет.

Она указала на дверь под охраной плетеной совы.

— Как его фамилия? — осведомился Гектор.

— Ковальчук. Он владелец нашего антикварного магазина, — продавщица повысила ранг «комка».

— Но вы узнали Краснову? Она заходила вчера к вам? — не отступал Гектор.

— Да, эта особа нас посетила вчера.

— Что она принесла на комиссию? — задала вопрос Катя. — Документы, письма старые? Или личное из дома?

— Спросите у Анатолия, — брюнетка кивнула на дверь. — Я не в курсе.

Гектор решительно направился через зал-вернисаж к двери, открыл ее без стука:

— Государственные органы! Вы Анатолий Ковальчук?

Крепкий ладный темноволосый зрелый мужчина с проседью повернулся. Он стоял посреди маленького кабинета, заставленного шкафами, сейфом, двумя кожаными диванами, кальяном. На столе перед ним — фарфоровые царевна-лебедь и пионер с горном, бюст Сталина и фигурка бородатого козла с большими рогами.

Он слышал звук колокольчика, но не отвлекся на явившихся клиентов. Анатолий Ковальчук был поглощен воспоминаниями, переживаниями.

Ковальчук помнил козла с детства — точно такая же фарфоровая фигурка имелась у его бабки. Перед глазами Ковальчука возникла картина.

Бабка, на коленях на полу, с ожесточением роется на нижних полках серванта, выбрасывает оттуда наволочки, белое пикейное одеяло, что-то бормоча себе под нос. Она, кряхтя, поднимается на ноги. Сморщенное лицо ее перекошено от ярости. «Воровка!! — кричит она, потрясая кулаками. — Обворовала меня, тварь! Родную мать обокрала!! Где мое пикейное одеяло белое? А где мой бяшка-козел? Куда ты его дела? В комиссионку снесла?!» Мать, раздеваясь в прихожей, не реагирует. «Бабушка, вот же козел твой! На серванте!» — кричит школьник Толик. Он не понимает случившегося со старухой, хотя мать объяснила ему: у бабушки стало совсем плохо с головой, маразм, она обвиняет, подозревает близких. Бабка кидается к матери: «Воровка проклятая! Обокрала меня!» Мать закрывается от нее руками, отворачивается. Толик пытается помочь матери, он нарочито грубо, с силой пихает бабку в спину, и та неожиданно валится плашмя на пол. Ноги в носках с дырками на пятках дергаются. Внезапно она затихает, вытянувшись на полу. Мать и Толик пугаются. Мать наклоняется: «Толик, она не дышит… умерла!» И обессиленно опускается прямо на пол рядом с телом. Толик возвышается над ними обеими. Он помнит, как толкнул бабку в спину… Фарфоровый козел с рогами пялится на него своими белыми зенками. «Никому не говори, — шепчет мать. — Бабушка просто упала. И скончалась».

— Чем могу служить? — вежливо спросил Анатолий Ковальчук Гектора и Катю, окидывая их оценивающим взглядом.

— Я из полиции, — Катя представилась официально. — К вам вчера днем заходила клиентка. Некая Елена Краснова, сотрудник Зоологического музея. Ваша продавщица нам подтвердила — Краснова побывала здесь. Продавщица ее опознала по фотографии.

— К чему сии сложности? Опознание? — спросил вежливо Анатолий Ковальчук. — Клиенты заходят, делают покупки, обычный процесс, мы же торгуем антиквариатом. — Он взял в руки фигурку фарфорового козла, рассматривал — есть ли заводское клеймо.

— Спустя несколько часов после посещения вашей комиссионки Краснова упала из окна с третьего этажа зоомузея, — продолжила Катя.

Анатолий Ковальчук медленно поднял на нее взор.

— Она умерла в больнице, врачи ее не спасли, — закончила Катя.

Бах!

Фарфоровая фигурка козла выскользнула из пальцев Ковальчука и разбилась на куски. Голова отлетела к его ногам.

— Лена? Умерла? Выбросилась из окна?! — Ковальчук, подавшись вперед, наступил ботинком на голову козла, она хрустнула у него под подошвой. Он даже не заметил.

Гектор наблюдал за его реакцией.

— Так вы знакомы с Красновой? — уточнил он.

— Ох, подождите. В глазах темно. — Анатолий Ковальчук шагнул к дивану и сел, провел рукой по вспотевшему лицу. — Новости с ног валят. Вы садитесь. Прошу. Как же так? Почему она выбросилась из окна?

— Полиция пока устанавливает все обстоятельства, мы проводим проверку, — вежливо сообщила ему Катя. — Итак, вы знали потерпевшую?

— Лена — моя бывшая соседка. Приятельница школьных лет. Мы жили в одном дворе и учились в одной школе, но в разных классах.

— Где? — спросил Гектор.

— В Красном Железнодорожнике, поселок недалеко от Пушкино. Лена там по сей день живет… То есть жила. — Ковальчук водил рукой по дорогой толстовке люксового бренда, массировал грудь слева. — Я в себя не могу прийти.

— Вы состояли с ней в интимных отношениях? — в лоб спросил Гектор, понизив свой изменчивый голос, в котором возникли низкие доверительные нотки. — Ваша подруга навестила вас вчера по дороге на работу?

— Мы поддерживали исключительно дружеские отношения, — ответил Ковальчук. — Никакого романа! Я давно покинул Красный Железнодорожник. Мы просто…

— Что? — Гектор-лицедей взирал на него с сочувствием. — Ничего не скрывайте. До вашей супруги не дойдет. Гарантирую вам полную конфиденциальность информации.

— Я разведен. А ваши предположения ошибочны. Мы с Леной виделись изредка. Мой магазин недалеко от ее музея, и она порой заглядывала ко мне поболтать. Мы вспоминали детство, юность.

— «Комок Ностальжи». — Гектор обвел взором кабинет, забитый старыми вещами. — Ностальгирующие по прошлогоднему снегу.

— Нет, с моей стороны чистая коммерция. Лена, бедная Лена… она моложе меня на шесть лет, жить бы ей да жить…

— А где вы обитаете сейчас? — осведомился Гектор.

— После развода я покинул Москву и вернулся в Пушкино, построил дом на реке Серебрянке. Ремонт нескончаемый высасывает все мои доходы от магазина. — Ковальчук говорил быстро, словно отвлекшись от охватившего его горя. Но Катя видела — он взволнован и его мысли поглощает новость о смерти приятельницы детства.

— Краснова за городом вас не навещала? Вы по-прежнему соседи, хоть и дальние теперь. Пушкино — прекрасное место, — Гектор-лицедей продолжал гнуть свое вкрадчиво и настойчиво.

— Нет. Что ей делать у меня на Серебрянке? Рыбу она не ловит. Это я с удочкой выходные после развода коротаю, успокаиваю нервную систему. А ее занимал музей — работа, дом. Долгие годы она ухаживала за больной матерью. И не привыкла к вечеринкам. Она даже к сестре практически не ездила.

— У Красновой есть сестра? — спросила Катя.

— Старшая. Вероника. Но они очень разные с Леной. Ее сестра весьма обеспеченная женщина, ей оставил наследство покойный муж. Даже два ее покойных мужа. Первого лет двадцать назад убили бандиты.

— У вас нет контактов Вероники Красновой? — продолжила Катя. — Мы обязаны связаться и побеседовать с ней.

— Нет у меня ее мобильного. Адрес ее я не знаю. Мы и в юности с ней не особо ладили. А потом вообще не встречались. И у нее фамилия сейчас не Краснова, а ее второго мужа. Я не знаю точно. — Ковальчук смотрел на осколки разбитого фарфорового козла. — Но все же почему Лена бросилась из окна? Какова причина, спровоцировавшая суицид?

— Вы ее видели за несколько часов до смерти — вы нам скажите, — тихо заметила Катя. — Она вам не жаловалась? По словам ее коллег, она находилась в затяжной депрессии.

Ковальчук вздохнул:

— Коллеги ее музейщики… Может, они ее довели?

— Краснова подвергалась на работе травле? — Катя осторожно допытывалась.

— Она со мной не делилась. Но что могло ее заставить броситься из окна музея?

— Мы еще точно не установили, суицид ли это или несчастный случай, — ответила Катя. — Проверку проводим, собираем больше информации у людей, знавших Краснову. Поэтому и к вам пришли, Анатолий Анатольевич. А она вчера не жаловалась, например, на самочувствие?

— Нет, — Ковальчук покачал головой.

— Краснова посещала Среднюю Азию? — спросил Гектор. — По делам музея, например, в командировку, в экспедиции или в отпуск, может быть, ездила?

— В Азию? Нет. Она заведовала отделом в зоомузее, называла мне его, но я забыл — где экспонаты заспиртованные в банках хранятся. Ужас, я бы не смог, например, — ответил Ковальчук.

— А вы сами бывали в Средней Азии? — задал Гектор новый вопрос.

— Несколько раз. Одно время к искусству Востока вспыхнул интерес. Но затем угас. Мода переменчива.

— Краснова вчера не упоминала о встрече за городом? — продолжал интересоваться Гектор.

— Дома в Красном Железнодорожнике? А с кем? Ничего не говорила мне. Какая встреча? Она и с соседями по дому не дружила. В ее старой пятиэтажке проживают теперь сплошные мигранты, снимают квартиры, комнаты. Красный Железнодорожник совсем захирел, да и в годы нашего детства в поселке обитали в основном работяги с «Серпа и Молота». Моя бабушка работала на заводе, квартиру ей дали в хрущовке.

— Все же Краснова общалась с мигрантами из Средней Азии? Раз соседствовала с ними, — быстро уточнила Катя.

— Вряд ли, если только на лестничной площадке столкнется, — ответил Ковальчук. — Домработницы она не имела, ей зарплата не позволяла. Сиделок-узбечек для больной матери ей оплачивала старшая сестра. Лена мне сама говорила. И сестрица проявляла вечное недовольство прислугой из Узбекистана. Увольняла ту часто.

Катя отметила: Ковальчуку известны подробности жизни приятельницы юности и ее семьи. Но ведь они общались, пусть от случая к случаю… Их последняя беседа заняла в магазине целых полтора часа.

— Значит, она не упоминала о вечернем рандеву — не в своем поселке, а в другом месте? За городом? — Гектор настойчиво гнул свое.

— Нет. С кем ей встречаться? — усмехнулся печально Ковальчук. — Она ко мне завернула по пути в музей. На работу отправилась от скуки в свой выходной. Повторяю — ее угнетало домашнее одиночество. Мы выпили кофейку здесь, в моей берлоге, поболтали, и она пошла на работу. Все как обычно.

— Ее влекло в музей, а вы нам сказали — ее коллеги могли довести до самоубийства, — снова осторожно заметила Катя. — Хотелось бы разобраться подробнее в противоречии.

— У кого нет проблем на работе? — Ковальчук пожал плечами. — Напрямую мне Лена не жаловалась на травлю со стороны коллег. Но упоминала — на ее место в музейном хранилище немало охотников. И к ней порой цепляются.

— Она никогда не предлагала вам купить у нее винтажные вещи? — спросил Гектор.

— Винтаж? У нее? Они с матерью жили очень скромно. Это у ее старшей сестрицы Вероники загородный коттедж под медной крышей, полный люксового барахла. Ника не привыкла себе ни в чем отказывать, а Лена экономила на всем.

— Музейные раритеты она вам приобрести не предлагала? — в лоб очень жестко, разом изменив свой тон, бросил Гектор.

— Да вы что! — взвился Ковальчук. — За кого вы нас принимаете?

— Вы сами признались — у вас чистая коммерция. — Гектор-лицедей лучезарно ему улыбнулся и продолжил своим изменчивым голосом, точно копируя артиста Юрского в роли Остапа Бендера: — Вы чтите Уголовный кодекс? Не надо мелочиться.

Ковальчук вздрогнул — наглый шатен с яркими серыми глазами вещает голосом персонажа из его любимого фильма детства. Ну и тип…

— Я никому не позволю оскорблять память Лены беспочвенными подозрениями, — заявил он громко. — За нее теперь некому заступиться. А я заступлюсь. Лена посвятила всю себя науке!

— Зоологии? — уточнил Гектор невинно.

— Да! Но вам подобного не понять.

— Отчего же? — Гектор уже загрустил. — Просветите меня. Pleее-ааase!^[8]

— Вы не ученые, а полицейские. У вас с Леной разный уровень интеллекта.

— Мы стараемся в расследовании сопоставлять разные точки зрения и смотреть на ситуацию глазами множества свидетелей. Очень помогает для установления объективной картины случившегося, — вежливо вмешалась Катя, стараясь скорее погасить возникающую конфронтацию, ибо Гектор Троянский, по своему обыкновению, начал, словно в покере, повышать ставки.

— Лена была исключительно порядочным и честным человеком! — Выпалив похвалу усопшей, Ковальчук умолк. Возможно, решила Катя, его душило пламенное желание не только постоять за репутацию покойной подруги детства, но и выгнать взашей дерзких посетителей.

— Смурной мужичок, уклончивый, подобный маятнику в ходиках с кукушкой, тик-так… То так, то сяк наперекосяк, — хмыкнул Гектор, когда они покинули «комок». — Я б его, конечно, щассс разломил аки сгнившее яблочко. Но ты меня всегда, Катенька, удерживаешь от крайностей и самоуправства. Хмырь болотный, блин!

— Гек, еще неясна даже причина случившегося с Красновой. А вдруг правда несчастный случай? Зачем нам «разламывать» ее друга юности и бывшего соседа? — спросила Катя. — Ковальчук для первого раза поведал нам немало.

— А в чем польза от его трепа? «Нет, нет, не знаю…» Завел свою шарманку. А «божья коровка» специально чесала на электричке именно к нему в свой законный выходной из Красного Железнодорожника, трепалась с ним полтора часа и затем двинула в музей. Нас же на грани смерти послала в Шалаево, где мы наткнулись на голый труп проходимца без документов и с расколотым черепом. Интересно мне, во сколько Ковальчук вчера покинул лавочку древностей, а?

— Но ты его не спросил.

— Я непременно поинтересуюсь, — пообещал Гектор. — Но мы зададим животрепещущий вопрос не уклончивому торговцу барахлом, а кое-кому другому. Чуть позже. Солнце еще не склонится к закату, а мы все узнаем. Катенька… — Он вдруг наклонился с высоты своего роста. — Прядь у тебя выбилась… Можно, я сам поправлю?

Он искал любую возможность прикоснуться к Кате.

— Мы в музей? Прогуляемся пешком? — Она старалась вернуть ему деловой настрой, а то он отвлекся…

— Ага, вместе снова глотнем музейной пыли. Сейчас, подожди… — шепнул Гектор, занятый ее волосами.

Примечания

8

Пожалуйста (англ.).