Надежда умирает последней

Тесс Герритсен, 1992

Билл Мэйтленд по прозвищу Дикарь Билл, отважный человек и первоклассный летчик, летал в самое пекло и возвращался как ни в чем не бывало. Но однажды его самолет разбился в джунглях Вьетнама. Дикарь Билл пропал без вести. Спустя двадцать лет его дочь, Вилли Мэйтленд, отправилась на поиски отца. Военные чины, уверенные в том, что Мэйтленд погиб, не смогли убедить ее в бессмысленности затеи. Ни угрозы, ни покушения на ее жизнь не остановили девушку. Армейский чиновник США, Гай Барнард, тоже разыскивает пропавшего летчика. Смелый, умный и обаятельный человек, отлично знающий Вьетнам, Барнард предлагает Вилли помощь и поддержку. В отчаянной гонке со смертью в чужой стране они не сразу понимают, что их связывает нечто большее, чем общая цель путешествия…

Глава 3

Тобиас Вольф крутанул колеса руками и развернулся в коляске от шкафа со спиртным лицом к старому другу.

— На твоем месте я бы не стал совать нос в это дело, Гай.

В последний раз они виделись пять лет назад. У Тоби по-прежнему было тело атлета, по крайней мере от пояса и выше. За пятнадцать лет сидения в коляске плечи и руки у него еще больше раздались. И все-таки годы брали свое. Тоби было почти пятьдесят, и он не выглядел моложе. Лохматая, как у Бетховена, голова его была почти вся седая, а лицо одутловатое и мокрое от тропической жары. Но взгляд темных глаз не утратил своей цепкости.

— Послушай совета верного пса при компании, — сказал он, протягивая Гаю стакан со скотчем, — не бывает случайных встреч, все они подстроены.

— Совпадение или нет, — сказал Гай, — а Вилли Мэйтленд может обеспечить долгожданный прорыв в моем деле.

— Ну или наоборот, создать одни проблемы.

— А что я теряю?

— Ну скажем, жизнь.

— Прошу тебя, Тоби! Ты же единственный, от кого я могу чего-то добиться.

— Сколько лет уже прошло. Да я и не был непосредственным участником тех событий.

— Но ведь ты был во Вьентьяне, когда это произошло, ты должен помнить хоть что-то по делу Мэйтленда.

— Только то, что витало в воздухе, ничего определенного. Блин, там царила дикая неразбериха! Слухи ходили такие, из каждой мухи слона делали.

— Но ведь были и слоны, ведь так? Типа вашего секретного отряда…

Тоби пожал плечами:

— Нам дали задание — мы его выполнили, вот и все.

— Вспомни, кто занимался Мэйтлендом?

— Это должен был быть Майк Микльвейт. Мне известно, что именно он допрашивал того сельчанина, того, что пришел за наградой.

— И что, его данные оказались правдоподобными?

— Не думаю. По крайней мере, никакого вознаграждения он не получил.

— А почему семья Мэйтленда не была оповещена обо всем этом?

— Вот еще! Мэйтленд не был обычным призывничком, он работал на «Эйр Америка», а значит, на ЦРУ. Про такие задания не болтают. Мэйтленд знал, на что шел.

— Его семья имеет полное право знать все, что всплывет на поверхность.

Гай вспомнил, как нелегко было информации дойти до Вилли и ее матери.

Тоби расхохотался:

— Ты что, забыл, что там шла еще и подпольная война, да нас вообще не должно было быть в Лаосе. Никому и дела не было до того, чтобы информировать о происходящем семьи.

— Была ли еще какая-то причина того, что обо всем умолчали? Скажем, что-нибудь связанное с неким пассажиром?

Брови у Тоби подскочили вверх.

— А про это ты от кого услышал?

— От Вилли Мэйтленд, она сказала, что там был некий Лао. Все как один отрицают факт его существования, из чего я делаю предположение, что он был фигурой очень непростой. Так кто же он был?

— Я не знаю.

Тоби развернулся в коляске и стал глядеть в открытое окно. Из мрака доносились звуки и запахи с улиц Бангкока. Жарили на решетках мясо, смеялись женщины, тарахтел «так-так».

— Там много всякого творилось, и такого, о чем мы помалкивали, а то даже и стыдились говорить. Возьми всех этих агентов да контрагентов, да генералов, да солдат удачи — каждый тянул одеяло на себя, норовя разбогатеть, да побыстрее. Как же мне хотелось удрать оттуда. — Он хлопнул рукой по колесу кресла. — И вот, пожалуйста, посмотри на меня, называется, вышел на заслуженный отдых.

Он откинулся на спинку и вздохнул, глядя в ночь.

— Пусть все идет как идет, Гай, — ну, даже если ты и прав про Мэйтленда и кому-то действительно нужно убрать его чадо, не ходи по лезвию бритвы, Гай.

— Вот в этом-то все и дело, Тоби! Почему это лезвие до сих пор режет? Почему после стольких лет девчонка Мэйтленда так действует им на нервы? Что такого она может открыть?

— Она вообще догадывается, во что влезла?

— Сомневаюсь, но такую не остановишь, вся в отца пошла.

— То есть от нее жди неприятностей? Ну и как ты думаешь заставить ее работать на тебя?

— Вот над этим я как раз сейчас и ломаю голову.

— Ну, всегда можно поиграть в Ромео.

Гай расплылся в улыбке:

— Да, это вариант.

В сущности, как раз этот вариант весь вечер Гай обкатывал в уме. И не потому, что он был столь уверен в успехе. Она была привлекательной особой, и он сгорал от любопытства, что же скрывается под маской суровой недотроги.

— А другой путь, — сказал Тоби, — просто рассказать ей, что это не она тебе нужна, а три миллиона наградных.

— Два.

— Два или три, какая разница? Целая куча бабла.

— И эта куча может мне помочь в сборе информации, — тихо, но значительно произнес Гай.

— Ну хорошо, — вздохнул Тоби, и тут только он развернулся в коляске, удостоив Гая внимания, — тебе нужно имя, пожалуйста — не важно, пригодится оно тебе или нет, — попробуй поищи Алана Жерара — француз, в настоящее время проживает в Сайгоне. У него были тесные связи в компании, он должен знать всю чертовщину, которая творилась во Вьентьяне.

— В компании? Бывший спец, и вдруг живет в Сайгоне? Почему же вьетнамцы не выдворили его?

— Они в нем заинтересованы. Во время войны он промышлял тем, что экспортировал, скажем так, «сырые» медикаменты. А теперь, когда Штаты ввели санкции и отрезали Вьетнам от западных поставщиков, он оказывает им гуманитарную помощь — ввозит в страну из Франции медикаменты, антибиотики, пленки для рентгена, а они ему за это позволяют там жить.

— Ему можно верить?

— Он же был в компании.

— Так значит, нельзя…

Тоби крякнул:

— Но мне-то ты веришь.

— Ты другое дело.

— Это только потому, что я твой должник, Гай. Хотя я частенько думаю, что тебе надо было оставить меня гореть в том самолете. — Тоби потер бесчувственные ляжки: — Кому нужен получеловек?..

— Не ногами едиными сыт человек, Тоби.

— Ха! Скажи это дядюшке Сэму!

Мощными руками Тоби усадил самого себя в кресле поудобнее.

— Когда ты отбываешь в Сайгон?

— Завтра утром. Я отсрочил полет на несколько дней.

Ладони Гая покрылись потом, как только он подумал о самолете компании «Эйр Франс».

Чтобы заглушить эту мысль, он залпом опрокинул хорошую порцию скотча.

— Если б мог — ей-богу, на корабле бы поплыл.

Тоби засмеялся:

— По-прежнему боишься летать, да?

— До холодного пота и всего прочего…

Он поставил пустой стакан на стол и направился к выходу.

— Спасибо за вискарь. И за наводку.

— Я посмотрю, какие еще есть ходы, — остановил его Тоби, — у меня сохранились связи внутри страны, авось удастся найти кого-нибудь, чтобы за тобой присмотреть там, во Вьетнаме, ну и за ней тоже. Кстати, а этой-то ночью есть кто на стреме рядом с ней, если что?

— Кореша Пуапонга постерегут ее, они никого к ней не подпустят до самого аэропорта.

— А дальше как?

Гай задержался в дверях:

— Потом мы будем уже в Сайгоне, а там безопаснее.

— В Сайгоне? — Тоби помотал головой. — Зря ты так считаешь.

В клубе «Бонг-бонг» царила страшная толкотня, у сцены шумели пьяные мужчины, пытались хватать руками танцующих девиц с пустыми глазами. Никому не было дела до столика в темном углу, за которым сидели двое.

— Вы меня сильно разочаровали, мистер Си-анг. Я думал, вы профессионал и работа будет выполнена, а выясняется, что женщина до сих пор жива.

От обиды лицо Сианга окаменело. Он не привык к таким промашкам, равно как и к критике. Краснея и радуясь темноте, скрывающей его лицо, он поставил стакан с водочным коктейлем на стол.

— Поверьте, возникла совершенно непредвиденная помеха, тот человек…

— Да-да, американец, мне сказали. Некий мистер Барнард.

Сианг был ошеломлен:

— Вы уже знаете его имя?

— Знать все — это моя работа.

Сианг притронулся к разбитому лицу, и его передернуло. Этот мистер Барнард бьет будь здоров, попадись он ему еще раз — получит за причиненное унижение.

— Завтра женщина улетает в Сайгон, — сказал человек.

— Завтра? — Сианг поматал головой. — Мне не хватит времени.

— У вас есть сегодняшний вечер и ночь.

— Вечер? Это невозможно.

На самом деле предыдущие четыре часа Сианг уже потратил на попытки пробраться к ней, но швейцар, словно сторожевой пес, не смыкал глаз за стойкой с ключами, а консьерж и не думал покидать свой пост у дверей лифта, рассыльный же сновал туда-сюда по залу. Жертва была недосягаема. Сианг хотел было пролезть к ней через балкон, но его план нарушили двое бродяг, расположившихся прямо под ее окном на набережной. Бродяги, хотя и выглядели страшновато, не представляли никакой угрозы для такого человека, как Сианг, и все же он опасался испортить дело очень некрасивой сценой.

Таким образом, его репутация теперь была под угрозой.

— Дело приобретает крайнюю срочность, — сказал человек, — и оно должно быть сделано незамедлительно.

— Но она улетает уже завтра, я не могу дать гарантий.

— Значит, завершите операцию в Сайгоне. Тут или там — но выполнить ее надо.

— Сайгон? Нет, мне туда нельзя.

— Вы поедете под видом участника дипломатической миссии из Таиланда. Скажем, атташе по культурным делам. Я лично позабочусь о необходимых документах.

— На вьетнамском блокпосту очень строгая проверка, мне не удастся ничего провезти…

— Дипломатическая почта отправляется два раза в неделю, следующая отправка через три дня, я посмотрю, что можно переслать из оружия, а до тех пор вам придется действовать по обстоятельствам, подручными средствами.

Сианг погрузился в молчание, раздумывая, каково ему будет снова оказаться на улицах Сайгона.

Он подумал про Шантель, сколько лет прошло с их последней встречи. Злилась ли она на него за то, что он бросил ее там одну? Конечно злилась. Она была злопамятна. Но ему нужно было снова найти путь к ее сердцу. Вряд ли это будет затруднительно. Жизнь во Вьетнаме теперь нелегкая, особенно для женщины, а Шантель любила комфорт, и, если не пожалеть денег на некоторые удобства, от нее можно было добиться чего угодно, душу могла продать за них.

Он хорошо понимал эту женщину.

— Предстоят расходы, — произнес он.

— Я не жадный, и вам это хорошо известно.

Сианг уже соображал, что ему понадобится.

Старая одежда — какие-нибудь поношенные рубашки да выцветшие штаны — чтобы не выделяться в толпе. Сигареты, мыло, бритвы — атрибуты уличного менялы. И разумеется, гостинцы для Шантель…

Он кивнул. Выгодная сделка у него в кармане.

— И последнее, — сказал человек, вставая из-за стола.

— Слушаю вас.

— Похоже, в дело вмешались посторонние. Компания, возможно. Этого зверя лучше не будить. Посему я попрошу вас, как можно меньше крови. Чтобы никто, кроме женщины, не был затронут. Никто.

— Я вас понял.

Человек ушел, и Сианг остался сидеть в углу, наедине со своими размышлениями. Он вспоминал Сайгон. Неужели уже пятнадцать лет прошло? Последние воспоминания о городе предстали в виде лиц полных ужаса, какие-то руки, проскакивающие через дверь вертолета, рокочущие лопасти пропеллера, облака пыли от обваливающихся крыш домов.

Сианг сделал большой глоток коктейля и поднялся, чтобы уйти. В этот же момент раздались хлопки и свист в толпе у сцены. Свет прожектора освещал загорелую девицу в неглиже, бедра которой обвивал восьмифутовый удав. Дрожь прошла по телу девушки, когда змея заскользила по ней вниз между ног.

Мужчины громко выражали восторг. Сианг оскалился. Ах, старый добрый клуб «Бонг-бонг», всегда здесь увидишь что-нибудь новенькое.

Сайгон

Стоя в саду на крыше отеля «Рекс», Вилли наблюдала столпотворение велосипедов на перекрестке улиц Лe-Лой и Нгуен-Хью. Казалось, еще чуть-чуть и столкновения не избежать.

Велосипедисты на полном ходу неслись по улице, не обращая никакого внимания на отчаянного пешехода, в одиночестве преодолевающего опасный отрезок. Вилли так болела за бедолагу, что до нее едва доходил голос правительственного гида.

— А завтра мы отвезем вас на машине в Национальный дворец, где, купаясь в роскоши, восседало марионеточное правительство; затем мы поедем в Музей истории, где вы узнаете о борьбе нашего народа против китайских и французских империалистов. А на следующий день вы попадете на лакокрасочную фабрику, где сможете приобрести множество замечательных сувениров. Затем…

— Мистер Айнх, — вздохнула Вилли и, наконец, повернулась к гиду, — все это, конечно, звучит очень заманчиво, весь этот ваш план посещений, но вам не приходило в голову, что у меня могут быть и свои дела?

Айнх моргнул. Он был тонким как спичка, но его лицо при этом дышало ангельским здоровьем и было немного совиным из-за толстых очков.

— Мисс Мэйтленд, — в голосе его звучала обида, — я организовал для вас личное авто, а также изысканную трапезу.

— Я вам очень признательна, но…

— Неужели вы не удовлетворены вашей программой экскурсий?

— Вы знаете, откровенно говоря, меня не волнуют экскурсии. Я приехала узнать что-нибудь о моем отце.

— Но ведь вы оплатили тур, и мы обязаны вам его предоставить!

— Я заплатила за тур, чтобы получить визу, и теперь, когда я здесь, мне нужно встретиться с нужными людьми, ведь вы можете мне устроить такие встречи, не так ли?

Айнх нервно замялся.

— О, это же так хлопотно… Я не могу знать, как это сделать… то есть это не в моем… — Он совсем замялся и смолк.

— Прошли месяцы с тех пор, как я написала вашему правительству о моем отце, мне ничего не ответили… Если бы вы только могли устроить мне запись на беседу…

— Сколько именно прошло месяцев со времени вашего запроса?

— По меньшей мере шесть.

— Вы нетерпеливы. Нельзя ожидать, чтобы сразу все получилось.

— Вот тут вы правы, — вздохнула она.

— Кроме того, вы же написали в министерство иностранных дел, а я не имею к нему никакого отношения, я работаю в министерстве туризма.

— И эти ваши два министерства одно с другим не сотрудничают?

— То, другое, находится в другом здании.

— Ну, раз так, то, если это не отяготит вас, может быть, вы меня проведете в то, другое?

Он обратил к ней опрокинутое лицо:

— Но кто же тогда будет вести экскурсии?

— Мистер Айнх, — сказала она сквозь зубы, — экскурсии отменяются.

Печать сильнейшей головной боли легла на лицо Айнха. Вилли едва не испытала чувство жалости, когда он обескураженно зашагал прочь по крыше-саду. Она могла себе представить, через какие заросли бюрократии ему придется продираться, чтобы удовлетворить ее просьбу.

Ей уже посчастливилось убедиться в том, как здесь работала система, а вернее, как она не работала. Целых три часа она провела сегодня в жуткой духоте в аэропорту Тон Сон Нхут, улаживая бесконечную волокиту с чиновниками из отдела иммиграции.

По террасе пробежал ветерок, в первый раз за все время начиная с самого полудня, и, хотя она приняла душ всего час назад, одежда уже была мокрой от пота. Утонув в кресле, она стала мечтательно взирать на полоску неба над Сайгоном, которую закат окрасил в смесь золота и пыли. Должно быть, когда-то это был цветущий город с аккуратно озелененными бульварами и уличными кафе, в которых можно было провести хоть целый вечер попивая кофе. Но после того как город сдался Северу, прежде пьяный от достатка, он скатился в бездну разорения. Всюду бросались в глаза признаки загнивания, от облупившейся штукатурки на колониальных зданиях французского происхождения до каменных скелетов навсегда заброшенных строек. Следы заброшенности были даже на отеле «Рекс», весьма солидном для этих мест. Каменный пол потрескался, а в пруду словно палые листья плавали безжизненные карпы. Бассейн на крыше ядовито зазеленел. Одинокий русский турист сидел на краю бассейна, опустив ноги в мутную воду, словно бы колеблясь, искупаться ему или нет.

Вилли подумала, что было что-то общее между непроглядной этой мутной водой и тем положением, в которое она попала.

«И что теперь? — подумала она устало. — Ведь мне одной не справиться, мне нужна помощь, нужен кто-то, нужен…»

— Я вижу, у кого-то опустились руки?

Она подняла голову и увидела загорелое лицо Барнарда на фоне заката. Мгновенный прилив радости при виде знакомого лица, пусть даже этого, лишь продемонстрировал, насколько беспросветным было отчаяние, в которое она погрузилась. Он одарил ее улыбкой, которая могла бы растопить айсберг.

— Добро пожаловать в Сайгон, столицу разрушенных мечт. Как поживаешь, дружок?

— Ты еще спрашиваешь? — выдохнула она.

— Не-а. Я через это прошел, по себе знаю, что это такое — носишься как угорелый, вымаливаешь, чтобы поставили печать на очередной жалкий клочок бумажки. В этой стране бюрократию усовершенствовали до вида искусства.

— Очень утешает.

— Тебе пива взять?

Она испытующе поглядела на знакомое лицо, стараясь разгадать подоплеку его улыбки и подозревая самое худшее. А он, пользуясь ее растерянностью, крикнул, чтобы принесли два пива, и по-свойски рухнул на стул, направляя в ее сторону поток развязной веселости.

— Я думала, ты раньше среды не появишься в Сайгоне.

— Планы изменились.

— Так взяли и изменились?

— Я легок на подъем, это одно из моих достоинств.

Потом печальным голосом добавил:

— А может быть, и единственное…

Официант принес две заиндевевшие бутылки «Хайнекена», и только после того, как он удалился, Гай заговорил:

— Пришла еще партия останков из Дак-То.

— Без вести пропавшие?

— Это мне и предстоит выяснить. Я знал, что мне понадобится еще несколько дней, чтобы обследовать кости. Да к тому же, — он отхлебнул из бутылки, — мне стало скучно в Бангкоке.

— Ну да, конечно…

— Да нет, точно тебе говорю, захотелось сменить обстановку.

— Ты покинул жемчужину Востока ради горстки трупов?

— Веришь или нет, я ответственно отношусь к своей работе.

Он поставил бутылку на стол.

— Так или иначе, теперь я здесь, а раз так, то мог бы помочь тебе в чем-нибудь, ведь, наверное, нужна какая-то помощь, да?

Что-то подействовало ей на нервы, может, эта твердолобая самоуверенность, эта сияющая самонадеянная улыбочка.

— У меня все в порядке, — сказала она.

— Ах вот как? И когда же ты идешь на первый прием к властям?

— Этим уже занимаются.

— Чем — этим?

— Не знаю, мистер Айнх взял дело в свои руки и…

— Мистер Айнх? Ты имеешь в виду своего гида? — Он зашелся от смеха.

— И что же в этом такого смешного?

— Ты права, — подавил он приступ хохота, — это совсем не смешно, это очень грустно. Хочешь, я сыграю роль пророка и предскажу тебе будущее? В деталях могу тебе рассказать, что будет дальше. Первым делом, с утра он явится к тебе с виноватым лицом.

— Почему же это с виноватым?

— Потому что он скажет тебе, что министерство сегодня закрыто, что как-никак сегодня великий день, выходной, 18 июля.

— А что великого в 18 июля?

— Да это не важно, что-нибудь придумает. А потом спросит тебя, не желаешь ли ты в таком случае осмотреть фабрику лакокрасочных изделий, где можно приобрести немало замечательных сувениров на память.

И тут засмеялась она. Именно так сказал мистер Айнх, слово в слово!

— На другой же день будет придумана еще какая-нибудь причина, объясняющая, почему не работает министерство, которое, к примеру, охвачено свиным гриппом, ну или вдруг их постигла острая нехватка ластиков. Но зато вы можете поехать в Национальный дворец!

Она перестала смеяться.

— Кажется, я понимаю теперь…

— И дело вовсе не в том, что твой поводырь нарочно будет срывать твои планы, нет. Просто он отлично знает, что ему не справиться с бюрократами и все, что ему остается, — это выполнить свои скромные обязанности, а именно быть твоим гидом и строчить невинные отчеты о пребывании в стране туристки-обаяшки. Не жди от него ничего сверх положенного. Поверь, он уже делает больше, чем ему за это платят.

— Но я и сама не ребенок, пойду да пробьюсь куда мне надо.

— Ну да, а куда ты пойдешь-то? Где они, эти места, находятся, куда тебе надо пойти? И волшебного слова, опять же, не знаешь.

— Что-то у тебя, Гай, не страна, а какая-то комната смеха получается.

— Слово смех здесь не подходит.

— А какое же слово тут подходит?

— Бардак.

Он указал туда, где на улице сгрудились в беспорядочную кучу пешеходы и велосипеды:

— Видишь это? Вот так здесь работают власти — каждый за себя. Министерства стараются обставить другие министерства, районы — другие районы. Любой мелкий чинуша стоит горой за свое болото, и всякий боится сделать шаг в сторону без дозволения сверху. — Он помотал головой. — Система не для слабонервных.

— Ну, я себя слабонервной никогда не считала.

— А ты сначала посиди часов пять в какой-нибудь приемной каморке, пока уже невтерпеж будет, а ближайший туалет в заднице у нег…

— Я поняла.

— Действительно поняла?

— Ну а что ты предлагаешь мне делать?

Он улыбнулся и откинулся на стуле.

— Прими меня во внимание. У меня есть знакомства в разных местах, конечно, не в министерстве иностранных дел, врать не буду, но все же такие, которые могут помочь.

«Ему что-то нужно от меня, — подумала она. — Но что?» Хотя он смотрел уверенно, она уловила в его осанке что-то нетерпеливое, в его глазах читалось скрытое ожидание чего-то.

— Откуда такое острое желание мне помочь?

Он пожал плечами:

— А почему бы нет?

— Это не ответ.

— А как насчет того, что глубоко в душе я по-прежнему один из тех бойскаутов, которые переводят бабушек через дорогу, такой вот хороший мальчик.

— А как насчет того, что ты мне сейчас скажешь всю правду?

— Ты всегда с таким недоверием относилась к мужчинам?

— Всегда, не увиливай в сторону.

Он помолчал какое-то время, барабаня пальцами по пивной бутылке.

— Ну хорошо, — признался он, — я немного присочинил, я никогда не был бойскаутом, но действительно хочу тебе помочь, и от этих слов не отказываюсь.

Она не проронила ни слова, но в ее молчании, во всем ее виде читалось недоверие к нему.

Но почему? Почему, когда он был так искренен в своей заботе? Что сделало ее такой подозрительной? Слишком много шишек набила в жизни? Слишком много лжи пришлось вытерпеть от мужчин?

«Ну что ж, держись, крошка, я не лучше других», — подумал он с тенью презрения к себе, но тут же отогнал это неприятное чувство — слишком высоки были ставки в этой игре, чтобы теперь мучиться угрызениями совести, да еще в его возрасте. Теперь он готовился сказать очередную ложь. Он часто в последнее время прибегал ко лжи. Хотя легче его жизнь от этого не стала.

— Твоя правда, — сказал он, — я вовсе не по велению сердца всем этим занимаюсь.

Она явно ничуть не была удивлена, и это было Гаю досадно.

— И какую же награду ты ждешь? — спросила она, не сводя с него пристального взгляда. — Деньги? — Она сделала паузу. — Секс?

Последнее слово было брошено так просто, что по животу у него пробежал холодок.

Не то чтобы он ни разу не думал об этой стороне дела. Думал, и много раз, с тех самых пор, как она ему встретилась. И теперь, когда она сидит вот так, в нескольких шагах от него, не сводя с него немигающего взгляда, так трудно было удержать полет воображения. Хотя в голове у него и пробежала мысль добавить к сделке немного секса, он тут же отогнал ее — это было бы уже вовсе подлостью. Он не спеша дотянулся до бутылки. От пива уже не отдавало морозом.

— Нет, — произнес он, — секс в мои планы не входит.

— Понятно, — она закусила губу, — тогда остаются деньги.

Он кивнул.

— Должна тебе сказать, у меня денег нет. По крайней мере, про твою честь.

— Я не о твоих деньгах говорю.

— А о чьих же?

Он выдержал паузу, чтобы придать своим словам вкрадчивости. Теперь фразы едва срывались с его языка.

— Ты когда-нибудь слыхала о «Эриал груп»?

— Нет, никогда.

— Я тоже нет. До того дня, когда две недели назад со мной связались два представителя оттуда. Представляют они организацию ветеранов, занимающуюся поисками и возвращением на родину без вести пропавших, живых без вести пропавших. Готовы прибегнуть к любым средствам, хоть Рэмбо заслать.

— Понятно, — сказала она, поджав губы, — кажется, речь идет о шизанутых на подпольных операциях.

— Я тоже так сначала подумал и даже чуть не выставил их за дверь, а они возьми да и всучи мне банковский чек, и сумма на нем вполне кругленькая. Двадцать тысяч, как они сказали, «на расходы».

Конец ознакомительного фрагмента.