Сочини что-нибудь

Чак Паланик, 2016

В своем новом сборнике «Сочини что-нибудь» Чак Паланик делает то, что удается ему лучше всего, – приводит читателя в восторг и шокирует, смешивая эмоции, как ему заблагорассудится. Мы встретим здесь бывшего стриптизера, пожилого тусовщика, энтузиаста-вирусолога, отчаявшуюся раковую больную, озабоченного сексом школьника – десятки персонажей, одновременно гротескных и реалистичных, словно порожденных больной фантазией писателей-неудачников романа Паланика «Призраки». Жонглирование всевозможными жанрами и табуированными темами, сатира и жестокий стеб с маленькой толикой лирики – здесь есть все!

История одной любви^[16]

Поздравьте меня, супруга родила близняшек! Все вроде бы хорошо: ручки-ножки, пальчики — на месте; две крохи девочки. Но меня не отпускает чувство… Тревожное чувство, скорее даже предчувствие. Так всегда бывает, когда все идет слишком уж гладко. Вот-вот чудесный сон закончится, и я проснусь.

Когда-то давно я встречался с одной девчонкой. Оба мы были жирные, так что ладили. Просто подружка моя помешалась на разных диетах, то и дело сажала нас на что-нибудь новенькое: было время, например, когда мы питались только ананасами и уксусом или вообще зелеными водорослями. Мы подолгу гуляли, и она наконец начала сбрасывать лишние фунты; ее бедра буквально таяли. В жизни не видел человека счастливее, но все равно чувствовал: радость будет недолгой. Представьте: вы любите кого-то и рады, когда радуется любимый, однако я знал, что она меня продинамит, потому как попала в прицел парней с хорошей работой и медицинской страховкой. Помню, какой милой и веселой она была прежде, а теперь, стремительно худея, она обнаружила в себе нетронутые ресурсы самоконтроля и дисциплины, мне и не снившиеся. Друзья, гады такие, околачивались поблизости, ждали, когда мы наконец расстанемся, чтобы взять мою будущую бывшую в оборот. Потом вскрылась правда: дело было совсем не в ананасах и дисциплине. У нее нашли рак, зато перед смертью она похудела до аппетитных пропорций второго размера.

Потому вот и верю, что счастье — как бомба с часовым механизмом. Я и с женой-то так познакомился: ни с кем больше не собирался встречаться, ни в жизнь, просто сел однажды на поезд и поехал в Сиэтл. Там как раз проходила «Лоллапалуза»^[17]. Я взял палатку, завернул бонг в спальник, намереваясь пожить в глуши, на природе. Знаете, порой убежать надо: уйти от друзей, забыть о трезвости. В поезде я прошел в вагон-ресторан… и наткнулся на пару офигенных зеленых глаз, смотрящих в упор на меня. Я не чудовище, не раздутый пузырь, как в реалити-шоу, который не в силах подняться с больничной койки и ведрами хавает жареных цыплят. Зато прекрасно понимаю парней, что устраиваются работать в женские тюрьмы или концентрационные лагеря: там можно ходить на свиданки с симпатичными заключенными, и те не скажут тебе: «Надень рубашку!», не спросят: «Ты всегда так потеешь?» Короче, вхожу в вагон-ресторан и вижу эту богиню в обрезанной чуть ниже груди футболке «Радиохэд» и джинсах на такой низкой талии, что виден пушок на лобке; на всех пальцах у нее кольца с Микки Маусом и Холли Хобби. Приложившись к коричневой бутылке — «Миллер», а не какая-то девчоночья малоизвестная марка! — своим прекрасным ротиком, она взирала на меня.

Наш брат-толстяк свои шансы знает. Если только ты не Джон Белуши^[18] и не Джон Кэнди^[19], эти цыпочки на тебя вот так, с ходу, в упор не посмотрят. Я стыдливо спешу отвести взгляд. Если такая красотка и заговорит со мной, то лишь затем, чтобы сообщить новость: я, отвратительная жирная свинья, загородил ей весь горизонт. Знай свое место, говорю себе. Не раскрывай роток на лакомый кусок и не познаешь разочарования. Притворяюсь, будто смотрю на нее без интереса, и протискиваюсь мимо. Черт, как она пахнет! Словно десерт, пирог, тыквенный пирог, присыпанный бурыми специями. Ого! Донышко ее бутылки поворачивается вслед за мной, пока я иду по проходу и беру себе в баре выпить. Казалось бы, мы не последние мальчик с девочкой на земле. За пластиковыми столиками выпивают другие люди, они тоже едут на фест — судя по внешнему виду (дреды и яркие цветастые рубашки). Ухожу за самый дальний столик, а эта штучка все провожает меня взглядом. Знаете чувство, когда за тобой наблюдают: шагу не сделаешь без запинки, особенно в поезде на ходу. Неожиданный поворот — и я проливаю пиво себе на полосатую ковбойскую рубашку. Притворяюсь, что смотрю, как проносятся за окном деревья, а сам слежу за отражением девушки — она тоже на меня смотрит. Дает денег бармену и, взяв еще пива, идет в мою сторону. Ее отражение в стекле растет и растет, и вот она уже у моего столика, говорит: «Привет», — потом еще что-то.

Я говорю:

— Что?

Указав на пятно пива у меня на рубашке, она говорит:

— Прикольные пуговицы. Такие… блестящие.

Подперев рукой подбородок, смотрю вниз на перламутровые кнопки. Да, не пуговицы, а именно кнопки! Но момент портить не хочется. Я сразу замечаю, как время от времени — ну ладно, постоянно — она прикусывает пальчики и говорит с придыханием; некоторые слова произносит на детский манер: «халасо», «новницы», — дико заводит в ее исполнении.

Подмигнув, она облизывает губы и говорит:

— Я Бритни Спирс.

Издевается. Хотя нет, она под кайфом, не соображает. К тому времени мы уже пьем текилу из чекушек. Ощущение, будто мы даже не в поезде. Хотя она не Бритни Спирс, калибром не уступает. Такая же горячая штучка. Раззадоривает меня, но по-хорошему. С первого взгляда понятно.

Мой единственный шанс — флиртовать в ответ и покупать выпивку. Она спрашивает: куда едешь? Отвечаю: на фест. Тогда она пальчиками «шагает» по моему животу: от ремня до во́рота, вдоль кнопок и обратно вниз. Думаю: только бы трепет моего сердца не ощутила.

А как она флиртует, как стреляет по сторонам зелеными глазками, как смотрит на меня из-под длинных ресниц! Она, должно быть, давно в ресторане пивком заливается: быстро забывает, о чем говорила еще минуту назад, а порой тычет пальцем в окно и кричит: «О, собака!», когда мимо что-то проносится. Один раз, заметив на перекрестке машину, Брит восклицает: «Жук!» и бьет меня в плечо. Втайне надеюсь, что у меня синяк на всю жизнь останется. И вот приезжаем на фест, разбиваем палатку. Брит так пьяна, что наутро, проснувшись, не трезвеет. Я, как ни убиваюсь травкой, за ней не поспеваю. Может, потому, что Брит худышка? Она к тому же балдеет, сидя рядом со мной — от пассивного курения травки. Наш фест — классический роман, за дрочильный доступ к которому в инете и денег не жалко. Это взаправду, это происходит со мной. Полгода встречаемся, до самого Рождества, и наконец Брит перебирается ко мне. В страхе жду, что однажды она проснется трезвой…

Заглядываем на День благодарения к моей маме. Приходится объяснять: Брит не потому худышка, что в еде разборчива. Ей нравятся только цукини, разрезанные вдоль, вычищенные от семян — чтобы получились миниатюрные долбленки, с декоративной резьбой, с целым племенем воинов из сырой морковки и с головами-горошинами на борту. В боевом порядке индейцы ведут каноэ по блюду, полному шоколадного сиропа. Вы удивитесь, но во многих ресторанах такого не подают. Часто Брит вынуждена сама готовить это целых полдня! Потом она, правда, еще час играет с каноэ. Поэтому и не полнеет. Мама же просто удивлена, что я снова познакомился с девушкой.

Ни курево, ни герыч так не вставляют, как прогулка по улице за руку с клевой цыпочкой, с моей Брит. Мимо проезжают парни в «Феррари-Тестаросса», проходят чуваки с рельефными кубиками пресса и стероидными банками, а я впервые в жизни ощущаю себя выше их. Мне достался приз, за который любой готов жопу порвать.

Единственное, что обламывает кайф, — то, как каждый встречный ромео чуть не принюхивается к Брит, точно собака, пытается заглянуть ей в глаза и лыбится надраенными зубами, глядя на ее титьки. Как-то едем в автобусе, устроившись на задних сиденьях; вокруг — стая ромиков. Брит обожает сидеть в кормовой части: если увидит за окном «Фольксваген», тут же бьет меня кулачком. Один здоровенный ромео становится рядом, его ширинка на уровне ее глаз. Автобус подскочил, должно быть, на кочке, и ромик трется гульфиком о плечо Брит. Та, не вынимая пальчиков изо рта, оборачивается:

— Привет, здоровяк.

Вот она у меня какая, незлобливая. Подмигнув ромику, Брит манит его влажными пальчиками. Ромео озирается по сторонам, желая убедиться, что она обращается к нему одному. Приседает; на лице у него похотливая ухмылочка. Моя девочка — наверное, желая заставить меня ревновать, — обращается к этому кобелине, глядит на него убийственно сексуальными глазками:

— Фокус показать?

Ромики оборачиваются, навострив уши. Брит запускает руку в штаны, шарит под тугой тканью облегающих тертых джинсов. В задней части салона наступает гробовая тишина. Ромео судорожно сглатывают обильные слюни: кадыки так и ходят вверх-вниз. У всех глаза навыкате и железобетонные стояки.

Молниеносно Брит выдергивает руку из штанов и кричит:

— Фокус-покус!

Раскручивает бурую фиговину на шнурке и кричит:

— Марионетка!

Это нечто вроде чайного пакетика, только больше размером. Нечто вроде булочки для хот-дога, пропитанной кетчупом.

Бритни кричит:

— Кукольный театр! Фокус-покус!

С размаху дает этой штуковиной ромику по щеке. Гонится за ним, продолжая хлестать по затянутой в кожанку спине, оставляя красные полосы. Остальные ромео притворяются, будто не смотрят, опустив взгляды в пол, но Бритни лупит их по макушкам, оставляя на волосах красные разводы.

Кричит:

— Кукольный театр! Фокус-покус!

Хохочет: а-ха-ха-ха! Кричит:

— Марионеточка! Фокус-покус!

Автобус останавливается напротив гипермаркета «Севен-илэвн», и сотня пассажиров бросается к выходу, словно всем захотелось купить газировки или обналичить выигрышный лотерейный билет. Кричу им:

— Народ, все путем!

Высовываюсь в окно и кричу, пытаясь привлечь их внимание:

— Она актриса! Это перформанс!

Кричу вслед сбежавшим пассажирам:

— Она никого не хотела обидеть! Это просто перформанс на тему гендерной политики, вот и все!

Автобус трогается. В салоне только мы с Брит, но я продолжаю кричать:

— Она свободный дух!

Брит проходит в голову салона и лупит «пакетиком» водителя.

Кричу ему:

— Такое вот у нее сумасбродное чувство юмора!

Как-то вечером прихожу с работы, а Брит стоит голая в ванной, бочком к зеркалу, обхватив руками животик. С тех пор, как мы познакомились, она немного прибавила в весе, но тут легко помогут уксус и ананасы. Бритни берет меня за руку, кладет ее себе на животик и говорит:

— Чувствуешь?

Она говорит:

— Похове, я съела детифку.

Смотрит на меня, как щеночек, сексуальными зелеными глазками, и я спрашиваю: хочешь, вместе пойдем в клинику и все устроим? Она кивает: да, мол, хочу. И вот, в выходной идем в больничку, а там, как всегда по воскресеньям, толпа учителей перед входом. В руках у них мусорный пакет, полный частей кукольных тел, перемешанных с кетчупом. Брит с ходу запускает руку в пакет и, достав ножку, обсасывает ее, будто картошку фри. Вот она у меня какая, классная. В приемном покое читаю «Нэшнл джиогрэфик», а медсестра спрашивает у Бритни: вы поели? Брит отвечает: вчера умяла каноэ, полное воинов-ирокезов, а сегодня даже не завтракала. Не успел я дочитать статью про египетские мумии, как из дальнего конца клиники раздается вопль, и моя Бритни вылетает из кабинета в одной бумажной пижаме. Как будто бы испугалась. Первый раз, что ли? Босая, несется она до самого дома. Ее трясет, тошнит, и чтобы успокоить ее, прошу: выходи за меня.

Друзья, сразу видно, ревнуют. Закатывают мне мальчишник, а когда Бритни, раздраженная из-за того, что шеф-повар отказался вырезать из цукини боевую долбленку, уходит в дамскую комнату, эти самые «друзья» говорят:

— Чувак, она самая сексуальная штучка, горячее просто не бывает, но вряд ли она просто обдолбалась…

Лучшие мои друзья говорят:

— Ты точно еще не женился на ней?

У них на лицах написано: ее беременность — это плохо. У меня такое чувство, знаете: жду, что друзья и невеста подружатся, но друзья, скрипя зубами и озабоченно хмуря брови, говорят:

— Чувак, тебе в голову не приходило, что Бритни, может быть — только может быть, — умственно отсталая?

Отвечаю: не парьтесь, она алкоголик. Вряд ли она героинщица, зато нимфоманка. Ничего страшного, терапевтические беседы дело поправят. Гляньте-ка на меня: я жирный, совсем не идеал. Думаю, может, вообще со свадебным приемом не заморачиваться, а пригласить родителей в какой-нибудь отель, в конференц-зал, и там ошарашить Брит оперативным вмешательством? Вместо медового месяца определить ее куда-нибудь на стационар, пусть подлечится? Справимся. Не, никакая она не отсталая, ей надо лишь пройти курс реабилитации.

Сразу же видно: друзья клевещут на Бритни. Все потому, что ревнуют, до безумия, как те ромики с восставшими членами. Стоит мне отвлечься, и ее оприходуют.

— Чувак, ты обрюхатил дурочку.

Вот я неудачник, раз меня окружают такие говно-друзья. У Брит, они говорят, мозги как у шестилетки. Думают, спасают меня, убеждая:

— Чувак, она не может тебя любить, потому что не знает как.

Получается, замуж за меня может выйти только неизлечимая дурочка.

Говорю друзьям:

— Никакая, блядь, она не отсталая. Она розовые танго носит!

У нас точно любовь. Я с Брит кончаю так сильно, что живот скручивает. Маминому хахалю на обеде в честь Дня благодарения я так и сказал: никакая она не высокофункциональная кто-то там. Она, скорей всего, алкоголик, нюхает клей, долбится дурью, она шалава, и мы ее — вот только родит — отправим лечиться. Да, и она, наверное, нимфоманка. Но знаете, что самое главное? Она — моя нимфоманка. Родные от зависти зеленеют.

Говорю им:

— Я люблю эту прекрасную озабоченную шалаву. Порадуйтесь за меня, трудно, что ли?!

После всей этой суеты на свадьбу пришло народу куда меньше, чем ожидалось.

Может, любовь и делает нас предвзятыми, но я всегда считал Брит очень умной. Знаете это чувство, когда сидишь с супругой на диване, смотришь телик и ни о чем с ней не споришь? Знали бы вы, как много мы вместе смотрим ящик — сразу бы поняли, какая мы счастливая пара.

И вот держу на руках моих милых двойняшек, которые пахнут, как пироги на День благодарения. Когда подрастут, расскажу им: если присмотреться, то любой человек чуточку псих. А если не можешь к нему присмотреться, то и не любишь его. Жизнь-то проходит незаметно, нельзя ждать совершенства — иначе любви не найдешь. Если любишь кого-то всем сердцем, то чувство твое и делает его совершенным. Может, я сам слегка дурачок? Вскакиваю по ночам в страхе: вдруг счастье возьмет и закончится? Нет бы просто им наслаждаться. Если ты такой чокнутый, по уши влюблен и счастлив, тебе не так-то легко. Не может же подобное счастье длиться до конца жизни; скорей всего, что-то не так со мной, раз я безумно люблю жену. Едем домой из больницы: со мной красавица жена, на заднем сиденье — двойняшки. Я по-прежнему опасаюсь, что такое сильное счастье не может быть постоянным… Брит вдруг кричит:

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

16

© Chuck Palahniuk «Romance», 2015

17

Ежегодный фестиваль альтернативной музыки с разнообразной программой: выступления панк-, рок — металл — и проч. групп, танцевальные шоу и т. д.

18

Американский актер, певец и сценарист, старший брат Джеймса Белуши.

19

Американский актер, известен в т. ч. по роли Челобаки Блюэ в фильме Мэла Брукса «Космические яйца» (1987 г.).