Путешествие Хамфри Клинкера

Тобайас Джордж Смоллет (1771)

Англия XVIII века. Состоятельный джентльмен Мэтью Брамбл выезжает на воды лечиться. Он не устает рассуждать о том, что в погоне за оздоровлением можно подцепить инфекцию, и все же, презрев опасности, берет с собой сестру, племянницу и племянника. Сестра Брамбла, девица не первой молодости, сохраняет надежду на замужество и полагает, что выезд на водный курорт — прекрасный шанс. Племянница стремится забыть несчастную любовь. Племянник ищет развлечений. А путешествующая с ними горничная сплетничает, причем новые поводы для сплетен появляются, когда к этой компании присоединяется конюх Хамфри Клинкер. Такова завязка романа, написанного классиком английской литературы Тобайасом Джорджем Смоллеттом (1721–1771). Это произведение, полное юмора, по праву считается вершиной творчества автора, оказавшего заметное влияние на других английских писателей — в том числе на Чарльза Диккенса.

Миссис Джермин, Глостер, собственный дом

Дорогая мадам!

Лишенная родной матери, я надеюсь, что вы разрешите мне отвести душу, раскрыв мое бедное сердце вам, которая всегда была для меня вместо доброй родительницы с той самой поры, как меня отдали на ваше попечение. Право, право же, достойная моя воспитательница может поверить мне, если я скажу ей, что никогда не было у меня никаких дурных помыслов, но одни лишь добродетельные мысли, и, если господь будет милостив ко мне, никогда не наброшу я тени на ту заботу, с коей занимались вы моим воспитанием.

Каюсь, я дала справедливый повод к негодованию, но лишь потому, что мне не хватало осторожности и опыта. Не надлежало мне прислушиваться к словам этого молодого человека, и мой долг был поведать вам обо всем происшедшем. Но я постыдилась упоминать об этом, а он в обращении своем был так скромен и почтителен и казался столь чувствительным и робким, что я не нашла мужества в своем сердце совершить поступок, который мог повергнуть его в уныние и отчаяние. Что до маленьких вольностей, то я уверяю вас: никогда не дозволяла я ему поцеловать меня, а что до тех немногих писем, которыми мы обменялись, то все они находятся в руках у моего дядюшки, и, я надеюсь, в них нет ничего погибельного для невинности и чести. Я все еще убеждена, что он не тот, за кого выдает себя, но откроется это только со временем, а покамест я приложу старания позабыть о знакомстве, стол неприятном моему семейству.

С той поры как меня поспешно увезли от вас, я плакала, не осушая глаз, и три дня ничего в рот не брала, кроме чаю, и глаз не смыкала три ночи напролет. Тетушка не перестает сурово бранить меня, когда мы остаемся одни, но я надеюсь со временем смягчить ее смирением и покорностью. Дядюшка, который так ужасно бушевал вначале, был растроган моими слезами и сокрушением и теперь полон нежности и состраданья, а мой брат примирился со мною, когда я обещала порвать всякие сношения с этим несчастным юношей. Но, несмотря на все их снисхождение, я не успокоюсь, покуда не узнаю, что моя дорогая и вечно почитаемая воспитательница простила свою бедную, безутешную, одинокую, любящую и смиренную до самой смерти

Лидию Мелфорд.

Клифтон, 6 апреля