Шестая брамфатура. Или Сфирот Турхельшнауба

Тимофей Ковальков

Москву атакует новый вирус. Злоумышленники выводят на острова Вануату огромные суммы с помощью коня. Герой, угнетенный семейным конфликтом и угрозой ареста, сбегает в Паттайю. Но судьба неумолимо ведет его в подземелье, скрывающее страшную тайну. Книга содержит нецензурную брань.

«Холодное сердце»

Старинный особняк чудом пережил революцию, войну и последнюю реновацию. При царе здесь обитал никому не известный помещик. В годы советской власти в цокольном этаже обосновался секретный институт. Хмурые люди в серых халатах варили яды, чтобы оперативно решать вопросы с врагами отечества — как в тылу, так и за границей. В лихие девяностые здание приютило кооператив по производству полиэтиленовых мешков для покойников — крайне востребованной продукции в те времена. А после миллениума здесь обосновался модный ресторан под названием «Холодное сердце».

С названием вышел конфуз. Владелец вдохновился старым лозунгом: «Чистые руки, горячее сердце и холодный ум». Однако по недоразумению решил, что руки должны быть горячими от борьбы, ум — кристально чистым, как у буддистов, а сердце — холодным, чтобы не страдать от излишнего сочувствия. Когда ошибка вскрылась, курирующие ресторан чиновники только посмеялись — версия показалась им даже занятной.

Интерьеры заведения поражали аскетизмом с налётом тюремной эстетики. Скамьи и столы сделали из грубо сколоченных досок, тёмные сводчатые потолки навевали ассоциации с пыточным подвалом. Залы освещали керосиновыми лампами, свисающими с потолков на ржавых цепях, а вдоль стен тянулась колючая проволока. У входа, вместо привратников, несли службу часовые в шинелях, с овчарками, надрывно лающими на гостей.

Меню предлагало советскую лагерную классику. Еду и напитки подавали в алюминиевых мисках и кружках. Официантки щеголяли в военной форме сороковых годов — пилотки, толстые хлопчатобумажные колготы и стучащие по полу кирзовые сапоги. Чтобы клиенты лучше проникались атмосферой, персоналу разрешалось грубить: миски швыряли на стол с язвительными замечаниями. Из репродукторов, стилизованных под советские, доносился блатной шансон. Иногда его прерывали сводками с фронта в исполнении актера с голосом Левитана.

Веня заказал чифир, миску квашеной капусты и ломоть краковской колбасы, твёрдой как дерево. Пиво и водку здесь смешивали в кружках, выдавая за фирменный коктейль «Ёрш». Немного оправившись от шока, Веня достал из кармана открытку — настоящую валентинку с розочками и голубями. Надпись обнадёживала: «Не теряйся, влюблённый глупышка». Внизу был указан номер телефона. Помедлив минуту, Веня решительно позвал официантку.

— Что у вас нового в меню?

— Шпырь чебоксарский попробуйте, — улыбнулась официантка. — Старинное охотничье блюдо из сырого фарша кабана.

— Нет, пожалуй, воздержусь. А что-нибудь более традиционное?

— Пожалуйста, яловичина фронтовая, просроченная.

— Почему просроченная?

— Положено по рецепту, так деды в окопах кушали.

— А что-нибудь совсем простое?

— Кровяночка.

— А это что?

— Колбаска из печени с кровью.

— Слушайте, простые блюда имеются?

— Гречневая каша с валуями.

— Ладно, несите.

Грибы вошли в моду. В меню утверждалось следующее: «Гриб валуй — любимая еда патриотов и рыбаков, содержит в спорах начало и конец таблицы Менделеева». Веня позвонил друзьям: Сергееву, который питал слабость к вечеринкам, и работнику культуры Грише Белгруевичу. Оба когда-то учились с ним в институте. В бурные девяностые судьба забросила Сергеева на телевидение, а Белгруевича — в знаменитый НИИ КОРЯГА, учреждение, добившееся успехов в борьбе за чистоту русского языка и, заодно, заработавшее миллиарды на подрядах в сфере городского благоустройства.

Не прошло и получаса, как в зал ввалился Сергеев. Поддерживая репутацию ультраправого радикала, он предпочитал сорочки самых кричащих оттенков. Сегодня его украшала рубашка канареечного цвета. Сергеев присел, налил себе кружку «Ерша» и выпил залпом.

— Ты слышал? — выдохнул он. — Синекура нашего сегодня приняли! В аэропорту схватили. В Лондон смотаться хотел, но не успел. Канал теперь прикрыли.

— За что?

— Да зависть! Рейтинг у нас как член стоял.

— Слушай, а почему ваш канал «3К» называется? Что это вообще значит?

— Да хрен его знает! Главное, злободневные темы берём. Теперь же демократия, Запад критиковать никто не запретит.

— Так что Синекуру вменили?

— Говорят, деньги, что на «традиционные ценности» выделили, испарились. Болтают, он себе семейный склеп отстроил — как у фараона. Но это бред! У него дача скромная, всего три вертолётные площадки. И мрамор розовый, не жёлтый. Основное-то жильё у него в Лондоне.

— Жесть, — флегматично заметил Веня. — А нашего тоже упекли. Да и я сам засветился в мутной сделке. Сегодня к следаку таскали.

— А ваш обалдуй чем провинился? Он же осторожный, сука, как пескарь.

— Банк до санации довёл.

— Дела. Надо выпить. Почём тут пиво? — Сергеев глянул в меню и присвистнул. — Ого, дорого! Жаль, свое не захватил. Ящик по скидке недавно взял, год просрочки — ерунда, крепкое ещё.

— А ваш канал? Что теперь?

— На паузе. Но я не сдаюсь. Вернусь домой — стрим устрою. На кухне патриотический контент сварганю, пока меня не упекли. Кстати, угости грибочком. Валуи под водочку — самое то. Русский цимес.

— Олег, думаешь, нас обоих посадят?

— Всё возможно. Байку знаешь про часовые пояса? В Москве полдень, а в Кемерово до сих пор сорок первый год.

— Это точно. А в Челябинске — тридцать седьмой.

— И американцы гадят.

— Причём тут американцы?

— Всё из-за масонов. Заповеди Христа извращают. Например, «не убий» — что за заповедь? Если бы наши парни в Берлине бы такое слушали, сейчас мы бы вонючий шнапс вместо «Ерша» глотали бы. Или «не укради». Глупость! Укради, откати долю наверх — и Бог простит.

— Ты это серьёзно?

— Конечно. Америка живёт в кредит у третьего мира, собак друг у друга стригут — вот вам и раздутый ВВП. А у нас всё до последней пенсии какой-нибудь провинциальной бабуси в оборонку идёт.

— Ладно, хватит, давай выпьем.

— Давай. Кстати, официантки тут ничего! Брюнетка на бабушку в молодости похожа, когда та санитаркой в морге работала. Я бы ей вдул.

В этот момент в зал вошел Белгруевич. Покрытый сединой, словно инеем, бледный до желтизны, Гриша демонстрировал всему миру, что ему, плюнувшему на жизнь ипохондрику, терять нечего. Костюм его подчеркивал пренебрежение к моде: затертый пиджак с заплатами, сорочка с желтым от старости воротничком и брюки, пузырившиеся на коленях.

— Новости хреновые, — начал Гриша вместо приветствия. — Профессора Мочеструйкина забрали.

— Что?! — Сергеев аж подскочил.

— Пришли двое в чёрных пальто, на головах — меховые шапки, что-то типа казацких папах, на ногах — синие бахилы. Предъявили какие-то удостоверения…

— Капец, — выдохнул Сергеев.

— Утром, прямо во время концерта для студентов. Он там авторские песни исполнял — про стройотряды, про романтику лесоповала, про рассветы на Колыме. А тут — бац, наручники на глазах у всей публики. Теперь весь институт в трауре. У нас же в основном тётки пожилые работают. Зарплаты копеечные, до пенсии как до луны, а его песенки — свет в окошке.

— А за что его? — спросил Веня. — Он что украл?

— Да, говорят, нецелевое использование. Нам, понимаешь, денег дали на борьбу с иностранными заимствованиями в языке.

— Чего? — Сергеев нахмурился. — Какими ещё заимствованиями?

— Ну, например, слово «гаджет». Или вот это ужасное «каршеринг». Сами подумайте, звучит неприлично.

— Ты бы еще «селфакинг» вспомнил, — усмехнулся Веня. И как вы с этим боролись?

— Да потихоньку словари переписывали, сайты вредные блокировали, аппаратуру специальную в Японии закупили.

— Вот это времена, — покачал головой Сергеев. — Интеллигентов пачками гребут. Скоро за грешные мысли начнут сажать.

— А ты что думал? — поддержал Белгруевич. — Пока такие, как Мочеструйкин, пытаются наш язык от заморских словечек отмыть, их же за это в каталажку. Потому что сверху план по арестам спустили. Я, собственно, за этим и пришёл. Надо обсудить, что делать. А то, глядишь, завтра нас самих упекут по ложному обвинению.

— А что тут сделаешь? — Веня задумчиво крутил в руках кружку, будто она могла подсказать ответ. — Система как бронепоезд: полезешь — раздавит.

— Я думаю, коллеги за профессора стеной встанут, — сказал Гриша. — Надо челобитные властям писать, всей толпой в ножки кидаться, на телевидение наших тёток отправить, чтобы слезу пустили.

— Телевидение? Да поздно уже, — пробурчал Сергеев. — Последний патриотический канал «ЗК» закрыли.

— Но и молчать нельзя! — Белгруевич стукнул кулаком по столу так, что официантка за соседним столиком чуть поднос не выронила.

— Гриша, остынь, — успокаивал его Веня. — Давай сначала выпьем, а потом решим, как родине помочь.

— За справедливость! — выдал тост Белгруевич, поднимая кружку с «Ершом». — Будь проклят тот лживый мир, где нежную авторскую песню про Колыму заменяют клацаньем наручников!

Выпили. На миг за столом повисла тишина, наполненная тяжкими раздумьями.

— Да, Гриша, я тоже под следствием, — грустно сказал Веня. — Вызывали и сделали внушение. Пока свидетель.

— Ужасно, Веня! В этих казенных зданиях полно вирусов. Надеюсь, ты надел маску?

— Какую, блин, маску, Гриша? Меня на допрос таскали, а не на медосмотр!

— Все равно надевай маску! Хотя эти современные маски ни черта не держат. Я сам шью из марли, в три слоя, вставляю угольный фильтр. Дам тебе одну, только побрызгай фурацилином. Кстати, я забыл посуду продезинфицировать.

Белгруевич жестом подозвал официантку и спросил:

— Неудобно пить из кружек. Есть посуда поменьше?

— Ишь, привереда, — съязвила официантка. — Может, стакан принести?

— Несите стакан, — попросил Белгруевич, — еще дайте, пожалуйста, пачку антимикробных салфеток и кипяточку. Понимаете, я вчера на даче отравился.

Когда принесли подозрительный, загаженный мухами стакан, Белгруевич протер его гигиенической салфеткой и для верности еще сполоснул кипятком. Количество водки Гриша отмерял специальной мензуркой с мерными насечками, которую таскал с собой в футляре. Проделав все необходимые манипуляции, бледный ипохондрик выгнул спину дугой, взял рюмочку в левую руку, оттянул мизинец, запрокинул голову назад и резко влил содержимое в рот.

— Что-то водка у них несвежая сегодня, — печально произнес он.

Пиршество продолжалось, беседа принимала все более хаотичный характер. Веня пил много, но оставался трезвее всех, как будто спиртное в его организме служило лишь топливом для сарказма. Сергеев, напротив, проявлял нездоровую энергию, то и дело хватая официантку за ляжку, лез под юбку, заводил беседы под предлогом уточнения меню. Белгруевич, ко всеобщему удивлению, быстро скис, хотя пил мензурками. Он сидел, уткнувшись в тарелку, словно викарий, сочиняющий проповедь.

— Знаете, что я понял? — вдруг выдал Сергеев. — У меня три любовницы. Ну, решил одну навестить. Лариса, красивая, хоть и глупая как русалка из мультика. С порога денег попросила. Ладно, думаю. Еду к другой, Алине, она как болонка: капризная, но милая. И та денег просит. Ну, хорошо. Быстро вдул — и к третьей, Ирине, у той мозгов навалом, но ноги кривые. Итог? Всем троим заплатил. За что? — он поднял палец. — Просто за дырку. «Кожаный мешочек» с гонореей. Но почему к бабам всё равно тянет, как магнитом?

— А что твой психотерапевт говорит? — лениво спросил Веня, безуспешно пытаясь разрезать краковскую колбасу тупым ножом.

— Не верю в психотерапию, — буркнул Сергеев, подливая водки. — Лечусь буддизмом, пивом и, если совсем плохо, водкой.

— Ошибаешься, Олежка, — вздохнул Веня. — Меня недавно на сеансе просветили. Знаешь, почему утята за матерью бегают? Им всё равно, за кем бегать. Хоть за воздушным шариком. Увидели темное пятно — нейронные цепи замкнулись. Мужики такие же. Лишь бы тёплое тело и дырка нашлись.

— А женщинам что нужно? — буркнул Белгруевич, не отрываясь от тарелки.

— Размножение, конечно, — хмыкнул Сергеев. — Мужик для них — шприц со спермой. Или кошелёк.

— А я, похоже, заболел, — вдруг перебил Белгруевич. — Горло дерет, голова трещит. Может, отравился. На даче новую сауну сделал. Печку камнями обложил, а температура не держится. Должно быть полтораста градусов, а получается черт знает что.

— Полтораста? — переспросил Сергеев, почесав подбородок. — Ты гений или враг человечества? Что за режим? Овощи тушить?

— Это идеальная температура, — буркнул Белгруевич. — В журнале читал. Но печка барахлит.

— Может, камни не те взял? — предположил Веня. — Не метеоритные случайно? Они радиоактивные бывают. Вот и траванулся.

— Глупости, — отмахнулся Белгруевич. — Это из-за вентиляции. Хотя, может, грибы не те скушал. Мы с лета с матерью валуев насушили, а они ложными опятами оказались…

Во время разговора из служебного помещения появился администратор в строгом чёрном костюме. Он величественно нёс поднос, на котором возвышалась суповая кастрюлька. Подойдя к одному из столиков, молодой человек остановился. За столиком ужинали трое респектабельных господ, одетых в синие деловые костюмы, сшитые по последней моде. Никто из них не обратил внимания на подошедшего.

Улучив момент, администратор торжественно снял крышку с кастрюли и, ухватив её за ручку, стремительно опрокинул содержимое за шиворот ничего не подозревавшему господину. В кастрюльке оказался борщ: по спине жертвы расплылось ярко-красное пятно, повалил пар, а ошмётки картофеля и свёклы скользнули вниз. Совершив своё злодеяние, администратор принял театральную позу и изобразил сардоническую улыбку.

Ошпаренный господин взревел, как раненый зверь. Двое его спутников вскочили и бросились к выходу. Как выяснилось, они отправились за охраной, дежурившей у машин на улице. Вскоре в зале появились двое широкоплечих казаков в папахах. Оценив ситуацию, они без промедления кинулись к администратору. От первого же удара поднос со звоном отлетел в стену. Злодей вскоре оказался на полу со скрученными за спиной руками. Он визжал, как поросёнок, под градом ударов нагайками.

Женские крики наполнили помещение, посетители поспешно вскакивали с мест, некоторые рванули к выходу, создавая суматоху и хаос. В атмосфере паники смешались возгласы, шум падающей мебели и топот бегущих людей. Друзья оказались в первых рядах очереди в гардероб. Накинув пальто, выбежали на мороз.

— Олежек, — спросил Веня, — вот ты всё знаешь, расскажи нам, что сейчас произошло?

— А что тут знать? — произнёс Сергеев. — Ребёнку понятно. Очередной обманутый дольщик. Ошпаренного дядьку я вроде узнал: его зовут Андрей Бигузякин, вице-президент строительной компании «Писа-Роза». История старая — набрали кредитов, пообещали построить коттеджный посёлок в лесу, дома по низким ценам продавать. А в итоге всех кинули.

— Понятно, — сказал Веня. — Надо нам куда-нибудь переместиться, пока полиция не приехала. Предлагаю свалить в баню.