Холодный кофе, или Одиночество Офелии Коулман

Хелена Хейл (2022)

Учеба, бокс, книги, одиночество и холодный кофе — в жизни Офелии Коулман много граней. Но совершенно нет места для любви и свиданий. Жаль, что Реймонд Беннет этого не понимает. Он постоянно попадается у Офелии на пути! Для Офелии самый горячий парень Принстона становится наваждением. Реймонд загадочен и опасен. Девушка знает: от заносчивых красавчиков одни проблемы. Но разве любительница секретов и детективов сможет устоять перед еще одной тайной? Содержит нецензурную брань.

1

— Не могу поверить, что ты прошла, да еще и со стипендией! — воскликнула моя мама, подпрыгивая. — А ты, оказывается, не так уж и безнадежна!

— Мам, мне, конечно, приятно, но не очень хочется, чтобы посторонние знали, как ты оцениваешь мои интеллектуальные способности и мотивируешь свою дочь, — пробубнила я из-под волос, закрывавших мне лицо.

Парикмахер только что закончила окрашивание и приступила к стрижке каре. Последние полгода я безвылазно готовила свою исследовательскую работу и детектив, которые и стали моим проходным билетом в Принстонский университет, поэтому на отросшие корни совсем не было времени.

— Господь, направь эту беспризорницу на верный путь и пошли ей хорошенького студента, дабы угомонить…

— Мама! — Я схватила со стола расческу и легонько шлепнула маму по бедру. — Мы не в церкви, прекрати!

— А как иначе бороться с твоей пассивностью?! — спросила мама, взглянула на позолочен ные наручные часы и продолжила: — Так, сейчас мы отправимся в торговый центр! Накупим тебе всего…

— Даже не думай уговаривать меня купить юбку, платье и прочую девчачью дребедень.

— Но ты же и правда девочка! — застонала мама.

Я знала, ей было важно, чтобы я всегда выглядела лучше всех. Она обожала шопинг, обожала наряжать меня, как куклу, и никак не могла принять мой «готический», как она выражалась, стиль.

— Черт, если ты действительно угомонишься, я, так уж и быть, соглашусь на два платья и две юбки. Со мной случится инсульт, если их будет больше.

— Ура!

Мама подбежала и чмокнула меня в щеку. От неожиданности парикмахер чуть не отрезала мне волосы до макушки.

— Мисс, пожалуйста, присядьте на гостевой диван, — не выдержала она.

Подготовка к университету всю последнюю неделю шла полным ходом. В понимании моей матери начиналась совершенно новая жизнь, а в моем — новые проблемы. Мама все школьные годы мечтала о том, чтобы я попала в один из университетов Лиги плюща, откладывала деньги, которые, кстати, не пригодились, ведь мне удалось получить стипендию. Мы жили в Филадельфии, где тоже имелись приличные университеты, но мама была одержима Йелем и Принстоном. Она не заставляла меня учиться, с учебой у меня проблем не возникало, я прекрасно осознавала, что это необходимо, но с тревогой относилась ко всему новому, тем более к переезду.

Я наблюдала за мамой, пока парикмахер вертела меня из стороны в сторону: женщина сорока лет, тростиночка, с виду — моя ровесница. Черные (от природы, не то что у меня) волосы собраны в конский хвост, рваные джинсы, широкая рубашка в клетку, кроссовки Puma с прорезиненной подошвой — нет, никогда бы не дала ей сорок. Да и окружающие всегда принимали нас за сестер.

После салона красоты мы таки отправились в торговый центр. Вирджиния Коулман как сумасшедшая сгребала все яркие платья и кидала на стул в примерочной. Я сбилась со счета уже на седьмом, поэтому просто как робот надевала их и снимала, уговорив себя взять то, что приведет маму в восторг. Пока шла примерка, я благодарила бога, что учебники, тетради, блокноты и прочую канцелярию мы закупили на прошлой неделе. Сил и нервов на дальнейшие хождения по магазинам не осталось.

— Ну пусти свою мать, что я там не видела! — потребовала она. Как ни крути, а мама и деликатность в общественных местах — вещи противоположные.

— Терпение, мам!

«Кое-чего ты и впрямь не видела, да и не стоит тебе это видеть», — думала я, стягивая очередной наряд. Сдав последний школьный экзамен я набила татуировку у своего хорошего знакомого и тату-мастера по совместительству. От середины бедра до тазовой кости и вдоль ягодицы тянулись бордовые розы с гравированным кинжалом, запутавшимся в шипах, по центру. К такому маму следовало подготовить заранее, учитывая ее неумение держать язык за зубами.

Конечно, помимо маминых кукольных нарядов были куплены и мои постоянные спутники — черные джинсы, черные футболки, черные бейсболки, черные кроссовки, черные куртки и толстовки. Наверное, одержимость мне досталась от матери. Но вот без чего мой день точно не мог пройти, так это без стакана айс-карамель-макиато из «Старбакса». От холодного кофе я была зависима сильнее, чем от сигарет.

Два огромных чемодана были доверху забиты: один исключительно моими фаворитами, второй — вещами, купленными по маминой прихоти. На самом деле мама не всегда была такой «современной», заботливой и лучезарной по отношению ко мне. Подозреваю, что она чувствует себя очень виноватой каждый раз, когда замечает шрам над моей ключицей. Семь лет назад один день круто изменил наши с мамой жизни. День, когда умер отец. Еще совсем крохой я осознала: отношения моих родителей разительно отличаются от понятия «счастливый брак». Папа был вспыльчивым и злоупотреблял спиртным, мама — требовательная и импульсивная. Они не уступали друг другу в характерах, однако чаще всего после ссор сухим из воды выходил отец за счет влияния своей матери: бабушка постоянно запугивала мать тем, что если та уйдет от отца, то они отсудят у нее все, до последнего цента, но маму больше всего пугало то, что на самом деле имела в виду бабуля. Отсудят меня.

И если до десяти лет я больше тянулась к отцу, проводила свободное время в его итальяно-американской автомастерской, зубрила названия запчастей, моделей и марок, лишь бы папа выбирал меня, а не бутылку, то к одиннадцати годам бросила эту затею, поняв, что мама любит меня безусловно. Что именно на ее терпении держится наша семья и что папа, который некогда любил ее и даже ждал моего появления на свет, в какой-то момент осознал, что ошибся, решив жениться и завести семью, пусть и с такой красавицей, как Вирджиния.

День смерти отца я предпочитаю не вспоминать, мне достаточно шрама. Но именно это событие подтолкнуло меня записаться в секцию по боксу. Проведя детство в автомастерской, я редко находила общий язык с девчонками, потому что меня больше интересовали машины, чем куклы, а после случившегося многие одноклассницы и вовсе меня побаивались. Ступив на ринг, я укрепила страх перед своей персоной и именно тогда приняла решение, сформировавшее мой характер, — нападай первой, не жди, когда ударят.

Бокс никак не вязался с моим внешним видом и физическими данными. Девчонке с не по годам развитой грудью, ростом пять футов и три дюйма^[1], весом сто четырнадцать фунтов^[2] нужно было хорошо постараться, чтобы ее допустили к борьбе в наилегчайшем весе. И все же мне удалось войти в ритм, дважды поучаствовать в соревнованиях — и все ради того, чтобы понять: достаточно оттачивать навыки самообороны.

Но и бокс не стал основным поворотом моей судьбы. Книги. Да, я обнаружила, что книги — мое спасение от ссор и криков отца, от тоски по настоящей отцовской любви, от одноклассниц, с которыми мне никогда не удавалось найти общий язык, и вообще от людей в целом. Поселившись в выдуманных реальностях, я пришла к тому, что стала создавать эти реальности сама.

— Милая, как же я без тебя буду? — сетовала мама, пока мы спускали чемоданы к входной двери.

— Думаю, отдохнешь как следует. Тем более почаще сможешь звать в гости Гектора.

— Так тебе завидую! — Конечно, она пропустила мое замечание мимо ушей. — Когда я училась в университете, родители не стали тратиться на общежитие. Приходилось вставать ни свет ни заря и тащиться на общественном транспорте на первые пары. — Мама поморщилась. — Надеюсь, в коммуне ты найдешь себе друзей. Ты так одинока.

— Брось, у меня есть ты. — Я криво улыбнулась маме.

— Ну, со сверстниками интереснее…

— Вспомни моих «подружек»! Первая увела Брендана. — Я изобразила пальцем усики Брендана, и мама громко расхохоталась. — Вторая оказалась тупой, как угол в девяносто пять градусов… — Я загнула пальцы, намереваясь продолжить.

— Ладно, я поняла-поняла. И все же… Ты ведь будешь учиться в огромном университете, вряд ли тебе удастся и дальше шарахаться людей.

— Они все жутко деградируют. Мои ровесницы то есть. Или мне просто не удалось встретить ни одну личность, с которой можно было бы пообщаться не только о парнях и прочей романтичной мерзости. — Я встряхнула головой, будто сантиментами можно было заразиться, только подумав о них. — Да и за что ты так со мной? Я хотела жить в общежитии, там и дешевле, и спокойнее, чем в сестринстве.

— Чтобы даже на каплю не прочувствовать все прелести студенчества? — Мама посмотрела на меня с искренним удивлением. — И, Офелия, пожалуйста, не надевай ты черное каждый день! Ну, ей-богу, всех парней распугаешь!

— Но ведь в этом и смысл…

— А девчонки наверняка боятся тебя. Этот твой мрачный образ… А выражение лица? Да у Джейсона из «Пятница тринадцатое» маска и то позитивнее!

Я закатила глаза и сбежала, не желая продолжать разговор.

Утром такси подъехало к нашему небольшому домику на Саут-Мелвилл-стрит, и мы быстро по грузили вещи. Мама вытирала слезы, махая мне белым платочком у почтового ящика, пока я тряслась от волнения на заднем сиденье. На автомобиле до Принстонского университета ехать час-два в зависимости от загруженности дорог, а учитывая, что сегодня предпоследний день летних каникул, стоять нам все три часа. Я предупредила водителя, что если мы не заедем по пути в «Старбакс» на перекрестке Южной 34-й и Уолнат-стрит (в котором я, кстати, проработала все лето), то в Нью-Джерси он привезет высушенный жаждой и жарой сухофрукт.

Когда мы встали в пробку, я вдруг ясно осознала, что на четыре года переезжаю в чужой город. Мое окружение, скорее всего, составят неприятные люди, а по соседству будут проходить безбашенные вечеринки. Мне ежедневно придется делать столько домашнего задания, сколько за всю школьную жизнь и не снилось! А еще — никакого личного пространства за пределами комнаты коммуны.

Мне, конечно, по жизни было безразлично мнение окружающих, и все с первого взгляда на меня могли это понять — мое лицо выражало настрой лучше любых слов. Еще я напомнила себе, что я дичайшая неудачница, супернеуклюжая и что смех у меня скорее больше похож лошадиный, чем на человеческий, что… «Нет, Офелия, остановись! — я отрицательно покачала головой, отмахиваясь от приступа неуверенности в себе. — Тебе же нет никакого дела до чужого мнения!» — …и продолжила пить кофе.

Как приятно было бы оказаться в мире, где и остальным на тебя плевать. В школе каждому до меня было дело. Цеплялись к одежде, к тому, что интересы у меня не девчачьи, что книги я читала «не для девочек» — детективы, жанр, который сам избрал меня, в котором я нашла себя как писателя. Дразнили за худобу и низкий рост, хотя в классе я была второй с конца, а не последней! Прозвали Лепреконом, посчитав, что я ходячее олицетворение злобного карлика и краду удачу, точнее грудь, у других девчонок, иначе почему к старшей школе я обладала самым большим бюстом, а они оставались почти совсем плоскими? Да-да, всё моя лепреконская сущность! В какой-то момент я просто перестала обращать внимание на издевки. Лучше наводить ужас на окружающих, чтобы продолжали держаться от меня как можно дальше.

Прошло три с половиной часа, и мы наконец въехали в Принстон. Территория кампуса была так велика, что я не сразу поняла, когда именно мы там оказались. По фотографиям Принстонский университет напоминал мини Хогвартс. Бесподобный и величественный, он внушал благоговение одним своим видом. Моя греческая организация находилась у озера Карнеги, до которого мы добирались по Лейк-драйв. Солнце палило неимоверно, но меня спасали солнцезащитные очки в пол-лица. Солнечные блики плясали на воде, большинство растений уже отцвело, но многие из них все еще оставались зелеными. Коммуны располагались в довольно живописном месте — я даже позволила себе улыбнуться, подумав о том, сколько вдохновения смогу поймать на берегу.

Я заметила четыре коттеджа: белое четырехэтажное здание, на двери которого были записаны три крупные розовые буквы — «Дзета-Хета-Эта». Следующий дом был трехэтажный, тоже белым, над дверью сияли золотистые буквы — «Бета-Каппа-Тета». Два следующих коттеджа цвета мокрого асфальта, пятиэтажные, располагали большей площадью. Третья коммуна носила название «Альфа-Дельта-Тета», а последняя, четвертая, — «Омега-Бета-Гамма». Мама изначально предупредила, что меня заселят в коттедж «Бета-Каппа-Тета» — тот, что во второй в линии.

— Нам сюда. — Я указала водителю пальцем.

Таксист вытащил два моих чемодана и помог донести их до входа. Я не успела постучать — дверь распахнулась, едва не сломав мой курносый нос.

— Добро пожаловать в «Бета-Каппа-Тета», сестренка!

На пороге появилась лучезарная девушка с длинными волосами, которые непослушными волнами ниспадали до самой поясницы. Она хлопала густыми ресницами, обрамляющими карие глаза. Руки она протянула вверх, как бы демонстрируя радушие приветствия.

— Э-э… Привет, — выдавила я.

— Давай чемодан! — Она взялась за ручку одного из двух чемоданов, не дав мне возразить, и повезла его внутрь, попутно рассказывая мне обо всем. — Меня зовут Брианна Кларк. Насколько мне известно, ты Офелия Коулман. Итак, на первом этаже у нас кухня.

Вместо двери проход в кухню был занавешен разноцветными шторками. Само помещение оформлено в стиле хай-тек: темно-синие столешницы и тумбы, белый стол и три высоких серых холодильника, на дверце каждого висело по гигантской цифре — «один», «два», «три».

— Для каждого этажа — свой холодильник, — пояснила Брианна. — Твоя комната будет на третьем, так что все свои вкусности будешь класть в холодильник с цифрой «три». Как видишь, мы повесили на них свои фото, чтобы не запутаться, — можешь сделать то же самое. Учти, красть у своих не стоит, иначе тебя будет ждать «неделя семи грехов». Следующая дверь — моя спальня. Если тебе захочется войти в комнату любой девушки, постучи. Мы не одобряем нарушения личного пространства. — Брианна обернулась и протянула руку. — Напротив — комната Викки. Слева от нее наша гостевая, по совместительству библиотека и кинотеатр.

Гостевая комната, выдержанная в спокойной бежево-золотистой гамме, была в три раза больше моей спальни в Филадельфии. На одной стене висел белый экран видеопроектора, который был прикреплен к потолку. По всем остальным стенам были развешаны фотографии девочек, скорее всего проживающих или проживавших здесь, с разных мероприятий. Тут же было и что-то типа уголка почета — на полках стояли кубки, свешивались чирлидерские помпоны и медали. Место от одной до другой стены занимал большой — как минимум на десять персон — кожаный диван.

— Ванная комната тоже для каждого этажа своя. Наша — вот здесь. — Брианна указала на дверь справа от комнаты Викки. — Пошли на второй.

Лестница сперва тянулась прямо, затем в углу уходила налево. В коридорчике, где мы оказались, было шесть дверей. На каждой висела золотая табличка с именем, какие-то плакаты и стикеры.

— На втором этаже живут Лайла, Дори, Ирма и Камми. Девочка из этой комнаты, — Брианна снова махнула рукой, — окончила университет и выселилась этим летом. Шестая дверь — ванная. Здесь задерживаться не будем, нам на третий. — Мы прошли оставшиеся ступеньки. — Здесь есть игровая комната с бильярдом и приставкой. Ты можешь посещать ее в любое время. Еще пять комнат пустуют. Если будет желание, сможешь переехать в свободную на втором этаже, но твоя мама сказала, что тебе чем выше, тем лучше.

— Да, верно, меня все устраивает.

— У меня к тебе сразу просьба: не шуметь в дни экзаменов после десяти часов вечера. Наша коммуна славится серьезным отношением к учебе, если ты больше по сексу, алкоголю и вечеринкам — тебе в «Дзета-Хета-Эта». — Брианна все так же лучезарно улыбалась, толкая чемодан в мою комнату.

Я рассмеялась.

— Вот уж от чего хотелось бы держаться подальше, так это от вечеринок. И людей.

— По поводу людей обещать не могу, как минимум от меня тебе будет сложно избавиться. Ты мне нравишься. — Она дружески ткнула меня локтем, меня же передернуло от перспективы постоянного общения с активисткой. — От вечеринок тоже не сбежать. Для греческих организаций они обязательны. Те, кто живет в общежитиях, просто мечтают о них каждую неделю. О времени проведения вечеринки узнать просто — на входной двери выбранной коммуны по четвергам вывешивают здоровенный плакат.

— Что-то мне стало грустно.

— Да ладно тебе! Я на первом курсе так же от всего шарахалась и была серой мышкой в очках с толстыми линзами — такими, что впору в телескоп вставлять! А теперь, взгляни, — Брианна покружилась, — стала обычной студенткой Принстонского университета.

— Что-то меня подташнивает… — прошептала я, осознавая масштабы бедствия.

— Твоя первая пара завтра утром — французский, — продолжала Брианна. — Как я поняла, ты сама выбрала этот предмет. Перед французским мы с Джошем, это мой парень, встретим тебя и проведем экскурсию по кампусу.

— Ага, спасибо.

— Ты всегда такая общительная?

— Поверь, я сказала тебе вдвое больше слов, чем обычно за месяц. — Я выдавила улыбку.

Брианна нагло открыла мой чемодан, пока я отодвигала в сторону второй, собранный мамой.

— О. Мой. Бог!!! — Брианна завопила так, что от испуга я дернулась, споткнулась о чемодан и распласталась на полу. — Ой, ты в порядке?

— Это мое привычное состояние, — ответила я и взялась за протянутую руку помощи Брианны. — Что стряслось?

— Ты вообще видела свои вещи?! — Брианна принялась вытаскивать по одной футболке и разбрасывать их на двуспальной кровати. — Они же все до единой черные! Ты состоишь в секте?

— Нет, я просто люблю черный. Это незаконно?

— Да, на территории коммун — так точно! — в ужасе выдохнула Брианна. — А-а, у тебя, наверное, парень есть?

— Нет. Это тоже какой-то необходимый атрибут на территории кампуса? — Я хохотнула, а Брианна закатила глаза.

— Сейчас ты шутишь, а когда познакомишься с жителями соседних братств…

— Нет, Брианна, мне просто не нужны отношения. Я приехала учиться и писать книги. Добиваться мечты. — Я натянуто улыбнулась в надежде, что Брианна все же оставит меня в покое.

— Думаю, университет изменит твои взгляды. — Она посмотрела на меня очень добрым и в то же время хитрым взглядом. — Располагайся. Извини за беспорядок; если что, я внизу.

С этими словами Брианна убежала, а я осталась одна. Я все еще надеялась, что мне больше не придется ни с кем контактировать, поэтому стре милась создать из комнаты своего рода убежище. Рядом с кроватью стоял туалетный столик с небольшим зеркалом, которое подсвечивали круглые лампочки, вставленные в раму. Заглянув в него, я поправила выбившиеся из идеально ровного каре черные пряди и поняла, что забыла все, о чем говорила Брианна, — кто и где живет и как кого зовут.

Длинный белый шкаф с зеркалами в пол возвышался у двери, в нем я аккуратно разложила и развесила вещи. Еще в моей комнате было гигантское окно с широким подоконником, на таком можно и сидеть, и лежать, что мне очень понравилось. Я тут же разместила на нем черно-белые подушки. Рядом с кроватью на полу лежал небольшой пушистый коврик, а вся комната была настолько светлая — вся в белых тонах, — что у меня покраснели и начали слезиться глаза. В Филадельфии в моей спальне не нашлось бы ни одного светлого пятна. Слишком уж непривычно было так резко менять тьму на свет.

— Боже, серьезно?! — воскликнула я, достав из пакета на дне маминого чемодана две пары босоножек, первые — на двенадцатисантиметровом каблуке, вторые на такой же высокой платформе.

К ним прилагалась записка: «Моему Лепрекону». Тут же раздался звонок мобильного.

— Привет, мам, я тут как раз обнаружила говнодавы.

— Пообещай, что пойдешь в них на вечеринку.

— Обещаю, что не пойду на вечеринку ни в них, ни в своих кедах.

— Офелия, прекрати! В кого же ты такая зануда… — Мама тяжело вздохнула. — Ладно. Бегом на улицу.

— Ты что задумала? — Я выглянула в окно, но то выходило на окно соседней коммуны, цвета мокрого асфальта. Дома стояли слишком близко: я даже смогла разглядеть интерьер комнаты напротив.

— Скорее. — И пошли гудки.

В голове играла мелодия из фильма «Миссия невыполнима», пока я пыталась незаметно выбраться из дома, чтобы не столкнуться с новыми соседками. Прямо перед фасадом меня ждал автомобиль. Да что там, это была самая настоящая машина моей мечты! «Шевроле-Камаро» матового черного цвета, с ксеноном, с тонированными стеклами (кроме лобового), на невероятных дисках. Из этой крутой тачки грациозно вышла мама и тут же кинула в меня ключи, но я в попытке их поймать споткнулась, и связка упала на газон. Как обычно в моей жизни.

— Когда-нибудь ты перестанешь шлепаться на задницу. — Мама помогла мне встать. — Поздравляю с поступлением!

— Мам, это что, мне?! — Мой восторженный визг, должно быть, слышали все ближайшие штаты. — А-а-а! Не может быть!

— А поцеловать?

Я прыгнула маме на шею и зацеловала лоб, щеки и макушку. Наверное, такой нежности я не проявляла долгие годы.

— Но как же так? Она же стоит бешеных денег! — говорила я, обходя машину по пятому кругу, все еще не веря своему счастью. Пожалуй, этому подарку я радовалась даже больше, чем поступлению в Принстонский университет.

— Гектор помог, да и сбережения все равно было некуда девать. Только на проживание твое. Мы еще сабвуфер тебе установили. Раз уж больше дома ты долбить музыкой не сможешь, то пусть хоть в машине будет.

Я снова завизжала. Надо отдать маме должное — она никогда не жаловалась на шум из моей комнаты и басы, из-за которых периодически потрясывало кухонную посуду.

— Ты самая лучшая на всем белом свете! — Я стиснула маму в объятиях. — Поставлю ее в гараж.

— О, привет! Ты сестра Офелии? — В дверях показалась Брианна и, скрестив руки на груди, шагнула к нам по гравийной дорожке. Наверняка услышала мои визги. — Я Брианна.

— Добрый день, Брианна, я мама Офелии, мы общались с тобой в социальной сети. — Мама элегантно протянула ей руку.

— Ох, вот это да! Прошу прощения! Чтоб мне так выглядеть в вашем возрасте. — Брианна восхищенно вылупилась на маму. — То есть я хочу сказать…

— Ничего. Можешь звать меня просто Вирджиния. Ладно, не хочу быть мамой-сталкершей, поэтому вернусь в глухую Филадельфию, чтобы ти хонько скучать по дочери. Кстати, Брианна, я уже говорила, что Лия очень обособлена от общества? Будь добра, помоги ей раскрепоститься.

— Мама, ну в конце концов! — возмутилась я, возвращаясь из гаража.

— Все, побежала! Удачи в первый учебный день! — Мама чмокнула меня, а затем Брианну.

Мне это не понравилось. Брианне — очень даже.

— У тебя просто офигенная мама! — Брианна сжала меня в объятиях, и я, так и не поняв, что от меня требуется, застыла столбом. — Ты под моим чутким надзором. — Она провела пальцами от своих глаз к моим.

Я пыталась понять, раздражает меня эта девчонка или я потихоньку проникаюсь к ней симпатией, раз уж позволила себя обнять.

— Слушай, я заняла гараж, это ничего?

— Все в порядке, есть еще два гаража на задней территории. А что за тачка? — Мы сделали пару шагов в направлении гаража. — Очуметь! Офелия, ты не перестаешь удивлять! Не то что у белых цыпочек из «Дзеты». Там сплошь «бентли», «пежо» и «мерседесы» почти игрушечные.

— Упаси боже… — открестилась я, вспоминая дни, проведенные в мастерской отца.

Примечания

1

Примерно 160 см. (Здесь и далее примечания автора.)

2

Около 51 кг.