Мои убийственные каникулы

Тесса Бейли (2022)

ОТ АВТОРА БЕСТСЕЛЛЕРА «ЧТО СЛУЧИЛОСЬ ЭТИМ ЛЕТОМ»! НОВИНКА ДЛЯ ПОКЛОННИКОВ РОМАНОВ ЕЛЕНЫ АРМАС И АНЫ ХУАН. Более 20 000 0000 просмотров в TikTok! Тейлор и ее брат арендуют небольшой коттедж на солнечном полуострове Кейп-Код, чтобы провести там летние каникулы. Правда, их отдых прерывается, когда милый домик на берегу океана превращается в место преступления. Расследует дело Майлз — суровый парень, который отказывается принимать помощь Тейлор в расследовании. Она работает учительницей в начальной школе, а в свободное время увлекается тру-крайм подкастами, поэтому ей очень хочется помочь найти преступника. Позволит ли Майлз присоединиться Тейлор к расследованию? Ведь с каждым днем его влечет к этой девушке все сильнее. «Ничто так не зажигает мое сердце, как книги Тессы Бейли». — Елена Армас, автор бестселлера «Испанский любовный обман» «Да здравствует новая королева ромкомов Тесса Бейли!» — Джули Мерфи, писательница «Почерк Тессы Бейли стал легко узнаваем, благодаря горячим сценам в ее романах». — Buzzfeed

Глава 5

Майлз

Чувствую, мне чего-то не хватает.

Не пойму, чего именно. Разберусь, когда увижу все собственными глазами.

Утро пятницы. Только рассвело, а я уже опять в доме Оскара Стенли. Вчера вечером я сгонял в Уорчестер, хотел сам расспросить Джадда Форрестера, водителя грузовика, поколотившего Стенли, но он оказался в отъезде, вернется только сегодня под вечер. Вчера вечером, засев в номере мотеля, я предварительно набросал хронологию событий, а потом попробовал разобраться, что представляют собой соседи Стенли по Кориандер-лейн и его сослуживцы на почте, хотя он слыл нелюдимым человеком. Полистал гостевую книгу и убедился, что Тейлор права: Стенли не сдавал дом целых десять месяцев, пока не заехала группа девчонок. Раньше проблем с арендаторами не было, все оставляли восторженные отзывы.

И все же что-то здесь не так… Никак не нащупаю, что именно.

Забросив себе в утробу таблетку от изжоги, я кружу по гостиной, косясь в окно на домик Тейлор. Меня все тянет и тянет поглядывать в ту сторону. Еще несколько подходов к окну — и я протопчу на паркете дорожку.

Полдня миновало уже с того мгновения, когда я провел кончиком языка по ее гладкому загорелому животу, и все это время у меня не проходит эрекция. Вкус у нее, доложу я вам, как у яблока в карамели. Трудно удержаться, чтобы не куснуть. Я и не удержался.

А еще докладываю, что она обволокла меня, как горячая карамель.

Прекрати вспоминать, как она шептала твое имя. Как дрожала. И не смей вспоминать, что со вчерашнего дня таскаешь в кармане ее трусики.

Проклятье, как ей удалось пролезть ко мне в башку? Да так быстро! Пролезть и угнездиться. Ни к чему себя обманывать. Будь дело просто в вульгарной похоти, я бы швырнул ее вчера на кровать и дал ей именно то, о чем она просила. Не возражаю, чтобы иногда мной помыкали. Чтобы ставили на место и напоминали, кто главный.

Так и сказала, чертовка.

Меня не так-то просто привести в замешательство, застигнуть врасплох. Всем, кроме нее.

Любопытная училка хочет грязного секса.

И что я сделал после этого ее признания? Взял и сбежал! Чем обрек себя на адские муки. Штука в том, что грязный секс — единственный известный мне вариант. Моя интуиция срабатывает, выходит, не только при расследовании преступлений. Вот и вчера внутренний голос нашептал мне: проваливай из этой спальни, а то потом тебя бульдозером не вытащишь. Сейчас я очень близок к этому постыдному состоянию.

Забыл, что ли, что должен расследовать преступление?

Опомнись, включи мозги!

Если мое прошлое чему-то меня научило, то его урок прост: отвлечешься — наделаешь ошибок. Я не понаслышке знаю, что может произойти, сколько жизней может быть загублено, стоит сыщику зазеваться. Хоть я и сдал три года назад свою бляху, в этом деле я выполняю обязанности детектива. Старый друг попросил меня об услуге, и я пошел ему навстречу. Если мне не под силу толком расследовать одно-единственное дело, то это значит, что я зря просиживал штаны в полицейской академии.

Сосредоточься!

Глянув еще разок в окно, я тащусь в гараж, искать инструмент, которым сверлили дырки, и заодно прикидывать, как давно это сделано. Но ничего такого я не нахожу, всего лишь разный хлам: пляжные шезлонги, спущенное велосипедное колесо, коробку мышеловок.

Бреду обратно в дом — и на полпути замираю.

Кто-то напевает себе под нос. Это женщина. И я уже знаю, кто именно.

Мой живот напрягается от этого знания, как барабан, что не способствует сосредоточению.

Огибаю угол, вхожу в гостиную — и чуть не врезаюсь в Тейлор. Она опустилась на корточки и, светя себе фонариком телефона, шарит под диваном.

— Что-то потеряла?

От неожиданности она вскрикивает. К счастью, крик обрывается через долю секунды, потому что она видит в окне над диваном мое отражение. Прижав руку к вздымающейся груди, она плюхается на пол, прижавшись спиной к сине-белому дивану.

— Не видела перед домом твоего мотоцикла!

— Я оставил его неподалеку.

— Почему?

— Не хотел, чтобы ты его увидела и прибежала сюда мешать мне.

Вру и не краснею! Я остановился чуть дальше по улице, чтобы выпить кофе, и пришел оттуда пешком — не ехать же два шага на байке.

— О!.. — Уголки ее рта ползут вниз. — Понятно.

Я уже готов сказать ей правду, лишь бы она не хмурилась. В кого я превращаюсь?

Уж точно не в хлыща, говорящего комплименты ее красоте. Хотя ей очень идет голубенькое боди.

— Что ты тут забыла, Дюймовочка?

Она поджимает губы.

— Тебе нужно, чтобы мы враждовали? Я действительно тебя раздражаю или тебя когда-то больно ужалила какая-то оса^[2] из Коннектикута, и теперь ты на мне отыгрываешься?

— Первый вариант: ты меня раздражаешь.

Снова вранье. На самом деле я считаю ее до чертиков забавной. Очень упорной. А главное, эффектной. Очень.

— Благодарю за честность. — Она встает и отряхивает шорты. Я машинально соображаю, как ловчее стянуть с нее их вместе с боди. — Учти, очень часто причина дружбы двух людей — общая вражда к кому-то. Это наш случай. Мы объединились против убийцы Оскара.

— Я работаю один. Никаких объединений.

— Пускай, но мы хотим одного и того же. В этом мы совпадаем. Моих учеников сначала объединяет нежелание делать «домашку», а потом они начинают понимать, как много у них общего. — Она всплескивает руками. — Шикарная мысль: давай на счет «три» назовем то, что не выносим.

Представляю, как она призывает к вниманию свой класс: заметная, яркая, находчивая. Уверен, у нее все получается.

— Мне не до игр…

— Раз-два-три, богатырский чих!

— Сказал, не хочу… — Меня вдруг разбирает хохот. — Что-что?

— Богатырский чих! Некоторые взрослые позволяют себе чихать так же, как чихали, когда были маленькими. Терпеть этого не могу!

— Нет чтобы признаться, что ненавидишь это.

— Слово «ненавидеть» в моем классе недопустимо.

— Мы не у тебя в классе, — напоминаю я ей, хотя был бы не прочь полюбоваться ею перед второклашками. Сам не знаю, по какой причине…

— Мне нужна тренировка. — Она двигает в мою сторону кофейный столик, и я вижу полоски загорелой кожи у нее на плечах. Где еще подсмотреть ее загар: на бедрах, на груди? Точно не между ног… Опять я за свое! — Наверное, охотнику за головами полагается быть врединой. Ты тренируешь в себе это качество?

Я оставляю ее вопрос без ответа — главным образом потому, что яблочный запах становится все сильнее, мешая мне складывать звуки в слова.

— Тебе нравится твоя работа?

— Работа как работа.

— Грубая и страшная.

С этим не поспоришь. Я киваю, гадая, куда она клонит, и жду продолжения, как подсказки, что настал момент забросить ее на плечо, отнести в домик напротив и там велеть не трепыхаться.

— Тебе случалось отпускать того, кого ты выследил?

— Нет.

— Никогда?

— Однажды было дело… — Неужели я сказал это вслух? Не было у меня такого намерения. Я вообще не планировал болтовни, а собирался грубить, пока она не уйдет и не приступит к безопасному отдыху, подальше от расследования убийства. — Одного я все-таки отпустил.

— Правда? — шепчет она, как будто я поделился с ней большим секретом.

Мне куда привычнее оставаться одному. Я даже склонен к одиночеству, приветствую его. Но сейчас у меня, наверное, редкий момент слабости. Устал, должно быть, от ночного лазания по интернету. В итоге ловлю себя на том, что… болтаю с этой училкой. Долго, годами ни с кем так не болтал.

— Это была мамаша трех ребятишек. Она боялась прийти в суд в назначенный день, потому что отец ее детей тоже грозился туда явиться, чтобы устроить скандал, попытаться отнять у нее детей, заставить ее заплатить за то, что ушла. Кто-то донес на нее копам, но я ее пожалел.

— Как же ты с ней поступил?

— Никак. — Она так напряженно на меня смотрит, что я вынужден нарушить молчание. — Спрятал их в укромном месте. Не знаю, что с ними было потом.

Оттенок ее зеленых глаз меняется, становится мягче. Теперь это какие-то джунгли, и я невольно придвигаюсь ближе к ней, чтобы разобраться в этой перемене. Почему она так на меня смотрит? Я изображаю бесчувственность и пренебрежение, чтобы ей было со мной неприятно.

— Каково это — учить? — ворчливо спрашиваю я, чтобы перенести внимание с себя на нее, а не потому, что она мне интересна.

— Мне очень нравится, — отвечает она тихо. — Даже необходимость сдавать в полицию учеников, уклоняющихся от явки в суд, для меня не помеха.

Меня разбирает смех — хотя, может, это хрип, вызывающий у нее улыбку. Я пристально вглядываюсь в ее лицо, гадая, какими будут на вкус ее губы. Придется спустить с ее плеч лямки или она сами съедут — вот в чем вопрос.

— Видишь, тебе смешно, — бормочет она. — Мое участие не приносит так уж много вреда. Попробуем еще раз. На счет «три» назови что-нибудь, что тебе не нравится.

Так я и знал! Она меня убаюкивает, навевает ложное ощущение безопасности.

— И не подумаю… — слабо защищаюсь я.

— Раз, два…

— Ключ-шестигранник! — вырывается у меня.

— Когда люди толпятся у прилавка в Starbucks, — выдает она свою версию, — и нетерпеливо смотрят на беднягу бариста, подгоняют его. Честно, это… — У нее расширяются глаза. — Ты сказал «ключ-шестигранник»? Я их тоже не выношу, хотя у меня их полный ящик — рука не поднимается выбросить. Хорошо! У напарников есть кое-что общее.

— Вот уж нет!

От ее удрученного вида у меня такое чувство, словно меня перекусывает пополам крокодил. Не успев спохватиться, я смягчаю тон, подхожу к ней еще ближе, вдыхаю ее яблочный аромат так жадно, словно запасаюсь им на зиму.

— Это не такое простое дело, поэтому меня не устраивает, что ты в него встреваешь. Вот так.

Тейлор моргает.

— Во что я встреваю?

Она лезет в дебри — это меня и не устраивает.

— Ты навлекаешь на себя опасность.

Непонятно, откуда такое замешательство. Я совсем чуть-чуть, самую малость приоткрыл карты. Не стану же я говорить ей прямым текстом, что от одной мысли, что ей что-то угрожает, меня начинает тошнить?

— Я давно в возрасте согласия. Я сама выбираю, хочу ли рисковать.

— Нет. — Я решительно мотаю головой. — Нет!

— С тобой трудно иметь дело, — жалуется она придушенным тоном. — Что ж… — Я глазом не успеваю моргнуть, так быстро она от меня отходит, забрав с собой свой яблочный аромат. — Не буду тебе мешать.

Она направляется к двери, и одна половица, на которую она ступает, слегка перекашивается, как будто не закреплена сбоку. На беду, это замечаю не только я, но и сама Тейлор.

Мы дружно наклоняемся и видим краешек тонкого белого конверта.

Примечания

2

Игра слов: wasp (англ.) — оса, а также сокращенно «белая протестантка англосаксонского происхождения».