Демоны на привязи

Тигра Белая, 2018

Избранной быть нелегко. Волколаки пытаются съесть, ифриты сжечь, а два демона, которые должны защищать, как-то уж слишком двусмысленно облизываются. Как выбраться из этой сказки?! А то она какая-то слишком для взрослых… кровавая и откровенная. Москва, Камчатка, на деревне у дедушки. Никаких иных миров. Все демоны уже здесь, а также домовые, эльфы и прочие сказочные твари. В оформлении обложки использована фотография автора chaletgirl «Fashion model with make up and snake. Perfect skin, brunette hair» с сайта shutterstock.

Глава 1. Это черезЧур

«И были прокляты двое из двенадцати за свои злодеяния. В наказание первого погрузили в вечный сон. Кара второго была во сто крат тягостнее, суждено было ему пребывать в одиночестве стеклянного лабиринта тысячу лет».

Отшельник. Из сказаний о Двенадцати

Уже второй день живу в одиночестве в деревенском доме, оставшемся в наследство от прабабушки по материнской линии. Эта старая развалюха по какому-то недоразумению считается нашей семейной дачей, со всеми прилагающимися к этому понятию садами и огородами. А что мне еще остается делать? Ведь у меня отпуск! Вынужденный, но об этом позже. Эта дача в Подмосковье — единственный вариант. С моей профессией много денег не заработать, во всяком случае, пока ты никому не известный аспирант.

Помню, как, узнав о моем выборе специализации «Религиоведение», мама воскликнула: «Арина, одумайся! Кому это сейчас нужно? Кем ты будешь потом работать?» Но я решила твердо. Отец неожиданно меня поддержал: «Отстань от дочери, дай ей набить свои собственные шишки. Не понравится — заново поступит или получит второе высшее». Мой разумный папа, я была так благодарна! Но не передумала. Меня завораживала и манила эта информация о сходстве и различии в верованиях разных народов.

Я еще не знаю, что делать дальше. С ительменами, с аспирантурой, с исследованиями. До слез обидно, что Эдуард Михайлович так поступил со мной. Не понимаю. Зачем было выставлять меня из проекта? Решила не забивать этими вопросами себе голову хотя бы до конца месяца. У меня есть свои собственные наработки. Вот ими и буду заниматься.

С утра так увлеклась найденной на чердаке книжкой без обложки, что даже поленилась обед сварить. Нужно хотя бы об ужине позаботиться. Режу овощи на салат и напеваю под нос мелодию без слов.

— Вот же шь!

Порезалась. Нож в крови, капли крови на ломтиках салата, и даже на полу брызги. Нахожу аптечку в соседней комнате и с удивлением обнаруживаю, что кровь уже остановилась и свернулась. У страха глаза велики. Всего лишь царапина, даже пластырь не понадобился. Возвращаюсь на кухню и обнаруживаю там котенка. Черный лохматый зверек урчит, вылизывая деревянные доски пола. При моем появлении нехотя отрывается от своего занятия. Оно не котенок! Не бывает у кошек таких зубов. Больших, острых, страшных.

Это все из-за крови. У меня кровь Избранной, которая может освобождать всяких запертых существ! Откуда я это знаю? Да произошел один случай на Камчатке пару недель назад. Я почти убедила себя, что это был сон. Иногда у меня очень хорошо получается врать самой себе. Но об этом тоже позже.

— Ты кто? — Нельзя сказать, что спрашиваю это совершенно бесстрашно, но голос не дрожит. Какая я молодец!

Лохматый гость старательно обнюхивает пол, на котором больше не осталось капель крови, и недовольно фыркает. Впивается в меня голодным взглядом, ощерив полный ряд острых зубов. Отступаю, а существо не спеша крадется следом за мной. Ох, оно облизывается! Не нравится мне этот явно гастрономический интерес. Арина, думай! Ты же знаешь все мифы и сказки. Кто это и как от него обороняться? Просто пнуть? Эти зубки мой тапок прокусят и не заметят преграды. Может быть, поможет серебро? Железо? Святая вода?

Существо припадает к полу, готовясь к прыжку…

— Чур меня! Чур! — Машу руками, стараясь защитить лицо. Мой крик застает существо врасплох. Оно валится на пол на середине прыжка, недовольно фырчит, сворачивается мохнатым клубком.

— Ну зачем так орать?!

Там, где только что был спутанный клубок черной шерсти, теперь стоит маленький человечек с всклокоченной бородой, глаза его отливают фосфоресцирующим зеленым. Существо только отдаленно напоминает человека: росточком оно мне по колено, острые ушки с кисточками шерсти. Одето оно в длиннополую рубашку из неотбеленной холстины, подпоясанную бечевой.

— Кто ты? — решаюсь спросить еще раз, видя, что, став человекообразным, существо передумало нападать.

— Чур я, чур, сама позвала. Домовой. Пра-пра-пра-много-пра-дед твой.

— Пра-пра-пра-пра?.. — меня заедает на очередном «пра», а человечек усмехается.

— Чуром зови или дедушкой. Эх, силы почти не осталось, совсем малым духом стал! Разум почти потерял. А тут кровь твоя. Разбудила.

— Ты что, под половицей спал?

— Зачем под половицей? За печкой я спал. Уже лет семьдесят, посчитай, не выходил оттуда. А тут чую, запах разнесся сладостный, силой веет. Как тут не выйти?

Понятно, что ничего не понятно.

— А на меня почему напал и почему остановился?

— Так ведь сила. — Человечек делает вид, что смущается, но продолжает говорить, посматривая на меня и облизываясь, точно кот, углядевший крынку со сметаной: — Кровь и плоть твоя дает силу великую. Смогу не просто домовым быть, а лешим стать или водяным. Русалок гонять буду.

Вид у моего собеседника становится мечтательным. А я потихоньку начинаю смиряться с тем, что, возможно, все, вот действительно все легенды и сказки имеют под собой реальные прототипы. Этак выяснится, что бог существует!

— А почему остановился? — переспрашиваю еще раз, так как домовой не спешит делиться этой очень ценной информацией.

— Так ведь пращур я твой… — Он горестно вздыхает, явно сожалея об этом. Оглаживает бороду, пытаясь придать ей менее всклокоченный вид, и, помедлив еще немного, продолжает: — Ты меня позвала, признавая родство. А потомков своих я обижать не могу. Вот и не съел тебя.

— Почему поедание меня дает какое-то могущество? — пытаюсь добиться от лохматого пращура более внятного ответа и не поддаваться на паническое: «Он меня сожрать хотел!»

— С людьми такое бывает иногда… — Домовой опять медлит с ответом. Хотя то, что я не такая уж уникальная, радует.

— Чур!

— Тебя благословили и прокляли одновременно. Ты теперь Избранная. Жертва. Больше не знаю ничего. Просто такое с людьми бывает. Наказание и награда одновременно. Ты что-то сделала? — В домовом просыпается любопытство.

— Кажется, я освободила какого-то кролика и его друга в виде змейки, — говорю я, понимая, что больше «Избранности» неоткуда взяться. Вот же пушистый длинноухий гад! Мог бы хоть упомянуть о жертвах и силе!

— Ах-ха! Моя прапраправнучка освободила Десятого и Двенадцатого!

— Чур? — Ограничиваюсь только одним словом, хоть так и тянет спросить: «А что такого смешного-то?»

— Что «чур»? Разчуркалась тут! Натворила-то делов, кто разгребать будет? Тебя-то сейчас быстренько съедят, а нам в этом хаосе дальше жить! Хоть ты и мой потомок, но последыш какой-то! Дура набитая, честное слово! Выродился род, совсем выродился! — Домовой стоит подбоченившись, смотрит на меня с вызовом.

Возмущаться сил нет, в голове заезженной пластинкой повторяются слова: «Тебя-то сейчас быстренько съедят». Очень уверенно чур это сказал, как аксиому, без тени сомнения.

— Что же мне теперь делать? — задаю я вопрос скорее самой себе, чем домовому, но неожиданно получаю ответ.

— Что хоть в награду получила-то? Наверняка глупость какую-нибудь пожелала, а демоны тебя и облапошили. Награду надо с умом требовать, подумавши!

— Я не успела…

— Ах-ха-ха! — Домовой заливается смехом пуще прежнего, а потом вдруг останавливается и серьезно смотрит на меня: — Помогу тебе, последыш. Все-таки родная кровь. Ты только как надо попроси меня.

— Как в сказке? В баньке искупать, накормить, а только потом разговаривать? — деловито интересуюсь, чур благожелательно кивает. Эту сказку я знаю. За дело. Где там у меня ведра и березовый веник?

Через час на пороге кухни появляется чисто вымытый, причесанный домовой. Он теребит красный шнурок пояса и выглядит чрезвычайно довольным. И совершенно не страшным. Просто маленький опрятный старичок. Ну и что, что уши острые и волосатые. У каждого свои недостатки.

— Откушайте, пожалуйста, не побрезгуйте! — Протягиваю ему миску с молоком и сухариками. Ультрапастеризация — это мое спасение. Старый холодильник давно не морозит и годится только на то, чтобы служить шкафом.

— За печку поставь, — распоряжается домовой и сам скрывается в указанном направлении. Я аккуратно ставлю миску на пол, задвигаю ее за старинную печь. Мохнатая лапа касается моей руки, вырывая подношение, тут же раздается чавканье и сербанье. Не малова-то ли я ему молока налила? Через несколько минут довольный чур выходит, вытирая белое с усов и бороды.

— Совет тебе дам, внученька, а ты сама решай, что с ним делать. Те, кого ты освободила, считаются демонами. Десятый и Двенадцатый. Заточили Кролика и Змея полтысячелетия назад в наказание. Срок не истек, и поэтому ты теперь Избранная, дарующая силу. Мы тебя носом чуем! Запах твоей свежей пролитой крови на открытом пространстве до полверсты расходится. Удивляюсь, что кроме меня никто не пришел. — Домовой задумывается, почесывая острое мохнатое ухо, а потом продолжает: — Хотя это ж мой дом, моя вотчина, я ее заговаривал. Мелкая нечисть не сунется, а крупного тут не водится.

— Спасибо, чур. — Я не могу скрыть разочарования. Все эти усилия только для того, чтобы узнать, что моя кровь — лучшая приманка?

— Что за молодежь пошла, никакого уважения! Ни выслушают до конца, ни печеного яблочка не предложат!

— Испеку я тебе яблок! Говори только! — поддаюсь я на вымогательства домового.

— Так вот, совет такой. Попроси в награду от демонов защиту. Заклинаешь их именем, высказываешь просьбу и обязательно добавляешь «желаю». Только думай, последыш, прежде чем молвить. Если смогут демоны извратить твои слова, они так и сделают!

— Хороший совет, дедушка, спасибо. — Я кланяюсь. Спина не отсохнет, а домовой действительно полезный совет мне дал.

— Ну дура ж все-таки, как такая уродилась и смогла до таких лет дожить! — опять ругается домовой. — Спасибо она говорит! Нет бы сказать: «Дедушка чур, а как мне вызвать демона, чтобы награду у него испросить?»

Чувствую, как меня заливает краской стыда. Прав ведь домовой! Я уже начала придумывать желание и формулировки, а как и кому их высказывать буду — совершенно не приняла во внимание. Повторяю слово в слово про «дедушку чура». Старичок усмехается в бороду.

— Не безнадежные у меня потомки, радует! Про оберег пятиконечный знаешь? Их еще вроде «пятнограммами» кличут. Чертишь мелом, а лучше ножом на полу или земле, читаешь заклинание призыва. И демон там сидит, пока ты свою награду не получишь. Только с демоном не ошибись!

— А ты какие яблочки больше любишь, дедушка, сладкие или кислые? — пытаюсь поддерживать правила игры домового. «Пятнограммы» — это пентаграммы, судя по всему.

— Краснобоких сладких запеки. Записывай, что стоишь? Или память хорошая?

Есть у меня верности печать,

никто эту печать не сможет взять:

ни руками, ни заговорными словами,

ни отворотным заклятьем,

ни триязыким проклятьем,

ни седым дедом, ни хитрым ведом,

ни ведуницей, ни злой колдуницей,

ни шаманом, ни хитрым обманом,

ни ясными очами,

ни черными кудрями,

ни белой грудью,

ни Адамовым садом,

ни передом, ни задом.

Явись ко мне, (укажи имя)!

— Записала? Что теперь надо сказать? — Домовой хитро щурится, поглаживая бородку.

— Как демонов зовут?

— Молодец, потомок, так и надо! — Старичок откровенно смеется, но, видно, доволен моим ответом. — Десятый и Двенадцатый, я же уже говорил. Но ты права. Так их не дозовешься, надо на мертвом языке звать. Сам-то я запамятовал. Разузнать тебе придется.

У меня есть большое подозрение, что он знает их имена, но решил не подсказывать, чтобы мне жизнь медом не казалось. Да какой мед! На меня тут вся нечисть охоту открыла!

— Спасибо, дедушка, за науку.

— Про яблоки не запамятуй, — бурчит чур, скрываясь за печкой.

Мертвый язык — это, наверное, латынь. Эх, придется в город выбираться, в этой деревне и телефон с трудом ловит, а об интернете и речи не идет. И тут я вспоминаю разговор в лабиринте: «Как Децимус тебя нашел?» Слово «Децимус» звучит вполне подходящим для имени на латыни. Рискнуть? Или выбраться в город, где меня всякая нечисть почуять может и съесть?

Через пару часов я черчу ножом на полу в гостиной пятиконечную звезду, вершины которой соединены между собой через одну. Не зря меня мама таким образом учила звездочки рисовать! Проговариваю вслух записанные на бумажке слова.

— Явись ко мне, Децимус!

Голый парень с клочьями пены в мокрых волосах, появившийся посреди комнаты, удивляется, кажется, больше меня. А где кролик?