Эпидемия ультранасилия

Тимур Ачилов (2024)

Недалёкое будущее. Секретный город — Огорск, стёртый с большинства карт. Новостные каналы трубят о невиданном ранее существе, обнаруженном сотрудником полиции. Выглядит оно вполне обычно, как простая животинка, но его попытки осмысленно говорить на неизвестном языке, моментально дают понять, что это не какая-то очередная порода декоративной собачки, а нечто совершенно новое, нечто разумное. Гость с другой планеты, не иначе. Шаг человека в новую эру. Знаем ли мы, что это значит?

Инцидент №9"Потенциальный способ противодействия"

Завтрак. Сижу за столом. Передо мной — тарелка утренней овсянки. Рядом — хлеб с маслом и чашка какао. Мне всегда нравилась еда в столовой, но в последнее время… В последнее время всё иначе. Каша кажется какой-то серой массой, хлеб будто совсем зачерствел, а какао превратилось в горькую жижу. С большим усилием я проглатываю комки пищи, чтобы получить необходимую энергию на день.

Может показаться, что повара совсем обленились и не могут даже по-человечески приготовить что-то настолько элементарное, но дело далеко не в этом… Восприятие всё изменило. После того дня, весь мир стал более серым и мрачным. Привычный стерильный воздух резал лёгкие, длинные коридоры давили на мозги своей бесконечностью. Даже люди изменились. От Ершова мы слышали всё меньше шуток в свой адрес. Встречать Кузнецова мы практически перестали, видимо, он заперся в своей офицерской комнате и пускал только сержанта, чтобы дать тому указания. Сам же Ковальчук стал ещё более злым, чем был, кажется, так он пытался защититься от всей этой гнетущей атмосферы. Конечно, больше всего задело нас — гибридов. Косой растерял всю свою дурашливость. Больше я не слышу от него надоедающих вопросов. Вот и настала блаженная тишина. Почему же тогда я несчастлив?

По окончании завтрака, Ковальчук предупредил нас, что должен будет сказать кое-что важное. Он выстроил нас в казарме и, прокашлявшись, начал своё объявление.

— Бойцы, в связи с некоторыми последними событиями, а именно — оборудованием четвёртой линии обороны, вы переведены на пятый её блок, точку контроля №2. В данный момент, трудяги только-только её подготавливают, а значит, всё это время для вас полностью свободно! Разрешаю радоваться, — сержант злорадно ухмыльнулся.

Наш взвод немного оживился. Всё-таки, не каждый день такие хорошие новости приносит этот чертяка.

— Но! Я-то знаю, что у вас, солдатиков, от безделья душа болит, — он сжал правую руку и прижал кулак к груди, сделав притворно печальное лицо. — Так что, добрый дядя дежурный приготовил для вас работёнку. Ну, дорогие тунеядцы, кто хочет послужить на благо общественности? — с задорной улыбкой громко спросил он. — Шаг вперёд!

Хоть что-то новое. Лучше, чем ничего.

Делаю шаг вперёд. Взглянув на меня, Косой также выходит. За ним подтягивается Петухов и ещё пара парней.

— Вот это хорошо! А все остальные — послужат на благо Порядка, — сержант улыбнулся во все зубы, глядя, прищуренными от улыбки, глазами на всех, кто не вышел. — Восстановление разрушенной точки контроля — наше общее дело! Поможем рабочему классу вместе! Ничего страшного, поворочаете мешки да тяжести потаскаете, с вас не убудет.

Раздался печальный вздох.

— Так, лентяи, следуйте за мной, а ты Воронин, отведи остальных к Кузнецову, он прояснит ситуацию, — сержант вышел из казарм, а большая часть нашего взвода лениво поплелась за ним.

Уже стоя у двери канцелярии прапорщика я задумался, как он успел измениться за эти пару дней. Вдруг от стресса он поседел? В любом случае, лучше не затягивать с поручением. Стучусь.

— Кто там? — послышался суровый, несвойственный спокойному командиру роты, голос.

— Рядовые Воронин, Гаврилов, Петухов, Егоров и Белов по приказу сержанта Ковальчука прибыли!

— А, вы… Воронин, Гаврилов, заходите. Остальные в коридоре.

Оказываемся в крохотной комнатке. На полу — серый ламинат, а стены и потолок того же унылого цвета, что и в казарме. Пространство освещает небольшая круглая лампа сверху. Напротив входа висит карта бункера. В середине помещения стоит полукруглый стол с офисным креслом. На столе — компьютер, монитор которого выглядит будто новый, хотя очевидно, что изготовлен он был довольно давно. Рядом с монитором — идеально ровная стопка бумаг, ни один листочек не выглядывает. К стопке вплотную приставлен органайзер с различной канцелярией, которая расставлена максимально компактно. Невзрачная настольная лампа освещает именно тот участок стола, где прапорщик заполняет документы. На стене, что справа от входа, аккуратно развешаны различные дипломы и грамоты, выписанные лично Кузнецову. Их абсолютно одинаковые деревянные рамки расположились строгими рядами, а застеклённые поверхности отсвечивают в нашу сторону чистым блеском. Вся комната будто вылизана. Да и сам прапор не хуже. Сидит ни сгорбившись ни на градус, на выглаженном кителе ни пылинки, стрелки на брюках такие, что муха сядет — порежется, а фуражка лежит на столе да кокардой сияет. Лицо у Кузнецова серьёзное, брови нахмурены, хотя обычно они расслаблены. Короткие волосы на голове зачёсаны, будто пошёл на паспорт фотографироваться, а скулы и щёки гладко выбриты, чего раньше мы наблюдать не могли. Взгляд не уставший и даже не печальный, он суровый, как сибирские морозы. Отражает боевой дух всех сотрудников, как людей, так и гибридов. В общем, нашего командира сегодня не узнать.

— Так, вы по делу от Ковальчука, значит? — он изогнул бровь и посмотрел на нас.

— Так точно! — отчеканил я.

Прапорщик встал из-за стола и сложил руки на груди.

— Тогда, давайте введу в курс дела. Для начала проясню — официально вы всё ещё относитесь к патрульно-постовой службе, а значит, имеете право на задержание правонарушителей, — он повернулся лицом к карте бункера, что висела на стене за его креслом, и начал внимательно рассматривать ту её часть, где была жилая зона. — Не буду томить, ваша задача — задержать и сопроводить туда, куда я скажу, некоторых… индивидов.

— А кого именно? — робко спросил Косой.

— Вы же уже слышали об АНнВ? — он глянул в нашу сторону из-за плеча.

Мы молча помотали головой.

— Тогда объясняю: АНнВ расшифровывается, как “Агенты Нам не Враги”. Это неофициальная экстремистская организация, идеей которой является, как вы могли догадаться, предположение о том, что агенты на самом деле не являются инициаторами конфликта. Также относительно недавно прояснилась одна значимая для вас деталь. Они имеют крайне предвзятое отношение к гибридам. Фактически — неприязнь по расовому признаку. Хотя они оправдывают это тем, что вы на самом деле с особой жестокостью избавляетесь от “невиновных” агентов, — говорил он на удивление спокойно, будто ничего страшного в этом нет.

От шока у меня чуть не отвисла челюсть. Как так? Люди, спокойную жизнь коих мы так усердно охраняли и охраняем, говорят, что мы — агрессоры и садисты? Мы, кто каждую минуту рискуем своими жизнями, зачастую проливаем кровь, во время жёстких столкновений, оказываемся, безжалостными убийцами милых котиков? Во мне не появилось ни капли злобы, нет. Но какое-то странное чувство внутри неприятно так бурлило, будто разъедало меня. Возможно, обида? Или скорее ощущение предательства, ножа в спину. Косой в это время также, как и я, стоял с широко раскрытыми глазами и пытался что-то мямлить, не в состоянии даже сказать внятно. Командир посмотрел на нас своим серьёзным взглядом.

— Вот и я том же. Полный бред…

— Но, разве мы имеем право арестовывать тех, кто никаких законов не нарушил? — когда Косой сказал это, мы с прапорщиков недоумённо посмотрели на него.

— Что? — выражение лица Кузнецова приняло какой-то негативно-вопросительный вид. — Ладно, так. Статью о государственной измене ещё никто не отменял. Напоминаю, эта организация официально признана экстремистской. Во-первых, они занимаются агитацией населения против Порядка. Во-вторых, пропагандируют неполноценность, на минуточку, ВАШЕЙ расы. А в-третьих, что самое важное, они пытаются оправдать оккупационные действия чуждой нам расы. Что это, как не государственная измена? — он склонил голову и изогнул бровь.

— Н-но… — мой товарищ хотел ещё что-то сказать, но решил промолчать.

— Замечательно, — с некой негативной ноткой в голосе сказал прапорщик. — У нас ещё и сами гибриды сомневаются в незаконности этого сборища… Воронин, проследи, чтобы этот, — он указал большим пальцем на Косого. — не натворил делов.

— Слушаюсь!

— Так, теперь подробности. Вы должны будете переодеться в гражданское, проследовать на территорию жилой зоны и активно прочёсывать местность по ней, выискивая людей, которые, скорее всего, сами обозначат свою причастность к АНнВ. После того, как будете полностью уверены в его причастности, можете задерживать. Вот документы, — он протягивает нам две маленькие книжки с синей обложкой и эмблемой Порядка по середине. — Перед задержанием продемонстрируйте своё право на арест. Написано на четвёртой странице. Сейчас дойдёте до каптёрки, там вам выдадут наручники, электрошокеры и пару скрытых микрофонов. Особо прятать не обязательно, вряд ли заметят в карманах. Вашу одёжку выдадут там же. А теперь, шагом марш! — прикрикнул Кузнецов и уселся в своё кресло.

Мы вышли в коридор, объяснили всё нашим “коллегам” и пошагали к каптёрке. По пути у нас с Косым завязался разговор.

— Послушай, что это было? — начал я.

— Ты о чём? — по его лицу растянулась довольная улыбка.

— О том, что ты высказал об участниках АНнВ. Мол, мы не имеем права арестовывать их. И, чего это ты лыбишься?

— Да так, рад, что идём задерживать горожан за их мнение…

— Слушай, так дело не пойдёт. Ты на самом деле думаешь, что им можно позволить так просто вливать в уши людям этот бред? Ты сам-то осознаёшь всю эту ситуацию? — я постучал указательным пальцем по виску.

— Осознаю. Начальству не нравиться, что у людей может быть другая точка зрения, а мы всего лишь стали теми, на ком они срываются. Их можно понять, — его лицо нисколько не выдавало иронии или сарказма.

— Ты… Правда так считаешь? Думаешь, руководство просто избавляется от неугодных?

— Да. Заметил ли ты, как сильно в последние дни до появления агентов, у нас прибавилось работы? Высшие чины Порядка в тот момент уже начали наводить свой, хе-хе, порядок. Сколько людей пересажали за “подталкивание общественности к совершению противозаконных действий”? А в бункере народу даже деться некуда. Из города не выехать!

— Ты сейчас на полном серьёзе утверждаешь, что те, кто считают агентов белыми и пушистыми, правы? Не помнишь, что было восьмого числа? Я вот прекрасно помню. На тебе лица не было два дня подряд. И теперь ты мне заявляешь, что агенты нам не враги? — кажется, разговор перерастает в спор. Ничего: в споре рождается истина.

— Я не говорю, что они на все сто правы. Но вот тот факт, что люди готовы считать инопланетных захватчиков мирными, уже многое говорит о сложившейся у нас системе.

— Значит, ты у нас против системы, да? Не такой, как все, получается?

— Получается, что так.

— Знаешь, что я тебе сейчас скажу, диссидент? Ты плевать хотел на эффективность системы. Сам же прекрасно знаешь, что в нашем городе в сравнении с соседними, судя по статистике, совершается в два раза меньше преступлений, связанных с хищением, в три раза меньше людей с симптомами стресса, при том, что каждый год всех проверяют, и на двадцать пять процентов выше максимальный срок жизни! Тебе просто не нравиться ходить под чьим бы то ни было руководством. Признай это! — я уже повысил голос на товарища.

— Да! Я не люблю, когда большие дяди думают за меня. Мне не нравиться, что всю эту систему я обязан просто-напросто терпеть. Каждый день я думаю о том, почему я подписал контракт. И, ты удивишься, но с каждым днём я нахожу всё больше причин не продлевать его! — теперь его лицо приняло действительно озлобленный вид, будто он говорил не со своим другом, а с тем самым дознавателем, о котором он рассказывал.

Мне было нечего ответить. Кажется, я зашёл слишком далеко. Вот тебе и рождённая в споре истина, Прямой, — ты потеряешь своего единственного друга, который поддерживал тебя в трудные минуты. Доволен, спорщик?

— П-правда? — всю злобу с моего лица, словно смыло волной. Теперь на Косого глядели удивлённые и немного печальные глаза.

— Да, — он сложил руки на груди и отвернул голову от меня.

— Ты уверен? — я хотел положить ему руку на плечо, но тот откинул её. — … Ясно.

До склада дошли молча. Я пару раз глянул на тех троих, что шли за нами. Они всё ещё перешёптывались между собой, видимо, обсуждая нашу неурядицу.

В каптёрке нас встретил уже знакомый вечно уставший ворчливый кладовщик. Лампочки всё также освещали, кажущийся бескрайним, лабиринт из полок за его спиной, а сержант всё также заполнял какие-то бумаги, будто ничего не произошло. Казалось, что это место не задели перемены, что здесь всё ровно также, как и было в первый наш день на посту. Но вот — из лабиринта выходит тот самый сонный паренёк на побегушках и опирается о стену. Бледное лицо выглядит каким-то менее молодым. Большие голубые глаза совсем потускнели и больше напоминали серое осеннее небо. Светлые волосы перестали отдавать жизнерадостным блеском, теперь они приняли какой-то нездоровый мучной цвет. Один его вид, который раньше придавал этому месту свежесть, сейчас делал всё ровно наоборот.

— Забирайте, — каптёр указал ручкой на несколько стопок одежды, на каждой из которых лежали наручники, шокер, скрытый микрофон и телефон. — Поторапливайтесь! Не мозольте глаза.

Мы молча взяли вещи и вышли. Рядовой проводил нас грустным взглядом. Далее мы переоделись и дополнительно побрились в кубрике, где сейчас не было ни души, и направились к жилой зоне.

Гражданская одежда выглядела на нас несколько неестественно. Я как-то совсем отвык от джинсов и простых ботинок. Тонкая серая кофта смотрелась на мне весьма своеобразно, а чёрная кожанка довершала образ настоящего бандюка из каких-то доисторических времён. Косой выглядел не лучше. Мешковатые белые спортивные штаны и жёлтая широкая толстовка делали его похожим на какого-то современного подростка. Чёрно-белые кроссовки хорошо известной иностранной фирмы “Nuke”выдавали в нём человека, явно следящего за модой, каким он, очевидно, не являлся.

Никогда не понимал тех людей, что гонятся за… как это модно говорить? За трендами. Ладно ещё те, кто берёт продукцию просто качественного производителя, но вот следить за тем, что в настоящее время является популярным… Этого я никак не пойму. Ну, в любом случае, у нас таких скоро не останется. Думаю, через пару месяцев нахождения в бункере, вся продукция замениться на отечественную, ибо иностранная попросту придёт в негодность.

Вот и он, тот самый перекрёсток, где сходятся дороги между зонами бункера. На потолке висит чёрный крестообразный указатель, словно камень на перепутье, он указывает направления. Налево пойдёшь — на завод к станку попадёшь, прямо пойдёшь — до выхода дойдёшь, направо пойдёшь — хоромы жилые встретишь. Идём направо.

Коридоры-коридоры-коридоры. Все под номерами, имитируя подъезды. Весь бункер практически полностью повторяет город с технической стороны. Приспособлен по количеству квартир для жителей с запасом. Судя по длине коридоров, может показаться, что даже на этот этаж поместились все горожане, но это не так. Жилая зона уходит вглубь ещё на пару десятков метров. Ну, стоит признать, что Порядок постарался. Всё же разместить под землёй целый город с почти миллионным населением — задача не из простых.

Вот мы уже подошли к лифту.

— Так, вы трое на минус первый, мы тут походим, — говорю я Петухову.

— А почему-это мы на минус первый? — медленно и небрежно выговаривая слова, приправляя их интонацией ущемлённого, спросил Белов.

— Потому что я так сказал. Топайте! — мой тон, напомнил мне каптёра. Неужели, я потихоньку превращаюсь в него?

— Вообсе-то, мы одного сфания, — добавил со, свойственной ему, шепелявостью Егоров. Почему-то, когда он говорил, его передние зубы как-то сами выезжали вперёд. А веснушки на щеках и очки подчёркивали образ ботана, хотя теорию он знал, не сказать, что хорошо.

— Зато, ему доверяют больше, а значит, если он начистит вам хлеборезки и скажет, что вы сами влезли в драку с гражданскими, то вас за превышение полномочий могут серьёзно вздёрнуть. Уяснили? — вступился за меня Косой.

Эти двое переглянулись и зашли в лифт, прихватив Петухова, которого здоровый Белов одной рукой затащил за собой, держа за шкварник и практически приподнимая над полом. Кабина машины медленно опустилась вниз под пол.

— Это-самое, спасибо. Я что-то даже не подумал, когда так на него рявкнул, — сказал я потирая шею.

— Забей, — он махнул рукой. — Пошли уже, работать надо, — он опустил руки в передний карман толстовки, немного сгорбился и потопал в сторону коридора №100. Я последовал за ним.

Долгое время мы шли молча. Я не находил слов, чтобы как-то начать беседу, но чувствовал, что поговорить нам нужно. Благо, товарищ сделал первый шаг.

— Знаешь, я тут подумал… Может, и правильно, что мы будем отделять их от остальных людей, — он поворачивает голову в мою сторону. Его лицо выглядит как-то странно, как будто он только недавно проснулся и мало понимает, что происходит вокруг. — Их призывы и правда могут навредить. Сейчас Порядок — единственное, что помогает нам не стать жертвами агентов, так что нет смысла пытаться выступать против него.

— Я думаю также. Пусть хоть сколько устраивают свои протесты после этой… ситуации. А пока, лучше заняться решением внешних проблем.

— Хорошо бы, чтобы всё это кончилось поскорее, — он опускает взгляд в пол.

Неожиданно, прямо перед нами появляется молодой человек. Фигура спортивная, одет с иголочки: светло-коричневая замшевая крутка, под которой белоснежная водолазка, на ногах стильные джинсовые брюки тёмно-синего цвета и белые кеды. Причёска фасонисто уложена. Глаза смотрят прямо и уверенно, видно, что знает, чего хочет. На лице располагающая улыбка, как у депутата перед выборами. Весь этот образ вызывает желание доверять ему.

— Здравствуйте, — он вежливо кивнул головой в знак приветствия. — Могу я позволить себе вас ненадолго отвлечь? — речь поставлена, кажется, идеально, подчёркивая образ очень обходительного человека. На всякий случай, включаю скрытый микрофон.

— Да, конечно, — говорит Косой, который за секунду из унылого изюма превратился в спелое наливное яблочко, словно у него резко улучшилось настроение.

— Я просто хотел спросить вашего мнения по поводу нынешней ситуации.

— Это какой-то социальный опрос? — поинтересовался я.

— Совершенно верно, друг мой, — он как-то приторно улыбнулся.

— Ну, меня, в принципе, всё пока что устраивает. Немного неудобно находиться в бункере, но всё же ситуация заставляет набраться терпения, — говорит мой друг.

— Понимаю, хорошо. Позвольте ещё один вопрос — а вам известно, что причиной этой ситуации являются вовсе не агенты?

Попался, гад.

— Как так? А кто тогда? — спрашивает Косой, наигранно удивляясь.

— Ах, вы, вероятно, не видели то обращение… Я искренне прошу вас меня простить, не желаете ли взглянуть?

— Какое ещё обращение? — я нахмурил брови.

— Как, какое? Обращение агентов, конечно. Не переживайте, я сейчас вам всё покажу, — он достаёт из кармана смартфон неизвестной мне марки, выглядит солиднее, чем те, что производит Порядок. — Считаю важным заметить, что я крайне удивлён вашей неосведомлённостью. Ведь это обращение не вчера стало достоянием всей прогрессивной общественности. В любом случае, давайте начнём.

Человек встаёт между нами, поворачивает телефон горизонтально и снимает видео с паузы. На экране виден прямостоящий кот в деловом костюме: серый пиджак, белая рубашка, красно-чёрный клетчатый галстук. На его фоне стеклянная стена какого-то футуристического офисного здания. Окрас шерсти у кота чёрно-белый. Его длинные тонкие усы слегка касаются чашки, которую он держит в правой лапе. Жёлтыми глазами он важно смотрит в камеру. Элегантно сделав неторопливый глоток из чашки, он совершенно отчётливо начинает говорить на нашем языке, вызвав тем самым у нас немалое удивление.

— Приветствую вас, мирные жители города, который взяла под контроль организация Порядок. Как вам живётся? Довольны ли вы сложившейся ситуацией? — голос спокойный, дёрганий нет, так ведут себя только вакцинированные, но он определённо не из них. — Лично мне, как представителю расы"агентов", как вы нас изволили назвать, очень горестно наблюдать всё это. Но, к сожалению, я мало что могу изменить. Единственное, что мне доступно — это обратиться к вам. Не знаю, захотите ли вы, ослеплённые пропагандой своего правительства, выслушать меня, но прошу, хотя бы попытайтесь. Заранее скажу: я ни к чему не призываю, я просто хочу задать вам некоторые вопросы, которые вы в свою очередь можете задать сами себе, — он грустными глазами смотрит прямо в душу. — Доверяете ли вы всему, что говорит вам руководство? Всё ли вам кажется правдоподобным? Честно сказать, посмотрев то, что вам вещают, я искренне усомнился даже в своих наблюдениях, не говоря уже о том, что я слышу от своих информаторов. Ваше правительство настолько грамотно преподносит вам… скажем так, удобную им информацию, что даже мои самые скептически настроенные знакомые усомнились в том, что именно по инициативе Порядка начался этот конфликт. Но знайте, правительство вводит вас в заблуждение, говоря, что мы несём разрушение и хаос. Оно настраивает наши расы против друг друга, хотя мы предполагали совершенно иное развитие отношений. Задайте себе некоторые вопросы: “Агенты ли заперли вас в бункере?”, “Агенты ли заменили вас в силовых структурах гибридами?”, “Агенты ли эксплуатируют вас?”. Попробуйте задать эти вопросы своим знакомым, своим близким. И что же по-вашему ответят они? Подумайте об этом, а я пока продолжу. Если вам хватит здравомыслия скинуть те очки, что повесила на вас организация Порядок, будьте уверены — вы не останетесь одни! Мы встанем с вами плечом к плечу и поможем вашему миру открыть глаза и воочию увидеть, что же на самом деле представляет из себя так называемый “Порядок”. Только вместе мы сможем противодействовать этой ужасной военной машине. На этом у меня всё, и в качестве постскриптума добавлю от себя: Я очень надеюсь, что в ближайшем будущем мы сможем назвать друг друга друзьями.

Мы их чертовски недооценили.

— Вот, как-то так и получается, — человек убрал телефон обратно в карман.

— Как же это нехорошо выходит… — Косой прикрыл рот рукой. — И что вы предлагаете делать?

— Эхх, к сожалению, при нашем жёстком руководстве приходиться только активно бастовать, чем мы и занимаемся. Но наши мирные митинги были признаны незаконными, а организацию признали экстремисткой. Если вам не безразлична наша судьба, то просим вас присоединятся к нам. Наша организация называется — АНнВ. Расшифровывается как “Агенты Нам не Враги”. Мы очень рады каждому ново… — он не успевает закончить, когда я крепко хватаю его за плечо и прижимаю правой рукой к стене.

— Хватит этого бреда! — рокочу я басом, смотря ему точно в его испуганные бегающие туда-сюда глаза, которые только секунду назад излучали уверенность.

— Ч-что? Что ты делаешь?! Отпусти меня, сволочь! — всю его обходительность и вежливость сдуло, как ветром. Вся решимость слезла с лица, — Помогите! Полупсы взбесились! — пытается кричать. Вряд ли кто-то услышит, стены и двери звуконепроницаемые.

— Публичное оправдание терроризма, возбуждение социальной и расовой розни, а также призыв к перечисленным действиям или, если проще, к экстремистской деятельности. Ты, мой друг, попался и огребёшь за всё это по полной! — по моему лицу расползлась злобная улыбка.

— Н-но… — пытается что-то мямлить он.

— Что? — делаю наигранно сочувствующее лицо. — Хочешь сказать, что у меня нет права на задержание? Глянь-ка сюда, — достаю из кармана паспорт, открываю четвёртую страницу, где чётким чёрным цветом выделено моё право на арест подозреваемого или преступника.

— Эй! Хватит уже! Не издевайся хотя бы, — товарищ толкает меня.

— Не мешай! — огрызаюсь в его сторону.

Человек начинает вырываться, я левой рукой тянусь к карману, чтобы достать шокер и успокоить буйного. Косой в этот момент бьёт по моей правой руке прямо в локоть, из-за чего я отпускаю лощёного. За секунду сообразив, что делать, тот пытается убежать вглубь коридора. Я уже готов рвануть за ним, но мой коллега хватает меня, не давая сдвинуться с места.

— Что ты, чёрт побери, творишь?! — моя речь стала больше походить на рык злобного пса.

— Защищаю мирных, — спокойно отвечает он.

Понимаю, но и ты изволь меня понять.

— Ну ничего, Косой, дружба дружбой, а служба службой!

Резким рывком, чтобы тот не успел сориентироваться, достаю из кармана электрошокер, включаю и прикладываю к плечу товарища. Из-за резкой боли, он отпускает меня, срываюсь с места и бегу за человеком. Очевидно, что я быстрее. Гены-крокодилы помогают. Почему в голове проскакивает ассоциация с хищником, догоняющим добычу? В момент, когда беглец пытается забежать в квартиру, я прыгаю в его сторону и валю мордой в пол. Завожу его руки за спину, одеваю на них наручники.

— Ну всё, добегался, хе-хе, — я сажусь рядом с ним на корточки. Человек лишь невнятно что-то мычит. — Ладно, давай подниматься, пора тебя хорошему дяде показать, — встаю сам и помогаю встать человеку.

Достаю телефон, чтобы набрать прапору, звоню, слушаю гудки. Перевожу взгляд с пола на, уже очухавшегося, товарища, который теперь стоит, прислонившись к стене и сложив руки на груди, неодобрительно смотрит в мою сторону. Абонент берёт трубку.

— Сотрудник первого ранга рядовой Воронин вызывает сотрудника первого ранга прапорщика Кузнецова.

— Чего тебе? Изловил кого-то что ль? — небрежно спрашивает он.

— Так точно, — отвечаю с довольной интонацией.

— Ага, так… Тащи его пока сюда, встретим, приголубим. И ещё, скажи остальным, чтобы тоже возвращались. Точка для вас уже готова, так что оставшуюся часть дня простоите на посту.

— Понял, сделаю, — говорю я, после чего прапорщик отключается.

— Ну, дорогой мой друг, сопровожу сейчас вас до группы весьма приятных личностей. Побеседуете там, попьёте чаю, — слегка посмеиваюсь.

Задержанный лишь пустым взглядом глядит под ноги.

— Да брось ты, человек-картинка! Не расстраивайся! Пяток месяцев посидишь под замочком, а потом как выйдешь, как вдохнёшь стерильного воздуха свободы. Ухх! Жизнь-то ведь вновь всеми красками заиграет! — кажется, после этого человек расстроился ещё больше. — Ладно, у меня не получается утешать. Но ты согласись, дурашка, сам же виноват. Не след было людям лапшу на уши вешать, ещё и врагу помогать. Знаешь, по законам военного времени тебе трибунал полагался и несколько лет отсидки, и, поверь, это был ещё весьма удачный исход. А то ведь, для таких как ты зелёнки на лоб у нас завсегда хватит, — пытаюсь сделать более доброе лицо, чтобы ему не было так плохо. Всё же, я не изверг. Немного мне его даже жаль, но так приятно видеть, как его недавно розовые щёки, начали приобретать как раз слегка зеленоватый оттенок.

Веду его перед собой, доходим до Косого. Он молча присоединяется, достаёт телефон и звонит, предположительно, тем троим, что ходят по минус первому этажу.

— Начальник сказал сворачиваться, догоняйте нас, — его голос кажется каким-то циничным.

За время пути, товарищ не произнёс ни слова. Не знаю, сердится ли он на меня или просто не хочет говорить, но судя по лицу, он явно недоволен. Прямо у входа в кабинет прапорщика стоят два гибрида в обычной форме серого камуфляжа. Практически одинаковые как ни посмотри. Оба высокого роста, оба стоят в одной позе, у обоих по лицам видно, что парни серьёзные. Плечи широкие, челюсть выставлена вперёд и уверенный, целеустремлённый взгляд из-под низкого лба. Впрочем, не обезображенный интеллектом, что я отдельно для себя отметил. Прям настоящие амбалы, а не простые полупсы.

Вдруг тот, что стоит справа от двери, вытягивает свою здоровенную руку вперёд и указывает на нашу добычу своим толстым пальцем.

— Приказано сопроводить, передай, — тяжёлым басом гудит он.

— Ладно, не вопрос, передаю, — я слегка толкнул человека в спину, чтобы тот подошёл к ним, от чего он поник ещё больше и заплетающимся шагом поплёлся навстречу своей участи.

Богатыри с какой-то брезгливостью осмотрели его и увели за собой в неизвестном направлении. Мы же с Косым зашли в канцелярию, вновь оставив коллег в коридоре.

— Так, вернулись, хорошо. Как я и говорил, точку контроля подготовили, так что вас уже везде ищет Ковальчук. Сгоняйте по-быстрому переодеться и оборудование сдать, пока он там совсем не забегался.

— Поняли, сделаем, — ответил я за двоих.

— И паспорта верните, — кладём на его стол. — Всё, можете идти.

Выходим из кабинета и следуем к каптёрке. Сдаём аппаратуру с одеждой и направляемся в сторону выхода №2, где мы обычно собираемся перед выездом. Там нас уже ожидают Ершов и сержанты, включая, уже отдышавшегося после пробежки, Ковальчука, а также два новых охранника, стоящих рядом со старшиной. Их форма представляет собой чёрный комбинезон со множеством карманов. На вид он очень свободный, чтобы не мешать активно двигаться. Каждый подмышкой держит специальный шлем с защитным стеклом спереди, по которому изредка пробегает строчка цифр или какого-то другого текста. Также заметно, что в шлем встроена система связи, судя по двум шайбам в районе ушей и микрофону у рта. Не приходит в голову, чем они должны будут заниматься. Поживём — увидим.

— Ну что, бойцы, сменили вид деятельности? Одни тяжести потаскали, другие за людями побегали. Отдохнули, получается. Вот и хорошо! Пора к основной работе переходить, — с усмешкой говорит Ершов, пытаясь развеселить нас. Никакой реакции. Чувства, вызванные инцидентом восьмого числа, до сих пор не утихли в наших сердцах, пусть мы и пытаемся это активно скрыть. — Эхх, ладно, — горько вздохнул старшина. — Давайте хоть с новенькими познакомимся, — он указал на двух, отдельно стоящих, бойцов рукой. — Наводчики для установок “Пуля”. Пока даже не спрашивайте, что это такое. Сами увидите, — он хитро улыбнулся. — А теперь — собраться!

Дальше всё по сценарию: экипируемся, быстро по машинам, прибываем на место, десантируемся.

Гляжу на новую точку контроля. Вся вычищенная, блестящая от лучей Солнца, которое только собирается скрыться за многоэтажками. Впрочем, ничего нового я не замечаю, пока не поднимаю свой взгляд чуть выше металлической стены. По противоположным углам точки контроля стоят две платформы, каждая на четырёх крепких опорах. На каждой платформе находится большая турельная установка. Кабина стрелка представляет из себя защитный каркас с прозрачными пластинами, образующими сферу, которая окружает кресло и всю аппаратуру для управления орудием. Могу предположить, что оно способно поворачивается практически в любую сторону. От передней части кабины отходит длинный треугольный в разрезе ствол, к которому вдоль его длинны прикреплены ряды из множества различных катушек. По бокам от основания ствола имеются два ящика, вероятно с боезапасом. От правого отходит небольшая лента, по которой должен доставляться снаряд прямо в дуло, а левый чуть подальше от него и больше относится к аппаратуре. Вся конструкция пронизана плотно прилегающими проводами.

Не может быть. Это…

— Да, бойцы, будущее, мать его так, уже наступило! Это… — старшина почесал затылок и опустил голову, будто забыл, что хотел сказать. — Да как же его там…

— Электромагнитный ускоритель масс, — монотонно ответил один из новеньких охранников.

— Точно! Он самый, зверюга. Так что, поднимите свой, размазанный по полу, боевой дух, солдатики! Эта махина Исполину вакцину загонит так далеко, что тому мало не покажется, — он, задрав рукав, поднял перед собой кулак и помахал им в сторону северной части города, откуда обычно и наступают агенты.

В трёх шеренгах прозвучал облегчённый выдох, будто невыносимой тяжести груз пал с их плеч. И правда, чувствуешь себя намного легче, когда осознаёшь свою защищённость. Только Косой всё стоит с той же, то ли печальной, то ли злобной миной, глядя куда-то вдаль. В любом случае, я сделал всё правильно, ему не за что на меня дуться.

Заняли позиции на своих местах, подушки установили, готовимся к обкатке на новой территории. В это время наводчики уже поднялись по лесенкам на свои “Пули”.

— Внимание! К передней дороге приближается группа больших агентов. Будут здесь через минуту-две, — сообщает смотрящий точки.

Выбегают из-за поворота, резко меняя направление в нашу сторону. Дистанция — 500 метров. Целюсь, стреляю. На одного переростка выпускаю сразу два-три шприца, чтоб наверняка. Неожиданно, прибывает их подкрепление. Дистанция — 200 метров. Начинаю перезаряжать винтовку быстрее, чтобы не отставать. Дистанция — 100 метров. Чуть не роняю шприц. Так, спокойно, торопиться — опасно. Скоро всё закончиться, они не доберутся. Стреляю в последнего агента — готово. Атака отбита.

В полном облегчении оглядываю сослуживцев, но они почему-то не так радостны, как я. Смотрят прямо вдоль дороги, туда обращаю свой взор и я. Далеко, за несколько кварталов от нас, шагает важной неспешной походкой на четырёх огромных лапах наш знакомый — Исполин. Даже отсюда чувствуется его пронзительный взгляд и вибрация земли от его шагов. Идёт, осматривая якобы свои территории, прекрасно зная о своей безнаказанности. Здесь — никто ему не указ.

На этот раз нет места страху. Мы все защищены.

— Пули, начать вести огонь! Целиться в уязвимые места! — отдаёт команду старшина.

Пушки медленно поворачиваются в сторону гиганта, после чего в пространстве раздаётся двойной резкий, но очень тихий, гром грозы. Выстрел. Далее следует гудение плавно, но ускоренно, перерастающее в высокочастотный звук, не доходящий до писка. Перезарядка.

Через прицел винтовки вижу, что агент выставляет перед собой лапы. Снаряд за доли секунды преодолевает до него всё расстояние и метит прямо в его лапу, словно кот смог рассчитать его полёт. Следом происходящее для меня выглядит, как очень сильно замедленная съёмка. Огромный, по сравнению с обычным, шприц сталкивается с тыльной стороной правой лапы и летит дальше по касательной. Судьба второго снаряда та же.

Не может быть. Что это?

Слышится второй залп из двух орудий. И вновь лапы в том же положении, но чуть ниже. Результат тот же — оба мимо.

— Продолжать вести огонь! Ожидаем дронов! — кричит Ершов в рацию.

Сразу после его слов, в моём поле зрения появляется спасительный рой. Некоторые уже отождествляли его с ангелом-хранителем. Лишь они — маленькие летающие машинки защитили нас в тот ненастный день от гибели, а значит, и сейчас справятся.

Исполин, завидев дронов, уходит с линии огня, прячась за многоэтажными зданиями. Но рой готов настигнуть его и там. Начинает спускаться до уровня крыш, как вдруг, выглядывая из-за высоток, вертикально вверх поднимается большущий белый, словно плывущий по небу, агент. Он оказывается прямо позади скопления квадрокоптеров. Его лапы сложены под собой, будто он лежит на какой-то невидимой поверхности. Он широко открывает пасть и дроны почему-то начинают терять скорость. Те, что ближе всего к нему, залетают в глотку под действием втягивающегося воздуха. Так он поглощает всех до единого. Спасителя больше нет… Прожевав эту кучу металла с пластиком, он выплёвывает комок обломков в сторону нашей точки контроля. Упав на землю, он делает несколько отскоков, после чего просто катиться до самой стены и слегка её касается.

Это точно была не случайность. Он кинул его нам под ноги не просто так, а, чтобы унизить. Единственный действительно рабочий способ противодействия Исполину обезврежен. Все молча глядят на этот шар, как на раздавленную, втоптанную в грязь надежду. Мы больше ничего не можем поделать.

— Открыть огонь по летающему! — из последних ментальных сил говорит смотрящий точки в рацию.

Турельные установки переводятся на скользящего по воздуху. Он это замечает, начинает двигаться, пытаясь “уплыть”, но делает он это довольно медленно, словно огромный белоснежный дирижабль. Видимо, по вертикали он движется быстрее, чем так. Несколько пристрелок и агент поражён снарядом, вошедшим ровно в боковую часть тела. Он медленно опускается на одну из крыш, где и остаётся без сознания лежать в той же позе, что и летал.

Тем временем Исполин выбегает с другой стороны от точки контроля. Несётся на большой скорости по левой дороге. Вновь его знакомый взгляд. Вновь мы — добыча. Он знает, что застал нас врасплох и что мы не успеем даже отдать команду, чтобы повернуть орудия в его сторону.

Значит, так это случиться? Значит, так я и умру?

Глубоко в груди вновь возникает колкое чувство, что, словно тонкими ледяными иглами впивается в визжащую от боли плоть. Заставляет сжаться, чтобы хоть как-то успокоить её. Страх. Снова инстинкты пытаются уберечь меня от опасности. Хотят, чтобы я в панике прятался от неизбежной угрозы. Но не сегодня. Настала очередь разума диктовать свой устав. “Порядок это предусмотрел. Прошлые ошибки учтены. Я в безопасности” — проносятся в моей голове твёрдые и чёткие не мысли, догмы. Моё тело не шелохнётся на этот раз не из-за страха, а из-за полной уверенности. Мы — скала, о которую безуспешно бьются волны безумного океана. Хоть мы и не вечны, но выстоять обязаны. С каждым шагом приближающегося смерча, иглы становятся тоньше и острее, всё легче протыкают самые больные места, сжавшейся в комок души, так и стремящейся в пятки. Они пытаются сломить, раздавить, размазать всё то, что делает тебя человеком, в полном смысле этого слова. В такие моменты помогает лишь вера. Не бывает атеистов в окопах под огнём. “Некто всесильный обязательно спасёт меня” — крутиться у каждого в голове. Для большинства их Бог незрим, так как слишком высок для их понимания. Для меня всё проще — мой триединый Бог-создатель — это мой командир, моё руководство, мой Порядок. И это я даже не преувеличиваю. Пусть знает моё божество, что к вере в него прибегаю я не только в час нужды, но и в час, когда самому ему нужна моя помощь. Пусть знает оно, что защищал я его идеалы ценой себя. Пусть спасёт оно всех тех, кто готов отдать жизнь за исполнение не только воли его, но и сохранение чужих жизней.

Внезапно, раздаётся громогласный рёв. Рёв издаваемый не хищником, одержимым жаждой крови, но верным благородным животным, защищающим свою территорию. Исполин, будто увидев пред собой сам облик смерти, встал, как вкопанный. Шерсть на загривке поднялась дыбом. Зрачки сузились настолько, что напоминали лезвия. Голову опустил ближе к земле, а заднюю часть тела наоборот поднял вверх, распушив ещё сильнее свой хвост, который стоял не просто трубой, а высоченной башней. Он начал шипеть на, невидимый для нас, источник угрозы, отползая назад всё дальше и дальше.

И вот, он показался. Блестящая на свету закатного Солнца, железная кожа, огромное тело, размером с семь этажей, и лапы, способные разрушать всё на своём пути, но нацеленные только на противодействие этим самым разрушителям. К мощной толстой шее прилегают три головы. Правая — острая волчья морда, скалящая зубы на врага, готовая рвать и метать. Из её пасти сочится едкий на вид дым. У левой головы обвисшая искусственная кожа плотно обтягивает макушку, но свисает со щёк, почти доставая до таких же свисших длинных ушей. Левый глаз этой головы светится ярким зелёным светом. Средняя же голова отличается очень короткой защитной шерстью, длинной мордой и средних размеров ушами, которые также, как и у левой, свешиваются вниз. К концу длинного сегментированного хвоста прилажена длинная пушка, напоминающая ту же у Пули. На боках его огромного тела красуются эмблемы Порядка.

Мольбы были услышаны.

Громадина перепрыгивает точку контроля, будто это малое препятствие, и встаёт прямо перед запуганным Исполином, который от неожиданности отскочил назад на пару метров. По земле проходит сильная тряска, от чего я чуть не теряю равновесие. Средняя голова, приблизившись к агенту, издаёт ещё более громкий рёв. Кот отползает всё дальше, прикрывая уши лапами и закрывая глаза. Правая голова начинает рычать, полностью поворачивается в сторону агента, раскрывает челюсти, и из её пасти плотным облаком, или даже потоком, начинает бить струя густого белого газа. Исполин открывает глаза и убирает с ушей лапы, чтобы отмахиваться ими от дыма. Пёс не теряет времени зря и поворачивает к агенту свою левую голову. Она активирует зелёный глаз, из которого начинает бить яркий кислотный свет прямо в лицо врагу. Исполин закрывает глаза одной лапой, а другой разгоняет белый туман, медленно отползая, но наш защитник не планирует останавливаться на этом. Он пытается напрыгнуть на кота, чтобы повалить того, но тот в последний момент резко разворачивается к нему задом и, растеряв всё своё величие, очень быстро убегает вдаль, задевая своей тушей дома. Механический спаситель хотел было догнать беглеца, но только подняв лапу, застыл на месте чуть дольше, чем на секунду. После чего резко развернулся и посмотрел на нас всеми тремя головами, которые теперь довольно улыбались. Средняя пару раз задорно тявкнула, и гигант, вновь перепрыгнув точку, убежал в противоположную Исполину сторону.

Все молча стояли, не имея возможности что-либо сказать. Даже Ершов не мог прийти в себя минуту или две после случившегося. В любом случае, он первый смог разложить всё по полочкам у себя в голове.

— Бойцы… Походу, это победа! С чем я всех нас и поздравляю, — тихо сказал смотритель точки. Из-за общей тишины, все его прекрасно услышали.

Буквально через час или полтора наша смена закончилась, и мы вновь оказались в бункере. Мало кто мог сказать хоть что-то внятное о происшедшем, когда нас решили расспросить сослуживцы из других взводов. Но то, что все крайне повеселели, было очень заметно. Даже Косой, походу, забыв о той нашей ссоре, впервые за четыре дня искренне улыбнулся.

Однако, как бы хорошо всё ни было, но с той ситуацией, произошедшей с нами в жилой зоне, нужно разобраться. Я действительно не хочу терять своего дорогого друга. Поговорю с ним об этом. Скоро кончается контракт, если я не успею его переубедить, то он и правда может отказаться его продлевать. В таком случае, его просто переведут на охрану внутри бункера, либо, если он также будет активно сопротивляться, то на какую-нибудь грязную работу. Возможно даже уборщиком. Внушительное понижение в должности.

Направляюсь к Косому, который сидит в караульном классе и читает методичку по устройству нашего вооружения. Сажусь рядом с ним.

— Послушай, я считаю, нам нужно поговорить, — в моём голосе слышится некая неловкость.

— О чём? — не отрываясь от книги, говорит он.

— О том, что случилось при задержании того участника АНнВ. Мне кажется, ты не совсем понимаешь, почему я так поступил.

— Нет, что ты. Я всё прекрасно понимаю.

— Правда?

— Конечно. Ты просто готов пожертвовать чем-угодно, лишь бы исполнить волю своих пастухов, — цинично заявляет он, всё ещё сидя ко мне спиной.

— Ты действительно не веришь, что я разделяю взгляды нашего руководства, — в голосе начинают появляться нотки злобы. Не могу поверить, что товарищ не может понять, что я делаю всё это не просто так.

— Нет, не верю. Ты не похож на того, кто готов отправлять на смерть новоиспечённый вид ради “высшей цели”, а на деле, для защиты своей тушки, — Косой повернулся ко мне и взглянул прямо в глаза. — Я не верю, что ты бы поступил также, как поступил твой любимый Порядок.

— Но, служить — это наша основная задача. Они буквально наши создатели, наши боги.

— В таком случае, я — атеист, — демонстративно швырнув методичку на стол, он встаёт и уходит, но задерживается в проходе. — Почему Бог людей — есть само воплощение доброты и любви, а наш — безумная военная машина? — с такими словами, он выходит из помещения.

Потому что любовь и доброта дарят счастье только, когда нет того, кто это счастье способен отобрать. Вот тут-то и получается, что люди слишком слабы, чтобы защитить даже себя, а мы — можем им эту защиту обеспечить. Мы и есть их спасители, даже если они обращаются с нами, словно с рабами. Ведь именно собака — лучший друг человека. И нам, как собакам, не имеет смысла бастовать против хозяев. В конце концов, родителей, хозяев или создателей не выбирают.