Чёрный Колибри

Эвер Грин, 2021

Ингрид Лабониэр – семнадцатилетняя девушка из богатой парижской семьи, по словам врачей страдающая различными психическими расстройствами. Однажды она вместе со своей кузиной Эстер отправляется на поиски приключений в старый зловещий особняк, где необъяснимым образом попадает в параллельную вселенную – Астральное измерение. Там все человеческие эмоции имеют материальный облик и возможность влиять на жизни жителей этого мира. Ингрид и сама не замечает, как становится его частью…

Глава 2

Когда Ингрид покинула кабинет доктора Пинье, мужчина еще некоторое время пребывал в раздумьях. Этот случай не был похож на все предыдущие в его практике. Выводы делать было рано, однако Чарльз еще раз внимательно изучил её досье в поисках зацепок. Возможно, именно Ингрид сможет привести его к сенсационному открытию. Верил ли он в её рассказ об Астральном измерении? Разумеется, нет. Если все-таки это галлюцинации, то довольно реалистичные и запутанные. Для точности исследования доктору было необходимо сделать вид, что он верит в рассказы Ингрид, ведь для душевно больных все это кажется чистой правдой. Чарльз встречал однажды человека, который был убеждён, что через шляпы правительство контролирует сознание граждан.

Вечером после приёма доктор получил письмо от матери Ингрид, где она благодарила его за согласие работать с её дочерью и приглашала посетить их поместье для того, чтобы лично обсудить все аспекты предстоящей терапии.

Неделю спустя доктор прибыл в поместье Лабониэр. Перед ним предстал внушительных размеров особняк, состоящий из двух зданий, соединенных между собой коридором-мостом на втором этаже. На крыльце его ожидала мадам Альма Лабониэр — женщина средних лет со светлыми волосами и пронзительными серо-голубыми глазами, чуть меньше года являвшаяся завидной Парижской вдовой. Изысканное синее платье цвета полуночного неба и дорогие украшения свидетельствовали о знатном происхождении. Она обладала довольно крупными чертами лица, кое-где уже проступали лёгкие морщинки.

— Благодарю вас за визит, месье Пинье, можете звать меня просто Альма, — произнесла женщина после короткого приветствия, — Пройдемте.

— Я думаю, сначала я должен поговорить с вами, так мне будет легче составить полную картину того, что происходит с Ингрид, — ответил Чарльз, переступая через порог дома.

Альма кивнула и они направились в просторную комнату, судя по всему служившую гостиной. Отказавшись от предложения об обеде доктор предпочел сразу же перейти к беседе.

— Чего вы ожидаете от моей работы с вашей дочерью? — спросил он, присаживаясь на мягкую софу.

— Понимаете, Ингрид очень легкомысленна, — начала Альма, — Ей уже семнадцать лет, а она, вместо того, чтобы думать о замужестве, грезит какими-то науками. Я же считаю, что это абсолютно не женское дело, однако Ингрид совершенно не хочет меня слушать. Я пыталась приводить в пример её кузину Эстер. Девочка на полтора года младше, а уже может стать кому-то идеальной партией…

— Хорошо, а почему вы так противитесь тому, чтобы Ингрид пошла изучать науку? Что в этом плохого?

Женщина смерила Чарльза недоумевающим взглядом.

— Ни в коем случае! Ведь никому не нужна жена, которая будет возиться с пробирками вместо того, чтобы заботиться о семье. Тогда мою дочь будет ждать жизнь, полная бедности и разочарований.

— А что, если она достигнет успеха и станет известным ученым?

— Нет, я нисколько в это не верю, — отмахнулась мадам Лабониэр. Призвание женщины — быть достойной супругой своему мужчине. Мы не созданы для того, чтобы совершать открытия. И моя дочь уже достаточно взрослая для того, чтобы понять это и перестать предаваться пустым мечтаниям. Тем более, зачем рисковать и ставить на кон свою судьбу, когда можно жить размеренной жизнью и ни о чем не беспокоиться?

— Позвольте уточнить, вы хотите, чтобы я убедил вашу дочь забыть обо всех своих желаниях и брать пример с кузины Эстер? — спросил доктор.

Альма одобрительно кивнула.

— Простите, но психотерапия работает не так. Тем более, что, судя по имеющимся у меня справкам, у Ингрид шизофрения…

В этот момент женщина угрожающе шикнула:

— Не произносите здесь подобных вещей! Я думала, Бартемиус все вам объяснил.

— Простите. На самом деле, я полагаю, что диагноз поставлен неправильно. У меня есть некоторые предположения, однако необходимо время, чтобы убедиться наверняка.

— Но вы ведь сможете это исправить? — настойчиво спросила мадам Лабониэр.

Чарльз улыбнулся:

— Подобные вещи невозможно исправить. И я, как психотерапевт и психиатр, считаю, что это лишь особенность восприятия мира. Возможно лишь временно подавить симптомы, однако избавиться от них навсегда не получится.

Альма явно не была довольна исходом диалога.

— Ингрид была в саду, я сейчас провожу вас туда, — произнесла она, поднимаясь, однако была прервана появившимся в комнате дворецким.

— Простите за беспокойство, но вы срочно нужны в столовой! — выпалил тот, обращаясь к хозяйке дома.

— Извините, я сейчас вернусь, — женщина смерила слугу недовольным взглядом и удалилась вместе с ним, оставляя доктора в одиночестве.

Тогда мужчина решил осмотреться. Он вышел из комнаты и оказался в длинном коридоре, окна которого выходили на квадратный внутренний двор, где расположился довольно внушительных размеров сад с раскидистым вязом по центру. Довольно странно, что они посадили вяз на внутреннем дворе, ведь это крупное дерево и, рано или поздно, оно разрастётся так, что его придется уничтожить.

Некоторое время Чарльз расхаживал по коридору, бесцельно блуждая взглядом по окружающей обстановке. Интерьер поместья был довольно мрачным, прослеживались чёткие готические акценты. Зданию явно был не один десяток лет, однако это лишь предавало ему шарма, как годы предают вкусовые акценты хорошему вину. Метлахская плитка на полу пестрила многообразием сложных узоров, словно была положена только вчера, хоть местами виднелось, что это далеко не первый слой. Дубовая мебель, слегка потертая по краям, удивляла формой резьбы, так старательно и кропотливо выполненной вручную. Довершали мрачную атмосферу прохладные каменные стены и тускловатое освещение. Интересно было бы затеряться здесь на пару дней.

— Вы, должно быть, пришли к Ингрид? — вдруг окликнул доктора взрослый женский голос.

Он обернулся и увидел перед собой немолодую женщину в изящном зеленом платье. Огненно-рыжие волосы уже успела тронуть седина, дряблая кожа сохранила лишь свою аристократичную бледность. А эти глаза Чарльз точно уже где-то видел. Такие же глаза были у Ингрид. Дама стояла у окна, куря сигарету.

— Да, меня зовут Чарльз Пинье, — поспешил представиться мужчина.

— Мадлен Лабониэр, — ответила женщина, подавая руку — Вы не могли бы кое-что передать моей внучке? — с этими словами она протянула Чарльзу пачку сигарет «Голуаз».

Несколько секунд Пинье молчал.

— Вы просите меня передать Ингрид сигареты?

Мадлен кивнула.

— Но… Почему вы, если так возможно выразиться, поощряете её вредную привычку?

— Я ей не мать, чтобы отчитывать за подобные вещи. Если Ингрид решила курить — это её право. Но уж лучше тогда пусть у неё будут хорошие сигареты.

Чарльз хотел поинтересоваться, почему женщина не может сама отдать эту пачку, однако решил, что это будет бестактно, поэтому перевел тему разговора на более уместную в данной ситуации:

— Скажите, когда вы впервые заметили у вашей внучки проявления душевного нездоровья?

— Душевного нездоровья? — вскинула бровь Мадлен, — Я не считаю, что Ингрид нездорова. Она скорее непонята остальными. Я была такой же в молодости. Моим увлечением были птицы. Знаете, им ведь доступно то, чего не получить ни за какие деньги мира — полет. Птицы в любой момент могут улететь туда, где заканчивается горизонт, оставляя прошлое позади. Когда-то давно я мечтала изучать птиц, ездить в разные страны в погоне за новыми открытиями… Но моя мать быстро пресекла эту тягу, поспешив отдать меня замуж, пока я не наделала глупостей. Я все ещё скучаю по голубятне своего отца. Было непросто привыкнуть к Франции.

Как быстро она открылась доктору. Такая искренность обычно не свойственна пожилым людям. Про себя Чарльз сделал вывод, что, вероятно, Мадлен просто не хватает общения.

— Вы разве не француженка? Никогда бы не подумал, у вас совершенно нет акцента, — удивился он.

— Годы практики, — улыбнулась женщина, — Хотя порой я забываю откликаться на собственное имя. Многие думают, что это старческое слабоумие, но они ошибаются. Я приехала сюда из Полтавской губернии. При разговоре французы постоянно коверкали мое имя, поэтому я решила представляться по-другому, — Мадлен мечтательно устремила взгляд в пустоту, будто бы предаваясь воспоминаниям об ушедших временах, — Странно, что я вообще говорю вам это. Лишь мой покойный муж знал эту историю.

— Так как же вас зовут на самом деле?

Она вновь улыбнулась:

— Мирана.

— Очень приятно, Мирана Лабониэр. Я ведь правильно произнёс? — стараясь изобразить украинский акцент спросил доктор.

Внезапно в коридоре послышались шаги. Чарльз все-таки перехватил из руки Мираны сигареты и успел спрятать их в карман пиджака.

— Благодарю, — проговорила женщина и поспешила удалиться, с опаской оглянувшись по сторонам.

Альма Лабониэр подошла к доктору.

— Простите, эти дворецкие ничего не могут сделать сами! — обреченно выдохнула она, — Все приходится контролировать. Ингрид ждёт вас на террасе. Я провожу.

Когда они вошли на террасу, Ингрид стояла у небольшого крыльца, облокотившись на деревянные перила. Чарльз успел заметить летящую в кусты сигарету.

— Пожалуй, я оставлю вас одних, — произнесла мадам Лабониэр и, кивнув доктору, вышла.

Дождавшись, когда шаги в коридоре стихнут, Пинье произнёс, не скрывая лёгкой улыбки:

— Так ведь и пожар устроить недолго.

Ингрид ничего не ответила. На некоторое время повисла неловкая тишина.

— У вас очень милая бабушка. Она просила передать вам это, — с этими словами доктор протянул девушке сигареты.

— Благодарю. Только вы один считаете её милой, — сегодня Ингрид была холоднее, чем при первой встрече.

— Но почему?

Ингрид достала из пачки новую сигарету и, прикурив, ответила:

— Её называют Сумасшедшая Мадлен. Она постоянно бредит. Мать говорит, что это старческий маразм. С тех пор, как умер дедушка, она стала какой-то нелюдимой, а когда все-таки выходит в свет, то бормочет какие-то странности. Но бабушка Мадлен не так уж плоха. Она единственная пытается понять меня.

— Вы расскажете мне, что произошло дальше? В Астральном измерении.

— Если вы хотите, — в какой-то момент доктору показалось, что она играет. Умело прячется за маской холодного безразличия.

— Почему вы так грустны сегодня? Что вас беспокоит?

Услышав вопрос, Ингрид обвела глазами террасу:

— Ничего, сегодня просто семнадцатое июня.

— Что значит эта дата?

Девушка не ответила. Она поспешила перевести тему, продолжив свой рассказ:

Мы с Карлом сидели в том самом саду, где по воздуху плавали головастики. Он усадил меня в одно из плетёных кресел и, поставив на маленький столик две новые чашки кофе, сел напротив.

— Как я уже сказал, вы находитесь в Астральном измерении. Все эмоции, испытываемые людьми, находят свое физическое отражение здесь. Они являются своего рода экосистемой Астрального измерения. Вы будете удивлены, но боль, радость, гнев… все это имеет физический облик, всего этого можно коснуться. Существует некоторая система. Эмоции делятся на положительные и отрицательные. Положительные приносят гармонию, расцвет, а отрицательные наоборот разрушают и отравляют все вокруг. Если нарушить баланс между положительными и отрицательными эмоциями, то Астральное измерение может разрушиться, и тогда все его содержимое окажется в мире людей. А люди не смогут с этим справиться. Именно поэтому у нас существуют те, кто занимается контролем, распределением и порой уничтожением эмоций.

— Разве эмоцию возможно уничтожить? — Я старалась не перебивать, однако порой слова просто вылетали сами по себе.

— Эмоции немного похожи на химические элементы. У каждой есть определенный период полураспада. Замечали ли вы, что, когда случается что-то плохое, и вы грустите, то со временем вам становится легче и легче? Это потому, что эмоция, материализовавшаяся в тот момент, когда вы узнали плохую новость, постепенно растворяется, пока не исчезнет вовсе. Я предлагаю прогуляться, чтобы вы смогли увидеть все то, о чем я сейчас рассказываю.

Тогда мы встали и побрели вглубь сада, который в один момент показался мне бесконечным. У Карла была очень странная походка: его ноги будто бы пружинили при ходьбе, поэтому его щуплое тельце подпрыгивало на каждом шагу. Его движения были несколько резкими и первое время я опасалась пораниться о его внушительного вида рога, однако продолжала с любопытством рассматривать своего проводника.

— Что это за головастики? — спросила я, наблюдая за беснующейся стайкой, некоторое время следовавшей за нами.

— Это мои подопечные, — отозвался Карл, — Они олицетворяют обсессии — навязчивые мысли, однако только лёгкие обсессии. Они характерны в первую очередь для детей, которые никак не могут сконцентрироваться и постоянно отвлекаются. У взрослых такое явление встречается гораздо реже.

«Голова Эстер просто кишит головастиками…» — подумала я.

— Вы сказали, что это ваши подопечные?

— Да, — Карл кивнул, — Понимаете ли, за подобными существами нужен постоянный контроль. Ведь Астрал — далеко не самое безопасное место. Если головастики столкнутся, например, с пересмешниками — тяжелыми навязчивыми мыслями, отравляющими жизнь, страшно даже представить, каков будет исход. Моей задачей, помимо осуществления общего контроля, является забота об этих существах.

— То есть все это, — я указала на головастиков, — Мысли людей?

— Да. Но не каждая мысль имеет физический облик, лишь некоторые. Нам сюда, — Карл вдруг резко свернул направо.

— Но ведь людей на земле так много, что здесь бы попросту не хватило места для всех их эмоций! — я никак не могла взять в толк принцип работы всего окружающего.

— А вы догадливы, — улыбнулся Хранитель, — Дело в том, что здесь время движется совсем не так, как в мире людей. Пока в Астрале проходят годы, в вашем мире истекает всего несколько недель. Это сделано как раз для того, чтобы мы, Хранители, могли держать баланс. Иначе мы бы попросту не успевали разбираться со всеми наводняющими астрал эмоциями.

— То есть пока я здесь беседую с вами никто даже не заметит моего отсутствия?

— Именно, — кивнул Карл.

По мере продвижения вглубь сада все вокруг становилось мрачнее и мрачнее. Небо окрасилось в тёмно-серый, цветущие зелёные деревья сменились на безжизненные сухие коряги. В какой-то момент мне стало очень холодно. Обстановка вокруг напоминала пепелище, на месте которого когда-то стоял красивый лес. Карл вдруг остановился. Я подняла глаза и увидела перед собой нечто, похожее на шаровую молнию, только чёрного цвета. Эта загадочная материя напоминала капсулу с тёмным туманом. Казалось, что этот туман каким-то образом пропитывает меня изнутри, словно вдыхаемый сигаретный дым. Я огляделась вокруг и поняла, что все пространство заполнено подобными «капсулами». Жизнь покинула это место, и дальше следовала лишь пустота. Я пыталась разглядеть, где кончается пепелище, но весь горизонт был заполнен тьмой.

— Как вы думаете, что это? — спросил Карл.

Мне было слишком хорошо знакомо это чувство, ощущаемое с того самого момента, как я заметила странную дымку.

— Это боль, глубокая душевная боль.

— Да… — прошептал хранитель.

В какой-то момент мне захотелось подойти ближе. Я сама не заметила, как сделала шаг вперед навстречу туману. Но Карл тут же схватил меня за руку и отдёрнул назад.

— Боль, ярость, обида… все они подчиняют сознание. Ни в коем случае нельзя прикасаться к этим эмоциям. Даже находиться рядом крайне опасно, поэтому ни в коем случае не заходите сюда в одиночестве.

Мне показалось, что я секунду назад побывала в роли сомнамбулы, которую разбудили во время очередного приступа. Карл вдруг поднял с земли непонятно откуда взявшуюся веточку орешника и, оторвав один листок, пустил его по ветру. Подхваченный порывами воздуха, он попал в самую гущу тёмной дымки и за несколько мгновений рассыпался в пыль.

Я судорожно втянула воздух. Не окажись никого рядом, на месте этого листка была бы я.

Хранитель поспешил увести меня подальше, параллельно продолжая рассказ:

— В Астральном измерении существует одно важное правило: уничтожать эмоции можно только в крайнем случае и только в той ситуации, когда это не повлечет за собой серьёзных последствий. Это сделано потому, что, если я сейчас взорву вот этот сгусток боли, — он указал на одиноко парящую капсулу тумана, — То я не бесследно уничтожу его, а лишь ускорю процесс разрушения. Проще говоря, человек, которому принадлежит эта боль, испытает нервный срыв. Однако порой это просто необходимо. Так как некоторые люди очень сильно сдерживают свои эмоции, не давая им выхода наружу. Порой мне кажется, что они лелеят свои страдания, как будто это приносит им удовольствие. Тогда у меня не остается выбора, кроме как уничтожить их. Поверьте, Ингрид, нет ничего хуже, чем непрожитая эмоция. Особенно, если она отрицательная. Она незаметно отравляет разум изнутри, в конечном счете принося непередаваемую боль. Она растет, ожидая того момента, когда ей суждено будет взорваться. Уничтожению также подлежат эмоции умерших людей. Это тоже называется непрожитой эмоцией. Точнее, ее конечной стадией, когда человек так и не выпустил свои чувства наружу.

Все это так странно и одновременно так потрясающе. Я могу видеть то, что чувствуют другие. Кто бы мог подумать, что такое вообще возможно? Несмотря на то, что все здесь было крайне странным и сверхъестественным, и, что пару минут назад я чуть не стала кучкой пепла, я испытывала какой-то абсолютный восторг вкупе с бешеным выбросом адреналина. Как будто до этого я не умела по-настоящему дышать. А теперь мне так легко, что, возможно, если захотеть, я смогу оторваться от земли и передвигаться по воздуху. Кто бы мог подумать, что я могу чувствовать себя настолько свободной? Но все-таки одна мысль надоедливо скреблась внутри: что происходит в мире людей, пока я здесь?

— Карл, а смогу ли я вернуться назад?

Хранитель замялся. Некоторое время он молчал, подбирая слова.

— Дело в том, что вернуться назад крайне непросто. Вы оказались здесь из-за того, что грань между астралом и миром людей истончилась. Данное явление происходит очень редко. Поэтому, придется ждать того момента, когда это произойдет снова…

Услышав это, я забеспокоилась.

— А как часто такое происходит?

— Раз в десяток лет, иногда чаще.

В этот момент мне показалось, что мое сердце упало куда-то вниз. Теперь я буду заперта здесь минимум на ближайшие десять лет? Но, что станет с моими родителями? Что станет со мной?

— Но не беспокойтесь. Я имею в виду астральные десять лет. В мире людей за это время пройдет всего несколько дней, максимум недель, — заверил меня Хранитель.

Это немного успокоило меня, но, как я проживу здесь столько времени?

Будто бы прочитав мои мысли, Карл произнёс:

— Вы можете выбрать любую комнату в доме. Я уверен, что мы сможем найти вам занятие.

— Неужели совсем не получится вернуться домой раньше? Даже отсутствие в течении нескольких дней будет очень трудно объяснить родителям и Эстер.

— Это очень опасно, — отрезал Карл, — Вы можете застрять между двумя мирами и больше никогда не вернуться ни в один из них.

Весь остальной путь я провела в молчаливых раздумьях. Хранитель заметил это и не стал меня тревожить. А что, если это подарок судьбы? Я так ненавидела эту напыщенную жизнь с множеством запретов, расписанную по неделям. Что, если это моя единственная возможность почувствовать себя свободной? Несколько дней в обмен на десять лет — не такая уж и высокая цена за возможность убежать от матери с её болтовнёй о замужестве. У меня все равно нет другого выбора, поэтому стоит просто принять происходящее и двигаться дальше.

Когда мы подошли к крыльцу дома, солнце уже клонилось за горизонт. Странно, что здесь вообще есть солнце. А может это вполне логично, сложно сказать. Я устало поднялась по ступеням и двинулась по длинному коридору, заглядывая в каждую дверь в поисках подходящей комнаты. Каждая из них была выполнена в определенной цветовой гамме: красная, фиолетовая, чёрная, бордовая… Какой то цвет обязательно преобладал в интерьере. В конце концов я выбирала между черной, зелёной и фиолетовой комнатами. Однако чёрный показался мне слишком мрачным, а фиолетовый слишком ярким. Поэтому я остановила выбор на зелёной комнате. Вдоль одной из стен стояла просторная дубовая кровать, напротив расположился письменный стол тёмного цвета. Стены, ковёр, двери шкафа были оливкового цвета. Кое-где также просматривались фисташковые оттенки. Я устало повалилась на кровать и некоторое время просто рассматривала пустой потолок. Вдруг в дверь постучали.

Дождавшись дежурного «войдите» на пороге появился Карл.

— Ингрид, как вы относитесь к макаронам? — спросил он.

— Довольно таки положительно.

— Тогда жду вас на ужин.

Я поднялась и мы вместе проследовали на кухню. Вечером дом был немного мрачнее, но это каким-то образом добавляло ему уюта.

— У нас, конечно, есть столовая, но я предпочитаю ужинать в кухне, когда никого нет, — произнёс Хранитель.

— Разве здесь живет кто-то еще? — спросила я.

— Последние пару тысяч лет нет, однако частенько заходят в гости.

Устроившись на уютной кухне, мы еще долго разговаривали. Стоит отметить, что готовил Карл отменно. Я рассказывала ему о своей жизни среди людей, а Карл продолжал объяснять устройство Астрального измерения. Когда за окном давным-давно сияли звёзды, я устало поднялась из-за стола:

— Пожалуй, мне пора спать, я просто с ног валюсь.

— В таком случае, советую вам хорошенько выспаться, ведь это ваш последний сон на ближайшие десять лет, — проговорил Карл, гремя сковородками у плиты.

Я недоуменно посмотрела на него.

— Как это?

— За ночь ваш организм полностью адаптируется к Астральному измерению. А жители астрала не испытывают потребность во сне, — пояснил Хранитель.

— Адаптируется? Я стану такой же, как вы? — с ноткой волнения в голосе спросила я.

— Конечно, — с серьёзным видом кивнул Карл, — Вы разве не заметили, что уже лысеете?

Несколько секунд я в молчала, находясь в состоянии шока. Тишину нарушил хохот Карла.

— Не волнуйтесь, никаких внешних изменений не произойдёт, — заверил меня он.

— Ну и шутки у вас! — улыбнувшись буркнула я и вышла из кухни.

Добравшись до кровати, я легла на нее поверх одеяла, даже не расстилая, и не заметила, как уснула. Впереди меня ждала неизвестность, но у меня абсолютно не было сил, чтобы беспокоиться об этом.

***

— Думаю, на сегодня достаточно, — заключила Ингрид, потушив очередную сигарету о дно пепельницы. Часы к этому моменту уже показывали половину седьмого. — А вы уверены, что именно в этом должна заключаться терапия?

В это время доктор заканчивал делать пометки в своем блокноте.

— Мне необходимо видеть полную картину, чтобы понять дальнейший ход действий, — ответил он.

— Скажите, а как умирает человек? — вдруг спросила девушка, пряча пепельницу под одно из кресел, — Что он чувствует в этот момент?

Чарльз был несколько озадачен таким вопросом, но все-таки ответил:

— Нейронные связи в мозге начинают разрушаться одна за другой, а вместе с ними разрушается и сознание. Таким образом разум как будто бы тает на глазах, пока совсем не исчезнет.

Некоторое время Ингрид молча обдумывала его слова.

— А что дальше? — спросила она.

— Ничего, человека больше не существует, как будто его никогда и не было.

— Это так… странно, — протянула девушка.

— Это скорее грустно, — ответил доктор.

— Хорошо, спасибо, мне пора. До свидания, — торопливо бросила Ингрид, спрятав пачку с сигаретами и выйдя в коридор. Чарльз немного посидел в одиночестве, а затем засобирался домой. В дверях он столкнулся с Альмой Лабониэр.

— Месье Пинье, разве вы уже уходите? Как все прошло? — спросила она.

— Все в порядке, пока что все еще составляю клиническую картину, — ответил доктор.

— Куда же вы поедете так поздно. Право, оставайтесь на ужин, а завтра утром отправитесь домой! — уговаривала его женщина.

Немного поколебавшись, Чарльз согласился. Тогда хозяйка дома провела его в гостевую комнату, где он оставил все свои вещи, а после они спустились в столовую. К тому моменту за столом уже сидели три старших брата Ингрид и что-то оживленно обсуждали между собой. Альма Лабониэр заняла место во главе стола, а доктор присел на один из трёх свободных стульев. Вскоре появилась бабушка Мадлен, она поступила весьма странно, обойдя стол по кругу вместо того, чтобы напрямую пройти к своему месту.

— Раньше здесь стоял другой стол и я всегда шла именно таким путем, — пояснила пожилая женщина, присаживаясь рядом с Чарльзом. Казалось, никто из домашних даже не обратил внимания на её появление.

Ингрид спустилась лишь через двадцать минут после начала трапезы. На ней было чёрное платье с длинным подолом.

— Ингрид, что за неуважение к нашему гостю? — тут же начала сетовать мадам Лабониэр.

Девушка бросила короткий взгляд на доктора.

— Прошу прощения, — равнодушно проговорила она, со скрипом отодвигая стул.

— И, я же просила не одеваться на ужин, как на похороны! — не унималась женщина.

Ингрид ничего не ответила. Чарльз пытался украдкой наблюдать за её поведением. В то время, как все за столом оживлённо беседовали на различные темы, девушка молча изучала глазами стену. Иногда она прикрывала глаза, будто бы пытаясь упорядочить мысли. Ингрид почти не ела, а лишь разглядывала красное вино в своем бокале.

Когда беседа стала чересчур оживлённой, девушка вдруг встала из-за стола и проследовала к выходу. Все резко замолчали. Ингрид остановилась, понимая, что ей не удалось ускользнуть незамеченной. Она развернулась на месте и тут же столкнулась с испытывающим взглядом матери.

— Мне не здоровится, — проговорила она, не дожидаясь начала перепалки и вышла прочь.

Альма сжала руку в кулак, пытаясь сохранять спокойствие.

— Простите меня за это, — обратилась она к Чарльзу.

— Я здесь, чтобы помочь, — ответил он.

***

Чарльзу не спалось. Некоторое время он ворочался в кровати, изучая потолок, но, когда понял, что заснуть ему не удастся, то решил прогуляться по окрестностям. Бесшумно выскользнув из предложенной ему для ночлега комнаты, доктор стал продвигаться к выходу. Проходя мимо террасы он вдруг заметил там чей-то силуэт. Это была Ингрид. Она вновь курила. Клубы дыма обволакивали девушку словно лёгкая вуаль, постепенно растворяясь в прохладном ночном воздухе. Заметив Чарльза, Ингрид перевела на него свой взгляд.

— Простите, я не хотел вас пугать, — полушепотом извинился доктор.

И снова эта горькая полуулыбка:

— Вы едва ли можете меня напугать.

— Что вы делаете здесь в такое позднее время? — поинтересовался мужчина.

— У меня хроническая бессонница и непреодолимая тяга к кофе, — ответила девушка, вновь выдыхая дым, — А вы?

— Мне тоже сегодня не спится, решил совершить небольшую ночную прогулку.

Ингрид не ответила, а лишь продолжила молча всматриваться в ночную пустоту.

— Он где то поблизости? Чёрный дом с белой дверью? — вдруг спросил доктор.

— Да… — несколько секунд девушка молчала, — Я могу показать вам его, если хотите.

— Пожалуй, мне будет интересно посмотреть, — согласился мужчина, параллельно проверяя, лежит ли в его кармане блокнот для заметок.

— Тогда пойдёмте, — глаза Ингрид вдруг блеснули азартом в лунном свете.

— Подождите, сейчас?!

— Конечно, мне запрещено туда ходить. Если кто-то узнает, у нас обоих будут неприятности, — с этими словами девушка ловко перелезла через перила террасы и спрыгнула в сад.

— Быть может, тогда не стоит этого делать? — засомневался доктор.

— Вы боитесь? — с вызовом в голосе спросила она.