Шестая брамфатура. Или Сфирот Турхельшнауба

Тимофей Ковальков

Москву атакует новый вирус. Злоумышленники выводят на острова Вануату огромные суммы с помощью коня. Герой, угнетенный семейным конфликтом и угрозой ареста, сбегает в Паттайю. Но судьба неумолимо ведет его в подземелье, скрывающее страшную тайну. Книга содержит нецензурную брань.

Стекание струй

— Какое счастье, что я не сменила фамилию! — эта коронная фраза неизменно служила сигналом к началу семейной сцены.

Веня стоял на пороге — промокший, пахнущий коньяком, мочой и чужой женщиной. В руках болталась бесполезная связка ключей. Пока он дрожащими пальцами пытался попасть ключом в замочную скважину, Капитолина открыла дверь изнутри. Она появилась на пороге в халате, небрежно наброшенном на голое тело. Привлекательная, даже вызывающая желание, несмотря на очевидную нелепость момента. Наверное, вскочила с постели, услышав царапанье у входной двери. В её взгляде не читалось ни тени сочувствия.

— Кого ты на этот раз соблазнил, мразь? Отвечай! Мне осточертели твои бесконечные любовницы. Сколько ты выпил?

Про бесконечных любовниц это, конечно, преувеличение. Да, сегодня он был на волосок от измены, но ничего не вышло. Проклятое стеснение, преследующее с детства, снова победило. Панический страх перед незнакомым женским телом зародился в тот момент, когда незабвенная тётя Рива из Черкасс застала его голым с журналом женской моды в руках. Ему тогда едва исполнилось тринадцать. Он до сих пор старался избегать воспоминаний о том унизительном эпизоде. Психическая травма осталась на всю жизнь.

— Что ты молчишь как партизан? А ну-ка иди на свет!

Капитолина схватила его за рукав и потащила в прихожую, как телёнка на убой. Внимательно всмотрелась в лицо, принюхалась. Её тонкие выразительные черты исказились, выражая целую гамму эмоций: отвращение, любопытство, страдание и даже моральное превосходство. Ещё бы, ведь в юности Капитолина подрабатывала актрисой в детском театре, играя добрых фей и сказочных лошадей. Но сейчас не пахло ни сказкой, ни добротой — надвигалась буря.

— Не смей трогать меня!

Она резко сбросила его руку со своей шеи. Халат распахнулся, обнажив низкую, правильной формы грудь, стройную, чуть полную в бедре ногу и живот с заметным шрамом от операции. На нервах ей никак не удавалось справиться с поясом и как следует запахнуться. Веня отвёл глаза, опустив взгляд на свои мокрые брюки. Со штанин стекали грязные струйки воды, оставляя лужи на кафеле.

— Что ты сопишь? Сколько выжрал? Литр? Несёт, как из бочки! На кого я потратила лучшие годы! Почему ты весь мокрый и грязный? В канаве валялся? Ты что, блевал?

Её тонкие влажные губы дрожали, слегка обнажая ровные зубы с острыми, как у вампирши, клыками. Обычно, в минуты близости, эти клыки впивались ему в плечо. Только во время оргазма тревожный ум Капитолины отключался, уступая место редким моментам спокойствия. Но сейчас из её уст сыпались лишь колкости.

Веня мог ответить только тяжёлым мычанием. Да, он блевал, а сколько выпил — разве упомнишь? Да и какая теперь разница?

— Вот мразь! Кого на тот раз ты затащил в постель? Весь отдел перетрахал? Под дождем, что ли, развлекались? Романтик хренов. Надеюсь, на этот раз хоть с ровесницей связался.

Капитолину ужасно беспокоил возраст любовниц мужа, а затем уже количество выпитого. Она ценила точность, вычисляя по сложной формуле степень его вины. Нет, скорее степень презрения, с которой она обрушит на голову супруга. Сегодня формула давала сбой. Он сходил на корпоратив, не предупредив, и вернулся «на рогах» в пять утра. Тонкие брови супруги, выведенные косметологом в идеальную дугу, тщетно пытались нахмуриться, словно сопротивляясь эмоциям.

— Марш на кухню, сволочь! Опохмеляйся, если хочешь. На этот раз ты доигрался, я собираю вещи и уезжаю к отцу на дачу. Живи один, раз тебе дороги твои адюльтеры и алкоголь. Мне тридцать семь лет! Надоело играть роль мамочки и психиатра в одном лице. Утешать тебя после работы, лечить психозы, подставлять своё тело как кукла. А ты вечно заявляешься среди ночи и тебя тянет с новенького на старое для контраста.

Упоминание возраста означало, что дело дрянь. Ничего сейчас не изменишь, хоть башкой треснись о стену. На всякий случай Веня всё-таки стукнулся лбом о дверь. Несильно — самобичевание в этом доме не прощалось. Затем он зашёл на кухню, достал из морозилки бутылку, выпил полстакана ледяной водки и заперся в ванной. Пока он принимал душ, Капитолина собрала вещи и постучала в дверь.

— Я ухожу, алкаш. Тебе повестка, кстати, пришла. Доигрался со своими схемами, разбирайся теперь сам. Если посадят — поделом. Моцарта и Сальери не забудь покормить. Пока!

Два прелестных котика отвлекали супругу от мыслей о неудачном браке и нерожденных детях. Моцарт — белый игривый пушистик, Сальери — чёрный прожорливый жирдяй. Когда Веня выбрался из ванной, жены и след простыл. Только халат валялся в белом кожаном кресле. Он глянул в повестку: «Гражданин В. Турхельшнауб вызывается в Следственный отдел для допроса в качестве свидетеля по делу о превышении полномочий».

Веня накапал валокордина в рюмку, выпил и завалился в смятую кровать. Запах духов супруги ударил в нос. Он закутался с головой одеялом, представил себя полярным лётчиком, потерпевшим крушение в Ледовитом океане, и быстро уснул. Ближе к вечеру проснулся с головной болью, сварил куриный суп, попробовал дозвониться жене. Капитолина предсказуемо не брала трубку. За окном в темноте третьи сутки шёл ледяной дождь.

Вскипело отвращение к себе. В мозгу гудел внутренний диалог. Словно два актёра сводили счёты, играя в бесконечном сериале. Вдобавок душило чувство вины. Что бы там ни думала Капитолина, на корпоратив он идти категорически не хотел. Проклятая работа и без того вытягивала жизненные соки. Ни малейшего желания видеть коллег в неформальной обстановке не возникало.

Однако пойти пришлось. Вене прозрачно намекнули, что начальство желает его видеть. Якобы сам Витопластунский не прочь побеседовать. И Веня, сдерживая отвращение, явился на праздник с перекошенным лицом. Простоял весь вечер у бара, подбадривая себя напитками.

Позже он зашёл в туалет, посмотрелся в зеркало и ужаснулся собственной внешности. Мятая рубашка топорщилась на выпуклом животике. Под глазами надулись мешочки. Печальные мальчишеские глаза поражали наивностью, а копна непослушных кудрявых волос намекала на отнюдь не славянские гены. С горя Веня нализался в хлам. А когда пришла пора встретиться с шефом, едва дошёл до кабинета без посторонней помощи — двигался по стеночке.

По иронии судьбы шеф хотел обрадовать упрямого сотрудника повышением по службе. Два или три протокола кредитного комитета ждали подписи. В сделках имел кровный интерес акционер банка по фамилии Боговепрь. Злополучные бумажки несли за собой определённые риски, да по рангу Вене не полагалось их визировать. Речь шла о банальном выводе активов в офшорную зону на острова Вануату. А вот если бы господина Турхельшнауба приподняли на ступеньку по служебной лестнице, тогда всё встало бы на свои места. К тому же Веня в прошлом месяце проявил лояльность и кое-что подмахнул. Поэтому теперь и валялась у него дома смятая повестка.

Когда Веня робко протиснулся в дверь кабинета, Витопластунский сидел в кожаном кресле за необъятным столом и курил сигару. А у окна в свободной позе расположился лысый, загорелый господин в белой дорогой рубашке. Господин этот поглаживал кукольной ручкой живот и плотоядно улыбался. Веня догадался, что перед ним легендарный казнокрад Боговепрь.

— Здравствуйте, вызывали? — спросил Веня.

— Заходите, заходите, Вениамин, мы вас с нетерпением поджидаем.

Витопластунский от барских щедрот налил полный бокал коньяка и протянул подчинённому. Веня послушно выпил. Дальше наступил зловещий провал в памяти.

Очнулся он под утро, на подземной парковке, на заднем сиденье собственного автомобиля. Сначала не поверил своим глазам: на его коленях крутилось обнажённое, влажное от пота женское тело. Присмотревшись, он узнал сотрудницу своего отдела — Наталью Поперхон. Она издавала стоны и шептала слова, которые женатый мужчина вряд ли хотел бы услышать:

— Ко мне переедешь, дочку родим. Крохотную такую, будет бегать и кричать: «Папа, папа…»

Веня чуть не закричал: «Мама, мама!» От дыхания партнерши его едва не стошнило — перегар был настолько плотным, что его могла выработать только очень здоровая самка, вливающая в себя сладкие ликеры целую ночь подряд. К запаху перегара примешивался приторный аромат парфюма и резкий дух женских секреций.

Трахать собственную сотрудницу в автомобиле — акт настолько низкопробный, что остатки самоуважения в нем начали испаряться. Накатила тошнота. Оттолкнув партнёршу, Веня открыл дверцу, вывалился из машины, добежал до тёмного угла парковки и с облегчением вылил из себя накопившееся за ночь безобразие.

Пошатываясь, он вышел на улицу, пытаясь поймать такси, но водители гнали мимо, обдавая брюки соляной жижей. Ледяной дождь лил прямо макушку, вызывая тупую боль в черепе. Мочевой пузырь разрывался, но подходящего укрытия не попадалось. Плюнув на приличия, он полез к фонарному столбу через сугроб и провалился по колено в коричневую жижу. Вот и все приключения.

Помучив себя угрызениями совести и опустошив кастрюлю жирного куриного супа, Веня снова лёг спать. Снились ему приятные и отчасти пророческие видения. Будто на двери банка повесили ржавый амбарный замок и табличку «Закрыто на учёт». Веня мчался на скором поезде к морю. Рядом с поездом, в багровом закате, скакала на коне обнажённая всадница с такой великолепной грудью, что даже образ тёти Ривы из Черкасс мерк.