Краткая история экономической мысли

Хайнц Д. Курц (2017)

В этой краткой, но всеобъемлющей истории Хайнц Курц прослеживает долгую траекторию развития экономической мысли от ее зарождения в Древней Греции к систематической форме, которую она приняла в трудах классиков конца XVIII — начала XIX века, и до трудов таких ученых, как Пол Самуэльсон и Кеннет Эрроу. Внимательно наблюдая за тем, как экономические идеи зарождаются, забываются и вновь воскресают, Курц сосредоточивает свое внимание на тех мыслителях, которые придают старым идеям новую жизнь, и исторических событиях, которые порождают различные подходы и теории. В ходе этого путешествия автор объясняет, что имел в виду Смит под «невидимой рукой», как «закон движения» Карла Маркса действует в капиталистической экономике, каковы корни идей Австрийской школы об информации, неполном знании и неопределенности, в чем состоят принципы эффективного спроса и экономической стабилизации Джона Мейнарда Кейнса, идеи и вызовы, предлагаемые теориями экономического роста, экономикой благосостояния, теорией игр и др. В заключение он кратко суммирует в чем состоят основные проблемы, стоящие перед современными экономистами, и их отношение к тому, что происходит в нашем мире. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Глава 1

Ранняя экономическая мысль

В ЭТОЙ ГЛАВЕ я кратко рассказываю о том, что думали об экономической деятельности древние, схоласты (около 1100–1600) и меркантилисты (около 1500–1800). Их наблюдения имели несколько общих характеристик: все они были еще достаточно бессистемными, не охватывали всех областей экономического поведения и носили рекомендательный характер. Мыслители этого периода были заняты не столько описанием и анализом реальной экономической деятельности (позитивная экономическая теория), сколько тем, какой эта деятельность должна быть в идеале (нормативная экономическая теория). В период античности и схоластики экономические исследования считались частью моральной философии и посвящались применению этических принципов к экономической жизни. В традиции меркантилизма экономические изыскания прежде всего существовали в форме сочинений и памфлетов купцов-капиталистов, занятых торговлей с дальними странами и регионами. Эти авторы стремились выдать свои частные интересы за интересы всего общества. Их целью было заручиться поддержкой национального государства для защиты своих судов и торговых точек за рубежом, поэтому они нахваливали преимущества экспорта более ценных товаров и импорта менее ценных, утверждая, что это наполнит сундуки королевской казны драгоценными металлами, которые в то время использовались в качестве средства обмена.

Ряд понятий, которые сегодня мы считаем чем-то само собой разумеющимся, — например конкуренция или прогресс — либо совсем отсутствует в этих ранних экономических текстах, либо присутствует в них в рудиментарной форме, отражая экономическое состояние соответствующего периода времени. В эпоху античности и схоластики экономические условия были, по сути, стационарными, и даже для меркантилистов развитие и рост были достаточно скромны и ограничивались всего несколькими областями.

Античность

Человеческие существа всегда были склонны делать наблюдения экономического порядка. Чтобы выжить, нам нужно потреблять, а чтобы потреблять, нам нужно производить. Вместе с развитием рисования и письменности появились и записи об экономической деятельности. Для наших ранних предков «производство» означало прежде всего охоту и собирательство, и пещерные рисунки, найденные в Европе и датируемые периодом позднего палеолита, изображают сцены охоты, на которых технические и организационные знания воплощены в оружии. Элементарная экономическая информация впоследствии стала общим благом, доступным любому, кто умеет читать. В период расцвета Месопотамии, около 4 тыс. лет назад, к примеру, глиняные кирпичи у ворот Вавилона были расписаны информацией о ежегодном урожае зерна вместе с теми затратами, которых он потребовал, также выраженными в количестве зерна. Разница между урожаем и затратами дает нам избыток (surplus) производства зерна за конкретный год. Этот избыток кормил семьи, занятые в сельском хозяйстве, а также правителя и его двор, чиновников, армию и так далее. Объем избытка говорит нам о благосостоянии, экономической производительности, политической и военной мощи общества. Эти глиняные таблички, вероятно, являются первым архивом национального дохода в истории человечества.

Греческая экономика и экономическая мысль

Греческий способ производства во времена Платона (427–347 до н. э.) и его ученика Аристотеля (384–322 до н. э.) был основан на рабстве, на традициях и институтах, которые менялись очень медленно, в том числе на политической конституции города-государства. В центре внимания была «хорошая жизнь» полноправных граждан — статичное понятие — и благоприятные для нее правила и институты. Производство происходило в почти автаркических домохозяйствах; так и появился термин «экономия» (от греч. οἶκος — «дом»», и νόμος —«закон»). Oικονομία, таким образом, означает «управление домохозяйством», или правила, по которым лучше всего вести домохозяйство или бизнес.

Наблюдения философов того времени вращались вокруг вопросов должного управления бизнесом и хозяйством. Их целью было найти гармонию между экономически полезным, морально приемлемым и политически разумным. Их интересовали вопросы от частной жизни до общественной экономики и финансирования государственного хозяйства. Вначале финансирование государства осуществлялось за счет добровольных пожертвований, дани, собираемой с колоний, и услуг горожан, но со временем в нем начала расти доля обязательных сборов. Вначале налогами были обложены иммигранты, не имевшие гражданства (метеки), а затем и полноправные граждане. Поскольку налогообложение зависело от богатства граждан, возник вопрос о том, как оценивать богатство, что привело к появлению различия между видимым и невидимым (или поддающимся сокрытию) богатством. Налогов на видимое богатство, такое как дома, поля, рощи, инструменты и рабочий скот, избежать было сложнее, чем налогов на невидимое богатство, такое как деньги или проценты с кредитных сделок. Здесь, как утверждается, и кроется один из источников того решительного неприятия кредита и процента, которое мы видим в экономической мысли Римско-католической церкви вплоть до XIX века (см. раздел о схоластике), а также в экономической мысли исламского мира вплоть до сегодняшнего дня.

Платон

Платон происходил из аристократической семьи и считал, что управление домохозяйством тесно связано с управлением государством, полисом. В обоих случаях целью было благосостояние тех, кто доверился заботе управляющего — хозяина дома в одном случае и правителя государства — в другом. Это благосостояние содержало материальную составляющую, которая была средством достижения цели, — хорошей жизни — но не самой целью. В своем трактате «Государство» Платон обрисовал обязательные характеристики идеального государства, написав таким образом, первую полноценную общественную утопию в истории человечества. В центре внимания Платона было соответствие этическим нормам, без которых нельзя прийти к истинно благим результатам. Чтобы выполнить это условие, требовалось следовать строгим правилам и наказывать нарушителей (поэтому считается, что в проекте Платона содержатся тоталитарные черты; а поскольку на вершине общественной пирамиды собственность была только общей, идеи Платона также интерпретируют как нечто вроде примитивного коммунизма).

Чтобы это стратифицированное, иерархическое общество могло воспроизводить себя, утверждал Платон, все люди в нем должны занимать соответствующие места. Философов или философов-правителей он поместил на вершину этого идеального государства. За ними следовали стражи общества, живущие строго мужским братством и являющиеся полноправными гражданами. Каста воинов защищает государство, и их завоевательские походы Платон считает справедливыми, если они служат защите истинного блага. За воинами следовали ремесленники и торговцы, а затем метеки — иностранные граждане без прав (и их рабы). Полноправным гражданам (и их рабам) запрещалось заниматься ремеслом и торговлей. Для низших категорий граждан частную собственность Платон не запрещал, но презирал погоню за прибылью, поскольку считал, что богатство развращает человека и грозит превратиться во власть и в конечном итоге привести к тирании. Чтобы избежать этой опасности, Платон выступал за перераспределение собственности.

Существует тесная связь между общественной стратификацией, которую Платон описывает в «Государстве», и его пониманием разделения труда как основы благосостояния общества. Платон придерживается мнения, что природные склонности и таланты человека должны определять его место в обществе. Если каждый занимается тем, что он делает лучше всего, то любая работа будет выполняться хорошо. В соответствии с этой идеей Платона прежде всего интересует в разделении труда возможность наилучшего применения и распределения природных талантов, а не его влияние на эффективность производства (как в случае Адама Смита). Специализация и обучение на практике, которые могут укрепить, но и исказить природные различия в одаренности людей, упоминаются в «Государстве» лишь походя.

Платон рассматривает социальную и профессиональную иерархию как статичную, а не динамичную конструкцию. По его мнению, координация разных видов труда, выполняющегося в обществе, осуществляется частично за счет приказов и централизованной власти (как в армии), а частично за счет рынков.

Деньги, настаивает Платон, должны служить лишь одной цели: быть платежным средством. Их нельзя использовать как средство хранения ценности (а значит, средство образования сокровищ), потому что накопление богатства не имеет предела и потому неестественно. Платон также порицает взимание процентов как недостойную практику. У него нет подробных идей о формировании цен, а значит, о доходах производителей и торговцев.

Аристотель

Аристотель вырос в семье метеков и не во всем соглашался со своим учителем Платоном. Например, Аристотель защищал частную собственность, используя аргумент, который возникает в трудах более поздних философов: люди относятся к личной собственности куда аккуратнее, чем к общественной. Эта проблема стала известна как «проблема общей собственности».

Наблюдения Аристотеля вращались вокруг организации экономики самодостаточного домохозяйства и управления этим домохозяйством. Каковы права и обязанности хозяина, отца, супруги, детей, рабов? Существование рабов (хотя Аристотель иногда и задумывался об их статусе: этично ли обращаться с людьми как с собственностью?) казалось ему необходимым для хорошей жизни свободных граждан (и философов), которые должны быть освобождены от любых материальных тревог и забот.

Как и Платон, Аристотель разделял разные виды обогащения — разные способы, при помощи которых хозяйства и люди зарабатывают на жизнь и удовлетворяют свои потребности и желания. Естественный способ обогащения (oikonomiké) позволял греческому гражданину и его семье жить хорошей жизнью, производя блага и обменивая их на другие блага. Аристотель считал, что блага имеют конечную природу, поэтому у этого типа обогащения есть конечная цель. В качестве почти синонима можно привести термин satisficing, введенный Гербертом Саймоном (1916–2001): разумная достаточность, или стремление к такому количеству благ, которое удовлетворяет нужды человека в соответствии с его положением в обществе, в противовес стремлению к максимизации своего заработка.

Аристотель противопоставляет эту естественную форму обогащения «неестественной» — хрематистике, от χρημα, что означает «деньги». Цель этой формы обогащения — приобретение ради приобретения, что «неестественно», потому что этот процесс не имеет конца. Аристотель считает, что истоки хрематистики лежат в торговле и деньгах, которые возникли, чтобы упростить обмен. Но поскольку деньги могут также служить для хранения ценности, возникает тенденция запасать богатство. Приобретение денег становится самодостаточной целью. Как показывает история царя Мидаса, человек, который стремится к максимально возможному богатству, рискует умереть от голода: все, к чему он прикасается, превращается в золото. Аристотель считал кредитные сделки и процент особенно порицаемыми формами хрематистики. Для него любой вид процента был ростовщическим, потому что «взимание процентов ведет именно к росту денег».

Справедливость — тема, которая постоянно встречается в трудах Аристотеля, например в его замечаниях о рынках в «Никомаховой этике». Один из вопросов, затронутых в этом тексте, — справедливость при распределении. Аристотель разделяет «потребительную ценность» вещи и ее «меновую ценность»; потребительная ценность отражает объективную полезность вещи для удовлетворения какой-то потребности, а меновая ценность — количество денег (или других благ), которые можно получить в обмен на нее. Внимание производителя, согласно «Никомаховой этике», должно фокусироваться на качестве потребительной ценности, а не на количестве меновой ценности.

Как и Платон, Аристотель не предлагает никакого позитивного анализа формирования цен. Вместо этого он описывает норму, которой цены, как предполагается, должны следовать. Эта норма (которая связана со стабильностью и воспроизведением стратифицированного греческого общества) утверждает, что цены должны гарантировать должное распределение богатства и почестей. Социальный статус тех, кто принимает участие в обмене, должен уважаться и воспроизводиться рынком. Если перевести это утверждение на язык нашего времени и использовать пример Джозефа Стиглица (род. 1943), мы получим, что банковские клерки должны получать такую зарплату, которая обеспечивает им пропитание и жилье для себя и своих семей, а также позволяет быть прилично одетыми за банковской конторкой. Экономика, таким образом, является сообщницей тех принципов, на которых основан полис, город-государство. Стратификация общества также отражена в отношении Аристотеля к физическому труду. Он выполняется низшими слоями общества и рабами и презираем верхними слоями общества; по мнению Аристотеля, в физическом труде отсутствует достоинство, а значит, и ценность.

Мысли древнегреческих философов были переведены на арабский язык, а затем на латынь, и соответствующие философские, теологические и юридические традиции обсуждались, впитывались и дополнялись. Запрет на ростовщичество встречается и в Ветхом Завете, и в Коране. В своей «Исповеди» Аврелий Августин (354–430) внедрил некоторые идеи Платона и Аристотеля в христианское мировоззрение, и они оставили глубокий след в западном мышлении. Идеи греков просочились и в исламскую экономическую мысль и продолжают оказывать на нее воздействие, особенно в сфере банковской деятельности.

Теперь давайте обратимся к учениям церковнослужителей средневековой Европы.

Схоластика

Учителя христианской церкви продолжили развивать экономические воззрения древних, особенно Аристотеля, а также позаимствовали идеи из Библии и римского права. Главным мыслителем так называемой школы схоластов был Фома Аквинский (1225–1274); его основное произведение — три тома Summa theologiae. Другим заметным схоластом был Франсиско де Витория (1483–1546), родоначальник саламанкской школы. Как и Платон с Аристотелем, Фома Аквинский выбрал преимущественно нормативный подход к экономической сфере и фокусировался на тех же вопросах, что и они: «справедливая цена», процент и ростовщичество, справедливое налогообложение («отдавайте кесарево кесарю»).

Однако в отличие от своих греческих предшественников, схоласты интересовались превыше всего не тем, как добиться хорошей жизни в этом мире, а тем, как избежать ада в жизни грядущей. Согласно Ветхому Завету, человек был изгнан из рая и наказан за свои грехи необходимостью с трудом зарабатывать себе на жизнь, вести существование, полное тягот и лишений. Усердный труд позволяет ему выживать и вести жизнь, в которой иногда случаются чудеса — в качестве вознаграждения за прочувствованную демонстрацию веры. Согласно экономической мысли схоластов, ответ на материальные затруднения, испытываемые большей частью населения, кроется не в увеличении объема производства и экономическом росте, но в самоограничении и подавлении потребностей.

В сердце экономической мысли эпохи схоластики лежала доктрина, связанная с ростовщичеством. Основным аргументом было то, что деньги бесплодны: они не могут «приносить потомство». Другой аргумент гласил, что раз Бог дал время всем людям в равной степени, то время, которое проходит между взятием денег в долг и их возвращением, само по себе не оправдывает выплаты процентов. Третий аргумент опирался на особенность средневековой экономики — отсутствие стабильного роста — которая означала, что большинство займов выдавалось потребителям, а не производителям. Долг христианина, утверждали схоласты, заключается в том, чтобы помогать людям, безвинно попавшим в бедственное положение, а не эксплуатировать их и не ухудшать их положение, взимая с них процент. Fenus pecuniae funus est animae — проценты с займа это смерть души. Хорошее общество требует от своих членов жить добродетельно.

Что же, однако, произошло, когда торговля и промышленность в Европе пошли в гору, как случилось в XII–XIII веках, и особенно когда экономика вступила на путь стабильного экономического роста вслед за промышленной революцией, и возникла потребность в дополнительных ликвидных фондах, чтобы финансировать инвестиции? Древний и средневековый экономический уклад, который неодобрительно смотрел на процент, был более или менее неизменным и без особых изменений воспроизводил сам себя год за годом (исключая такие моменты, как особенно урожайные или неурожайные годы, войны и эпидемии). Когда экономика вступила на путь стабильного экономического роста, экономическому анализу пришлось измениться, чтобы учесть это обстоятельство. Точка зрения Аристотеля и схоластов постепенно была вытеснена на задний план (хотя и не исчезла из виду полностью; некоторые идеи схоластов вновь возникли, например, в австрийской экономической теории, см. главу 4). Пережив расцвет в XIII–XIV веках, схоластика закончилась вместе с упадком Саламанкской школы в XVI веке. Уже у авторов саламанкской школы можно найти очевидные проявления позитивной экономической мысли, которая вышла на первый план с появлением классической экономической теории (ей посвящена глава 2). Но перед тем как перейти к классическим экономистам, мы должны обратиться к тому, что Адам Смит (1723–1790) называл меркантилизмом и что в немецкоговорящем мире известно под названием «камерализм». Идеи, собранные под этим названием, не являются связной полноценной теорией. Но это не означает, что они неважны. В реальности они оказали огромное влияние на экономическую политику и продолжают делать это по сей день.

Меркантилизм и камерализм

Расцвет меркантилистской школы растянулся с XVI по XVIII век; ему сопутствовало создание и развитие национальных государств в Европе, открытие новых миров и экспансия торговли с отдаленными странами и территориями. Идеи и экономическая политика меркантилистов остаются весьма распространенными и сегодня. Меркантилизм обязан своей долгосрочной славой той жестокой критике, которой подверг его идеи классический экономист Адам Смит в «Исследовании о природе и причинах богатства народов» (1776). Именно Смиту принадлежит термин «меркантилизм», который он использовал, чтобы описать сплав разных идей; название прижилось, несмотря на то что эти идеи не были на самом деле единой школой мысли.

Стремление дать определение философским системам, сказал Людвиг Виттгенштейн, нередко схоже с попыткой классифицировать облака по форме; то же самое можно сказать о Смитовой концепции меркантилизма. Разумеется, экономической мысли меркантилистов не хватало согласованности, систематической классификации и всестороннего охвата всех экономических областей. Сторонники меркантилизма были не бесстрастными учеными, а практичными бизнесменами, которые стремились к прибыли, и чиновниками, которые желали наполнить государственную казну. Прежде всего они хотели укрепить власть государства путем увеличения его территории, защиты национальной торговли, формирования колоний, контроля за населением и, что особенно важно, путем экспорта большего количества товаров, чем государство импортирует. То внимание, которое придавали меркантилисты избытку торгового баланса, было непосредственно связано с их пониманием богатства государства. Как сформулировал англичанин Томас Ман (1571–1641) в своей книге «Богатство Англии в зарубежной торговле» (около 1630), богатство Англии растет, «пока мы продаем иностранцам ежегодно [товаров] на бо́льшую сумму, чем покупаем у них». Для достижения этой цели Ман и другие меркантилисты выступали за поощрение экспорта (экспортные субсидии) и ограничение импорта (тарифы и прочие торговые ограничения).

Хотя впоследствии критики назвали эту экономическую политику иррациональной, она была вовсе не такой иррациональной, какой могла показаться. Поскольку в качестве денег в то время в обращении были драгоценные металлы в форме монет, страна, работающая с растущими рынками, нуждалась во все бо́льших количествах золота — «блага всех благ», как его тогда называли. Если страна не могла производить собственных драгоценных металлов (как Англия, в которой не было существенных залежей), то позитивный торговый баланс мог принести ей необходимое золото. Другим вариантом, одобренным английской короной, было пиратство: перехват испанских кораблей, которые везли золото и серебро из Центральной и Южной Америки. Такие флибустьеры, как Джон Хокинс и Фрэнсис Дрейк, удостоились немалых почестей за грабеж на службе у английской короны. По мере того как росла напряженность между экспансионистскими национальными государствами, богатство также стало важным фактором подготовки к будущим войнам. В те времена еще не существовало больших регулярных армий, так что наполненная казна была лучшей гарантией того, что в нужный момент у государства быстро появится войско: «деньги — это нерв войны», как находчиво заметил один наблюдатель. Наконец, поощрение экспорта стимулировало производство и рабочую занятость внутри страны, в то время как ограничение импорта ограничивало производство и рабочую занятость в других странах: блага, произведенные на внутреннем рынке, создавали рабочие места для граждан страны, а блага, в которых не было нужды за границей, не влияли на создание рабочих мест за границей. Джоан Робинсон (1903–1983) впоследствии назвала этот подход политикой «разори соседа»: страна экспортирует безработицу вместе со своим активным торговым балансом (обратите внимание, что подобная политика существует и в наше время: возьмем, к примеру, активный торговый баланс, преимуществами которого пользовались Германия и Япония во время Второй мировой войны, или которым пользуется Китай сегодня в результате заниженного курса национальных валют).

Не все авторы-меркантилисты оценивали национальное богатство запасом драгоценных металлов в королевской казне. Некоторым было ясно, что экономической активности идет не на пользу, когда деньги изымаются из производства и запасаются, а некоторые (как из числа меркантилистов, так и не только) также признавали, что циркуляция растущей денежной массы рано или поздно окажет воздействие на денежные цены товаров. Как подчеркивали Джон Локк (1632–1704) и Чарльз Давенант (1656–1714), положительный торговый баланс и сопутствующий им приток драгоценных металлов постепенно ведут к росту цен в стране. Так родилась ранняя версия «количественной теории денег», которая предусматривает связь между количеством обращающихся денег M и уровнем цен P. Если T — объем благ, с которыми заключаются сделки за один год, а V — скорость обращения денег, то получается, что TP = MV. Если T и V можно рассматривать как заданные и постоянные величины, то уровень цен P увеличивается пропорционально денежной массе M.

Конечно, меркантилисты не рассматривали объем сделок как постоянную величину. Умеренно растущие цены считались признаком развивающейся экономики. Что меркантилисты упустили из виду, так это обратное воздействие, которое растущие цены внутри страны оказывают на международную конкурентоспособность отечественного производства — и тем самым на торговый баланс.

Это влияние впервые было исследовано философом, историком и экономистом Давидом Юмом (1711–1776) в его эссе о вопросах экономики (Юм дружил со Смитом и, как и Смит, очень критически относился к некоторым идеям меркантилистов). Юм привлек внимание к механизму взаимодействия между движением золотых денег и ценами, также известному как «автоматизм». Цены, растущие в результате притока в страну золота, снижают конкурентоспособность этой страны и обычно приводят к нейтральному торговому балансу. Юм также возражал против меркантилистской идеи о том, что одна страна может выиграть только за счет других стран — идея, которая объясняет, почему меркантилисты так концентрировались на внешней торговле и игнорировали внутреннюю. Во внутренней торговле, считали они, на каждого победителя приходится проигравший, а во внешней торговле одна страна может выиграть за счет других (сегодня мы могли бы провести аналогию с игрой с нулевой суммой). Юм был с этим не согласен: и внутренняя, и внешняя торговля, считал он, потенциально выигрышны для всех участников и способны улучшить их благосостояние.

Национальная окраска идей меркантилистов отражала разные экономические условия в разных странах. Во Франции, которая соперничала с Англией за экономическое первенство, возник кольбертизм, названный так в честь министра финансов Людовика XIV Жан-Батиста Кольбера (1619–1683). Кольбер пересмотрел государственный бюджет; реформировал государственную администрацию; поощрял французское промышленное производство, чтобы сделать страну независимой от дорогостоящих импортных благ; основал Французскую Ост-Индскую и Французскую Вест-Индскую компании для осуществления колониальной политики; развивал французскую инфраструктуру (улицы, каналы, порты); привозил в страну иностранных ученых, техников и ремесленников, чтобы модернизировать французскую экономику. Как и другие меркантилисты, он считал торговлю важным источником увеличения национальных запасов драгоценных металлов.

Камерализм был немецкой версией меркантилизма, существовавшей в небольших германских государствах в XVII, и особенно в XVIII веке, в эру просвещенного абсолютизма. Термин «камерализм» происходит от слова camere, обозначавшего комнату, в которой хранилась княжеская казна. В основном камерализм занимался искусством эффективно управлять государством и пополнять его казну, чтобы подстраховаться на случай всевозможных рисков. Обширная литература по камерализму посвящена вопросам конституционного и административного права, государственного управления и бухгалтерии, налогов и фискальной политики. Чтобы центральная власть хорошо функционировала, по мнению мыслителей-камералистов, чиновники должны были получать образование в области камеральных наук и права. После Тридцатилетней войны (1618–1648) камералисты считали важнейшим приоритетом восстановление разоренных и опустевших городов и деревень, поощрение сельского хозяйства и роста населения. В качестве долгосрочной цели они видели развитие национальной экономики через основание и поощрение промышленного производства и обеспечение государственной инфраструктуры. Государство, считали камералисты, выступает важнейшим участником во всех этих видах деятельности либо самостоятельно, либо в сотрудничестве с частными предприятиями. Крупнейшие мыслители-камералисты — это Иоганн Иоахим Бехер (1635–1682), Филипп Вильгельм фон Хорнигк (1640–1714), Иоганн Генрих Готлоб фон Юсти (1717–1771) и Йозеф фон Зонненфельс (1732–1817).