Ангел тьмы-божественный Демон

Элина Вячеславовна Фадеева (2025)

Демон Софериэль — бывший ангел-хранитель: книг о жизни и смерти, знаний, самой жизни и смерти. Когда-то, принадлежавший к высшим рядам небесных сил. Однако, с течением времени, он начинает ощущать тягу к свободе и независимости, поддержке Люцифера, воспринимая жизнь на Земле забавным увлечением и стремится к новому опыту и приключениям. Падение Ангела становится ключевым моментом в его жизни, он шагает по пути самоотверженности и самопознания, раскрывая свои собственные силы и возможности. Со временем он осознает, что его небесное прошлое и адское настоящее могут соединиться в новое эволюционировавшее существо — нового Бога, что будет править этим миром более рационально и справедливо.

Глава I. Призраки прошлого.

За долгие тысячелетия моей жизни люди ни капли не изменились. Они продолжают делать то же самое, что и делали всегда: смотрят на мир через призму своих страхов и предрассудков. Так же, Вы-люди, обращаетесь ко мне если не можете заиметь детей или хотите кого-то спасти от смерти Вы не сможете меня увидеть. Вы не сможете прикоснуться. Вы никогда не сможете узнать, кто я такой.

Я буду жить вечно, и все, что вам останется, — это искать меня по всему миру. Если только я не захочу показать вам свой лик, тогда, если вы достаточно глупы, чтобы встретиться со мной лицом к лицу, вы будете знать, кто я. И тогда вы будете иметь право называть меня тем, кем я являюсь на самом деле — Софериэль Демон жизни и смерти, прошепчет любой.

Ты знаешь, кто это с тобой говорит? Ты никогда не сможешь увидеть меня, ты никогда не узнаешь, кто я, потому что я никогда не стану самим собой, я всегда буду меняться. Это будет продолжаться вечно. И ты должен понять это, прежде чем сможешь уйти и продать мне свою душу. Потому что ты уже заплатил за нее, обращаясь ко мне. Ты заплатил жизнью своей семьи, своей любви, своими мечтами, своим будущим. Размышляя о своём и вспоминая былое, я забрёл к серному озеру, где встретил Лили.

О, Лилия, первая жена Адама, созданная из глины и не подчинившаяся своему мужу. Она была красивой, но злой и мстительной. Она — первая женщина, которая изменила мужчине, даже мне предлагала стать её мужем. Так вот, чтобы выйти из подчинения мужу, девица произнесла тайное имя Бога и смогла улететь из Эдема. Адам пожаловался Создателю на женщину и тот отправил за беглянкой трех ангелов. Те догнали ее и потребовали, чтобы она вернулась и раскаялась, но получили категорический отказ. От неё пошли демоны, которые разрушают тела мужчин и женщин, после чего убивают их. Лили поклялась мстить за это и убивать человеческих младенцев везде, где только сможет. При этом она пообещала не трогать детей, у которых будут амулеты с ее именем или именами ангелов. С тех пор демоница специализируется на нанесении вреда младенцам и роженицам. Способна она и на другие козни, в числе которых наведение бесплодия на молодых женщин, высасывание крови и новорожденных и провоцирование выкидышей. Блядски сексуальная чертовка, которую хочет каждый.

Она вообще не очень общительна, так как не любит людей и считает их слишком глупыми и ограниченными, в этом мы похожи. Ей нравятся только Ангелы и Демоны. Лилит является одним из самых опасных демонов в адской иерархии, она может наслать на человека болезнь, которая убьет его в течение 12 часов или даже за минуту. Она может вызвать у человека галлюцинации, навеять ужасные кошмары или просто напугать до смерти. Однако, в сексе она весьма хороша. Из воспоминаний меня выдернул властный и страстный голос дьяволицы.

— Софериэль! — крикнула она и поцеловала меня в макушку. На следующий день она пришла в мою комнату и стала меня целовать будто мы не виделись вечность.

— Ты же говорила, что не будешь меня целовать, если я не буду тебя. — прыснул я.

— А ты и не целуешь. Это я тебя целую. — ответила она, прижимаясь ко мне.

— Ну тогда дай мне поспать, а то я скоро умру от твоих поцелуев. — сказал я и отвернулся к стене, поежившись от касаний.

— Сон твой не придет, пока я тебя не поцелую. — сказала она и начала меня целовать в шею. Я закрыл глаза и стал ждать, через некоторое время я почувствовал, как она целует меня в губы. Открыв глаза, я увидел, как дьяволица смотрит на меня и улыбается во всю свою поганую пасть.

-Как же ты можешь не хотеть меня? — сказала она с нотой наигранной грусти и опять прильнула к моему телу.

-Я не понимаю, зачем ты мне приносишь столько боли и страданий. — закрыл глаза, стараясь отвлечься от всего в этой никчемной жизни. Через несколько минут я снова открыл глаза и увидел ее улыбку.

-Ну что, ты готов быть со мной навсегда? Мой герой. — пролепетала эта рыжая паскуда и впилась в мои губы. Я ответил ей тем же, покусывая кожу до крови, вкусив ее вкус я почувствовал, что что-то не так, будто это какой-то спор с Сатаной.

–Что за игры плутовка? — прорычал я.

— Разве я не могу по тебе соскучиться, Софериэль? — спросила дьяволица, гладя меня по щеке. Она взглянула на меня своими большими глазами и улыбнулась. Я схватил ее за волосы, оттянул голову назад и впился в ее губы мягкие и теплые. Она начала энергично расстегивать мою рубашку, а я её грубо лапать, она же расстегнула молнию на моих брюках. Мои руки инстинктивно начали раздевать её, в определенный момент я отпрыгнул от неё будто меня облили ледяной водой голого.

— Лили, уходи. — холодно отрезал я и затем продолжил. — Наши встречи всегда заканчиваются плохо, да трахаться с тобой очень хорошо, но только иногда. Я не могу, когда ты на меня смотришь или улыбаешься. Понимаешь? Уходи. И больше не приходи никогда. Отныне между нами нет ничего общего. Никаких совместных дел. Совсем никаких. — понял, что сильно изменился, но Лили как была, так и осталась, по её взгляду было понятно, что отступать она не намерена. Она вцепилась в мои волосы и начала лупить по мне своими маленькими кулачками. Ей надо было победить, а иначе можно было не бороться. Ее кулаки были мне все-таки привычней, хлыста или старинных смоченных солью розог, что еще пропаривали.

Вскоре ее руки разжались, и она вдруг встала на колени и прижалась ко мне лицом. Левой рукой она крепко-крепко держала мои брюки, прижимая их плотную ткань к бедрам. Правую руку она закинула за голову и уперла ее мне в подбородок. Ее рот нашел мой член, поначалу она совершала совсем простые движения. Головка члена часто колебалась у ее языка, прижатая тканью трусов ко мне. Затем она отстранилась и одним движением стянула с меня боксеры. Её губы сомкнулись на моем члене, и она медленно надавила на него нижней челюстью. В тот же момент она вытащила головку из-за рта повернула ко мне свою голову с выразительным низким голосом.

— Всё еще не хочешь меня? — обиженно глянула на меня дьяволица. Я почувствовал, как ее язык описал по моей головке круг и скрылась в глубине её горячего рта. Ещё секунда, и язык показался снаружи, готовый немедленно продолжить свою работу. Моя правая рука прижала её голову за затылок к моим бедрам. Теперь моя левая рука, которую я хотел опустить на её грудь, оказалась прижатой к её спине, а правая — насаживала её голову на член, задавая темп и глубину орального проникновения этих ласк, что будто бы длились целую вечность, так ощущалось.

Ей, видимо, очень нравилась роль безмолвной исполнительницы, потому что язык её двигался медленно, нежно и осторожно, иногда отступая на полтона.

Так прошло не меньше минуты. За это время она оторвалась от ласк наши губы почти слились и только когда она стала подниматься, я толкнул её на кровать. Оказавшись сверху и раздвинув ее ноги, входя в нее только головкой, послышался недовольный стон. Я замер, ожидая реакции, он повторился, но уже тише, смешанный с едва уловимым вздохом.

Движения мои были медленными, расчетливыми, насмешливыми, пока мне это не надоело. С каждым более глубоким толчком она громко постанывала, вздрагивая всем телом и изредка зарываясь пальцами в мою шевелюру. Ее стоны переросли в отрывистые крики, руки сжимали мои волосы все сильнее, ногти впивались в кожу головы.

Я чувствовал, как она напрягается, как ее тело сжимается вокруг меня, как она достигает кульминации, выгибаясь навстречу каждому моему движению.

Она положила мне ладони на голову, поднялась на руках и стала опускаться на меня медленно и плавно, не прерывая своего ритма. Когда она оказалась между моих раздвинутых ног, из-за усталости и долбежки было трудно держать равновесие, дабы не уронить ее и себя на пол. Говорить было незачем, да и с кем, о существовании времени я просто забыл.

Игру, которую затеяла дьяволица я знал наизусть, но не мог понять почему именно сегодня она пришла ко мне. Наверняка её уже потерял Сатаниил. К счастью, вряд ли он сильно страдает по поводу своей утраты, зная о нашем давнем с ней романе и как она из ревности убила моего сына от другой демоницы. Скорее всего, она до сих пор мучается угрызениями совести, ах да, у неё же её нет. В это время коготки Лилит впились мне в спину, раздирая плоть, но я уже не чувствовал боли. Её гладкое горячее тело всё теснее прижималось к моему. Вдруг она замерла, и я понял, что она наконец кончила. Тяжело дыша, Лили убрала с моего лица прядь волос и заглянула в глаза, я молчал. Она медленно провела пальцем по моему лбу и лицу, прикоснулась к моим губам и засмеялась.

Для меня это был вызов я промолчал, лишь сильнее долбить её, пока она не за тряслась. Всё ещё улыбаясь, она провела пальчиком по моим щекам и губам, все ниже и ниже. Наконец она обхватила меня ногами и прижала к себе, в этот момент, я наконец-то кончил, и мы упали на кровать. Но долго лежать так было невозможно и вскоре мы опять оказались в постели. Дьяволица встала с кровати и пошла в ванную. Вернувшись, устало улыбнулась, оделась и ушла из моей спальни. Оставшись один, как и всегда, я смог забыться крепким сном, после этой наглой и паскудной беглянки.

Но вскоре и во сне стали слышны долетавшие издалека стоны. Поначалу они были легкими и редкими, а потом начали звучать все громче, приближаясь к границе моего сна. Сначала меня обуревали сомнения, но потом они исчезли. Видимо, грешники не могут выдержать своего наказания и эти стоны боли, страха и отчаяния доносится из преисподней.

В конце концов меня окончательно поднял Сатаниил. Я не стал задавать ему вопросов — подумал, что уж лучше все выяснить на месте, и подумал не зря. Всю дорогу он был серьезен и озабочен чем-то или наоборот кем-то, мы быстро пересекли зал ужасов и приблизились к месту, где выл Суккуб, рядом с которым хлопотала Лилит. Она что-то говорила Люциферу, который мрачным кивком соглашался с каждым ее словом. Потом она повернулась к нам и протянула обе руки.

Сперва я подумал: «Вот и всё, сейчас нас всех четверых — меня, Сатаниила, Лили и Люцифера — сметёт какая-нибудь адская катастрофа», и поэтому сразу напрягся. Но все оказалось куда проще — она замахала руками, показывая на нашего пленника. Он висел под самым потолком и был практически скрыт облаком сернистого пара. По его лицу бродили белые круги и пятна, миленькое зрелище. Блондин был почти мертв, если не считать того, что личико выражало неподдельную муку, характерную для Ада.

–Что же случилось с твоим сыночком, Лили? — спросил я. Она с негодованием взмахнула руками. Мне показалось, она вот-вот расплачется. Тогда я решил не лезть к ней с разговорами и просто сделал то, чего она от меня ждала: обнял её, прижав к себе. Она замерла, словно приросшая к земле, а потом тихо-тихо заскулила. Я принялся тихонько нашептывать ей на ухо всякую чушь, пока она не успокоилась иначе бы разорвал ее на месте.

–Его поймали и пытали Архангелы. Аксиль сошёл с ума! Он…Он напал на Люцифера! — прошептала она, не отрываясь и глядя на Люцифера. Он ответил ей взглядом, полным любви и страдания. Все как прежде — Люций сидел на прежнем месте. Только в его груди покоился кинжал, из которого медленно вытекала кровь. Она блестела на глазах, как ограненный рубин. Подойдя к старшему брату, одним резким движением вытащил кинжал у него из груди, и рана стала регенерироваться.

Аксиль продолжал смотреть на меня глазами полными страдания и боли, с одной уцелевшей слезинкой в углу левого глаза. Я швырнул кинжал в его сторону, и юнец тут же упал в обморок, за ним последовала и Лили, Сатана отнёс её в спальню и оставил отдыхать. В это время Вельзевул подошел ко мне и сказал, что есть дело на земле. Я открыл портал на нужных мне координатах, в больнице для онко-больных. Перемещение стоило мне больше половины моих планов на вечер, зайдя в палату я увидел девочку, которой не было и 18-ти лет. Она лежала читала молитвы и при виде меня, начала креститься. Когда я сказал ей что я здесь для того, чтобы её спасти или же убить она очень долго не верила мне. Обняв её за плечи, я объяснил, что её грехи кончились и теперь она будет чиста.

— Вы Ангел? — спросила она, недоверчиво глядя на мой плащ, на котором лежали вышитые красным дьяволом серебряные крылья. У меня действительно в ту минуту был такой вид, но все же я уже не был тем лучистым Ангелом как тогда.

— Был им когда-то слишком — давно. А теперь — главный Демон жизни и смерти, а также света и тьмы. Ваши последние часы на Земле зависят от меня и возможно, к сожалению, я наблюдаю за этим. Если Вы готовы сделать это добровольно — я благословляю Вас и считаю долгую агонию оконченной, снимите крест. — на одном дыхании ответил я.

— А, Вы, видели Иисуса? — голосок звучал неуверенно, но уже тише. Я кивнул, пауза затянулась, она посмотрела на стены и глубоко вздохнула. Потом что-то прошептала, точно не молитву, потом снова глубоко вдохнула, уставилась на стены палаты и вдруг начала быстро-быстро читать текст, который сама, видимо, придумала и выучила ее на такой момент.

–Да, видел и скажу даже больше — знал. Видел его рождение, скитания, развратность, да Христос был прототипом Распутина времён царской России. Иисус далеко не был чистым и не порочным человеком, наоборот великим грешником.

Хотя и ввёл мысли нашего Отца в массы, распят он бы сам, ибо грехов у него было не меньше чем у нас. Но кроме стыда от своей жизни, что мог тогда сказать на это неискупленный, обиженный, жестокий и пьяный Бог?

Ведь его безумие стало его образом и квинтэссенцией. Поэтому, когда его заставили тащить его же крест, на котором его собирались распять, он не произнёс ни единой молитвы, не взывал к Отцу нашему. Таков был Ваш БОГ «пожертвовавший собой».

А когда уже он поднялся на место своего распятия, после чего его стали прибивать к кресту, то Господь наш забыл о его существовании и промолвил он последние слова лишь с одним апостолом Матфеем:"Отче! прости им, яко не ведают что творят."Только соль была в том, что он более не смог вернуться на землю, как Вам, пишут в Библии и вы слепо верите в то, что вам пишут. Он умер, чтобы отмолить свои грехи, а не ради вас. Так что глупо называть его Господом, он сыне Божий, как и я. — закончил свой разоблачающий Христа рассказ.

— Христос просто не хотел становиться ни Антихристом, ни слугой антихриста, а хотел стать с Отцом нашим одним целым и нести Его свет людям и делать их разумными и счастливыми. И чего бы он, к чёрту, тогда не отдал за смерть своей души и нашей радости. Менее того, про Его страдания, ад и муки и говорить не… — чуть ли, не плача начала девочка, но мой громкий холодный бас перебил её.

— Посмотрите на расцвет христианства. Почему? Почему никто не скорбит, увидев распятие Его? Да потому — никто его не видит! И это действительно так.

Вас сделали слепыми, понимаете? Ведь, если посмотреть историю — более идиотской религии ещё надо поискать, верно? Весь мир зациклился на словах «Христос», «религия», и всех крестили так же, как сейчас евреев. Люди верят в эти слова, но они не в состоянии постичь их сути. Когда им об этом говоришь — просто смеются в ответ. Особенно грустно, когда слышат про дух Христа и Его «блаженную жертву». А ведь о духе никто и понятия не имеет — тот же Иисус ничего о нём не говорит.

А о «сожженной совести» и след простыл, Вы даже в самые древние времена не сможете сказать точно, где в том древе жизни, что Он рубил, была райская ветвь, и в чём был Ад… Ладно, это уж слишком, не будем сейчас об этой части Библии… Послушайте лучше о том, чему Он учил, как и Вы, я раньше часто слушал христиан и даже читал некоторые из их «священных» писаний. Хотя всё, чего я добился, так это мнения, сформировавшегося под влиянием моей бытности христианина. А теперь молитесь, у тебя на это есть 10 минут, только не очень громко, от того чем выше громкость не зависит услышит Вас истинный Бог или нет.

Посмотрите в окно, видите там жёлтый домик с зелёной крышей? Знаете, кто там живёт? Мне кажется, Вам было бы это интересно узнать. Ваш отец там живёт, которого мать окрестила мёртвым, хотя сама изменила ему, он пытался покончить с собой и теперь несет службу нам Демонам, найдя в нашей службе свое успокоение и надежду, что Наталье воздастся. Итак, время пошло. — закончив свою лекцию, посмотрев на часы и засекая время, вышел из палаты. У меня совсем не было времени для её истерик, но и скрывать нечего это ее последнее время на земле. Время вышло, необходимо возвращаться к ней.

— Позволите спросить, последнее? — попросила она, кивнул и присел рядом. — Как ваше имя? — тихонечко спросила она.

— Софериэль, Анна. — мой ответ прозвучал чуть громче. Девушка подняла на меня глаза, и я понял, что она внимательно меня разглядывает. Однако девушку пронзила адская боль, я коснулся ладонью её груди со стороны сердца, и оно остановилось быстро и безболезненно.

Через пару секунд боль прошла и на её месте осталась только ледяная пустота, больше не будет боли она отмучилась и наконец-то умерла. Ей всего 16, а душа уже вышла из тела, это своего рода отпуск для ее душонки, никаких страданий, много света, ну или продолжение мук. Я переместился обратно в преисподнюю, Аксиль уже умер и Лили была безутешна либо очень хорошо это играла, плевать.

Следующие пару месяцев прошли спокойно, пока Лили не пришла на мой порог с известием о беременности. Я не особо поверил в это и понадеялся, что встреча с прикованным ко мне ее вниманием окажется мимолетной. Однако мое недоразумение быстро выяснилось, но уже было поздно, желание убить плутовку возрастало с каждым мгновением, через пару месяцев эта сука ощенилась.

Люцифер и Сатаниил отправили Дэвида в человеческий дет дом, поскольку они знали нас с Лилит, да и сам ребенок как две капли походил на меня. Последующие годы сын должен был жить на Земле, пока не проявит своих способностей Демона и не отнимет невинную душу. Это ставило ребенка в опасность, так как темные не решались помочь ему найти собственных родителей.

Только когда дитя, окрепнув, собрало вокруг себя многочисленных родственников, включая далёких потомков Каина, на него обрушилась охота Тьмы. Это была не просто охота — это был настоящий ужас, ежедневная бойня, уносящая тысячи детских жизней. Дети, подобно ягнятам, беззащитно падали жертвами охотников на демонов, отдаваемых в качестве жертв, на воспитание суккубам и прочим порождениям Преисподней. Кровное родство не являлось препятствием — глаза на это попросту закрывали. Исчезновения детей стали обыденностью, поглощая целые семьи в пучину безысходности.

И лишь благодаря помощи каинитов, обладавших даром провидения, способных узреть сплетение событий и тайные нити судьбы, удалось хоть как-то сдержать натиск тьмы. Мрак, без сомнения, был бы куда глубже, куда гуще, если бы не их бдительность. Но истинная цена этой скрытой войны, истинные масштабы трагедии — всё это осталось тайной для нынешнего поколения, погребенное под пеленой молчания и забытья.

Так продолжалось до того момента, пока Дэвид в возрасте 18-ти лет не убил ребёнка по роковой случайности — не смог себя контролировать и истыкал мальчишку ножом, расчленив его тельце. Узнав, в чем дело, он не испугался и сам устроил и убийство свидетелей. После казни Дэвида, «семья», объединенная кровью и ужасом, погрузилась в глубокое молчание. Внешне всё выглядело спокойно: оставшиеся члены его приемной семьи и секты продолжали жить, соблюдая свой строгий распорядок.

Но под тщательно скрываемой поверхностью царила пустота, пропитанная невыразимой виной и ужасом. Смерть Дэвида, хоть и представлялась им как акт искупления и воссоединения, стала глубокой раной, которая не заживала. Некоторые из членов секты, особенно те, кто был ближе к Дэвиду, начали испытывать приступы депрессии и панических атак. Память о кровавом событии и последующих действиях Дэвида преследовала их в кошмарных снах и галлюцинациях. Их прежняя вера, основанная на слепой преданности и идеализированном образе семьи, рухнула, обнажив пустоту внутри.

Секта, потерявшая своего лидера, стала постепенно разваливаться. Отсутствие централизованного управления и отсутствие новой харизматичной личности, способной сплотить оставшихся членов, привело к расколу. Некоторые пытались продолжить жить по прежним правилам, другие же пытались начать новую жизнь, скрывая свое прошлое.

Конечно же не без помощи Каина — братоубийцы, первого ребенка «Адама» и Евы, почему условно Адама? Да потому что тем самым запретным плодом был секс, который Ева вкусила с Люцифером. Поэтому кровным отцом Каину был и есть мой старший братец — Люцифер. Каин первый человек, не непосредственно сотворенный Богом, а рожденный людьми, если быть точнее гибрид человека и Демона, да-да, мы иногда трахаемся с нашими земными питомцами.

Кроме того, он первый строитель — создатель первого города на Земле. Причиной братоубийства стало чувство, впоследствии много раз толкавшее людей на преступления — зависть. Каин занимался земледелием, а Авель пастушеством. Когда пришло время, каждый из них принес в дар Богу результаты своих трудов: Каин — часть урожая, а Авель — лучших животных своего стада, но Бог не принял жертву еще не проклятого брата. На жертвоприношение Авеля сошел ниспосланный Господом огонь и оно, охваченное пламенем, устремилось к небу. И он очень огорчился, одержимый завистью, заманил брата в поле и убил его. За что и был проклят, заклеймен и изгнан с места, где он тогда жил. Мало того, даже убив своего брата, Каин не ужаснулся содеянным. На прямой вопрос: «Где Авель, брат твой?» — заданный Богом, чтобы дать ему возможность покаяться, он цинично ответил: «Не знаю, разве я сторож брату своему?».

Но пытаться обмануть Бога может только человек с окончательно помраченным рассудком и извращенным нравственным чувством, тем самым уже кровь Демона бушевала в нём. Этого стоило ожидать, Отец мой отверг своего внука и тот убил новоиспечённого любимца деда, всё как полагает кровь Люцифера. Не покаялся, не попросил прощения и стал никем (хоть и его имя теперь означает первоначальное зло), а после смерти Демоном. Тот, кто отдал свою жизнь за преступление своего рода и осмеливается лгать Богу об этом, уже мертвец, но мир остался на месте и не смог в ответ убить Каина. Дэвид пошёл по такому же пути, что и Каин, но смог пойти по-другому.

Его судили и приговор был коротким — казнь. Он сидел на эшафоте и ждал, когда ему всадят смертельную инъекцию в вену, а его суд по ту сторону жизни тоже оказался коротким. О, Лилит, как же он изменился, твой выродок и щенок!

Он был одет в мантию пурпурного цвета, такого же, в каком был Каиафа перед тем, когда его привели к Иисусу, только на ногах у него были не кожаные сапоги, а как раньше настоящие римские сандалии из кожи газели. Он не узнал меня, хотя я был с ним перед и во время казни. И как он прекрасен в своём смирении! Как много сил Господь дал моему сыну! Его душу опутывал мрачный туман, и мне стало жаль, того что я вижу.

Мне стало не по себе, потому что каждый раз, глядя на него, я вспоминал, какой он был в младенчестве. Тогда он не знал, кем он станет, теперь он знал и переживал это во всей полноте. Я думаю, ему сейчас больно и страшно, поэтому он и грустен. Но он не знает, почему я здесь, и кто я ему, Отец на суде ничего ему не сказал. Но, уверяю вас, эта грустная тень в том самом месте, где раньше рос красивый румяный мальчик-чистокровный Демон от первородных родителей.

У него не было причин любить меня, и он по ошибке считает меня Дьяволом, но это не так. В зале, где обычно нас собирают для разговоров о нашем жилище и работе, я встретил множество Демонов самое главное — Люцифера с Лили. Заметив меня, они отделились от группы и пошли ко мне. На Лили тогда были одеты в светлые пушистые балахоны, похожие на платья с высокой талией и открытым декольте. Когда они подошли, Лили уже привычно поглядела на меня пронзительным и сексуальным взглядом.

Лютик был в простой черной рясе. Его борода была подстрижена очень коротко, Лили нервно облизала губы и отвернулась от меня к остальным гостям.

— Итак, сегодня важная новость, сын Софериэля и Лилит вернулся в Ад спустя 18 лет, в честь этого сегодня праздник для всех! — громогласно провозгласил Люцифер, обращаясь к нам. Затем он повернулся к троице стоящих рядом. Это были девушки — две черноволосые и черноглазые, обе в черных платьях, отделанных белыми кантами, а третья — в алом платье, расшитом золотым шитьем. Все три были очень красивые, хоть и немного заторможенные. — А вы чертовки идите развлеките Дэвида! — скомандовал Лютик одной из них. Та молча развернулась и стала спускаться с подиума вниз. Лили тоже молчала, но в ее глазах появились огоньки радости. Встав рядом с братом, она тихо запела или завыла как койот.

— Привет-привет, привет — привет… Как я рада снова тебя увидеть, милый мой душка-душа! И чего это ты так быстро бегал от меня все эти годы? — скулила она, мне сильно резало уши, хотелось уйти от сюда как можно дальше, не слыша никого и ничего вокруг себя.

— Скучал, наверно, по своей принцессе Лили? — спросил Лютик, открывая глаза и поворачиваясь к Лили. Лили внимательно смотрела на него, чувствуя, как по ее телу пробежала волна приятного возбуждения.

— Если ты забыл, братец, то она давно не моя. — ответил я, отворачиваясь. — Вернее, была когда-то твоей, потом моей, потом Сатаниила. Она замужем за ним и то что было 18,5 лет назад было очередной ошибкой. Теперь она совсем другая, и лучше ей от этого не станет. Ты к ней вернешься и расскажешь все, что я сказал. Потому что я слишком хорошо тебя знаю. — сказал я и отпил виски.

— Выпьем за то,твой сын вернулся, Софериэль, поднимай стакан! — крикнул Люций. После распития алкоголя я телепортировался на Землю — люблю эту планету, но не особо люблю её обитателей — людей, а вот с животными всё хорошо. Присев под дубом ко мне прилетел ворон, он один из моих любимцев. Он внимательно осмотрел меня и разочарованно каркнул, выпуская из клюва огромную порцию желтого пара. Люди слышали птицу, она не таилась от меня, и я мог звать её так как хотел и когда хотел, либо необходимо в силу непредвиденных обстоятельств.

Ворон был древний, ему было около двух тысяч лет, хотя он был самым древним существом, когда-то жившим на Земле, ну конечно же он дал потомство. Он сидел на ветке чуть выше моей головы и внимательно следил за происходящим, иногда не спеша куда-то взмахивая крыльями, будто хотел улететь отсюда. К счастью я чувствовал где он находится и телепатически мог общаться с ним.

— Что нового Сюнин? — спросил я, взглянув на ворона. У него были ярко-желтые глаза и широкие лапы. По небу неслись облака, в их очертаниях причудливо переливались звезды. Видны были два просвета Луны в такой же красе мира.

— Всё, как и всегда, а у тебя я слышал счастье приключилось — сын вернулся домой. — ответил ворон. Да, всё, как всегда. Можно сказать, у нас немного своеобразное чувство юмора. Я живу здесь уже больше нескольких тысяч лет, много раз видел, как он возвращался домой, но его путь всегда был каким-то особенным, скрытым от других особенно от Одина.

— Да, ты прав. Видел тебя с детьми у места его казни. А чего ты вообще здесь делаешь? Я тебя давно не видел. Чем занимаешься? Я тут жду, жду. Но про тебя и самого ничего не слышно. — заворчал я.

— Дел много, мой давний друг. Ведь некоторые падшие стали языческими богами, вот и морожу свои крылья в Скандинавии. Хотя летать там уже трудно, слишком много ветра, всё чаще летаю в Исландию или Гренландию, там потеплее и хорошо людям. Кстати, тебя недавно только вспоминал. — пропел Сюнин.

— Надеюсь вспоминал только добрым словом? Или мне придется тебя общипать? — я часто говорил намеками. Обычно ворон ничего на это не отвечал, поэтому я перешел на небольшие и слабые угрозы.

— Добрым-добрым, вспоминал то как ты людей ненавидишь, но любишь искусство. Как бы ты не скрывал свою любовь к людям, ты их любишь, помогаешь им. — сказал ворон, и посмотрел на башню. Было видно, что он волновался. — Сейчас я принесу тебе стихотворение. Очень древнее и оно одно из самых великих, которые я когда-нибудь слышал. — ворон улетел.

— Девушка шила ниткой золотой,

Заглянул в окошко бродяга холостой.

Так весело, весело было играть.

«Хочешь, прохожий, пока не видит мать,

В кости на золото поиграть?»

«Кости я брошу, кости подберу,

Да золота нету поставить на игру».

«Поставь лохмотья, какие есть,

А я поставлю девичью честь».

Кости помечены со всех сторон,

Выиграл прохожий первый кон.

Кости помечены со всех сторон,

Девушка выиграла кон.

Кости помечены со всех сторон,

Выиграл прохожий последний кон.

«Уходи, прохожий, не будь упрям,

Рубашку из шелка тебе я дам».

«Рубашку из шелка охотно получу,

Но выиграл я девушку, ее я хочу».

«Уходи, прохожий, не будь упрям,

Коня с конюшни тебе я дам».

«Коня с конюшни охотно получу,

Но выиграл я девушку, ее я хочу».

«Уходи, прохожий, не будь упрям,

Ладью с парусами тебе я дам».

«Ладью с парусами охотно получу,

Но выиграл я девушку, ее я хочу».

«Уходи, прохожий, не будь упрям,

Замок в Вадстене я тебе дам».

«Замок в Вадстене охотно получу,

Но выиграл я девушку, ее я хочу».

Девушка, плача, села на кровать,

Длинные волосы стала расплетать.

Прохожий перед нею играет мечом.

«Ты счастлива будешь, не плачь ни о чем.

Я не бродяга, а знатный господин,

Еду из Англии, я королевский сын».

Мигом с постели вскочила она:

«Я тебе буду верная жена». — прокаркал он по возвращению из своего полета.

— Это же Скандинавская Баллада — Бродяга. — подметил я, потирая руки.

— Так не интересно, всё-то ты знаешь. — обиделся ворон, и встрепенулся. Дерево начало раскачиваться от его движений.

Через пол часа общения Сюнин взмыл в небо и улетел в Асгард. В какой-то момент мне показалось, что в кустах кто — то есть, но это была кошка, которой тоже было интересно. За все это время, что я говорил с вороном, пытаясь понять, кто он на самом деле. Мне надоело сидеть и поднявшись, пошёл гулять по Земле. С каждым часом шел все дольше и дольше, слушая птиц, глядя на облака и наслаждаясь запахами цветов, проступающими через утреннюю дымку. Вот она первозданная красота природы, я телепортировал к себе холст и принялся писать пейзаж.

Я работал до позднего вечера, скоро на деревню опустилась ночь, но мне не хотелось спать, и я долго бродил по лесу, вспоминая иногда наше время с Сюнином, например, его странные вкусы в музыке или его молчание, или фразу «мы, люди, и есть боги, только забывшие это» — он просто не договорил, хотя наверняка хотел сказать намного больше, чем мог.

Он был совсем другим и его мысли были другими. Кто-то спросит жалею ли я о том, что пал? Нет, я никогда не сожалею о выборе, который сделал. Мы выбираем свой путь, а после бросаем свой поход или продолжаем его. К тому же, теперь я знал — это не была моя собственная идея, просто, его мелодия была созвучна моему настроению. Я был счастлив, хоть и понимал, что это всего лишь иллюзия.

Все, во что я верил и что мне казалось правдой, оказалось иллюзией. И все-таки, каждый раз, когда я начинал работать над очередной картиной, со мной происходило что-то, чему я не мог дать названия, но, когда через некоторое время я опять подходил к мольберту, казалось, я знаю ответ. Поэтому я занимался этим и сейчас. Скучаю ли я по своим крыльям? По Отцу? Пожалуй, нет не скучаю.

Да и какие они теперь, после того, как я нарушил договор с Отцом? Может быть, они просто память о нашей прежней связи, но уж точно не чувство сожаления о сделанном. В мире не осталось ничего, чего я мог бы стыдиться, но ведь это, именно это было и главной причиной моих метаний и привязанностей. Как бы то ни было, решение было принято, несмотря на всю мою любовь к Отцу.

Через несколько дней я исчез, или, точнее, не то, чтобы исчез — просто в мое сознание, мое духовное тело вошла мысль о том, куда именно надо отправиться. Домой. Это было по дороге, потому что там я хотел увидеть одну из картин. Но сперва надо было получить одобрение Отца, не знаю, насколько важно было его одобрение. Думаю, скорее просто необходимо, иначе я никогда не решился бы на этот шаг. Я не считал, что делаю что-то постыдное, а просто хорошо знал, где нахожусь. Отец, должно быть понял мое состояние и дозволил мне подняться в Рай. Прошло не так много времени, и я уже был дома. Меня встретили, словно я вернулся надолго — словно мы действительно расстались ненадолго, и я не пал.

Сперва я, правда, испытывал чувство какой-то неловкости, ибо спустя столько лет я снова в Раю, хоть от меня былого не осталось ни следа. Однако никто из встретивших не попытался взять надо мной верх, наоборот, нас всех пригласили к столу и угостили чаем и нектаром. В общем, все было как обычно, только меня больше не называли Смотрителем, но обращались ко мне теперь не иначе как Баланс. Чувствовалось, что мой статус как-то поднят, да и время после моего падения перестало быть прошлым.

Все как будто пошло на лад, я постепенно привык к этому обстоятельству, и о случившемся почти не вспоминал. Но мне стало интересно, кто же я на самом деле, поэтому я часто ловил на себе любопытные взгляды Ангелов. Самое интересное, они в этот момент почему-то не пытались мне польстить или принизить мою значимость в нашей Вселенной.

Наверно, я уже стал в их глазах чем-нибудь вроде Смотрящего по Вселенной. Постепенно я разобрался, в чем дело, — Ангелы знали обо мне то, чего не знал я сам, точнее, думал, будто не знаю, а просто не помню. Эти знания часто приходили ко мне во сне, все тайны отца и Рая знал только я «Сортировщик Душ», сейчас я вспомнил, как мы в детстве называли себя — смотрящее за тайнами трио.

Теперь стало ясно, почему Ангельское Содружество упорно называет меня именно этим именем, не добавляя в него никому не нужных приставок. Мне даже страшно подумать, сколько они тогда помнили о моем прежнем существовании и предложили пройти обряд очищения, чтобы оно могло соединиться с этим новым Раем, каким бы оно ни было.

Ведь большинство из нас действительно не помнило ничего, кроме своих простейших переживаний. Об этом мне и напомнила мать, заметив, что я не в духе. Как и отец, она любила вспоминать разные старые истории из моего детства, о которых я почти ничего не помнил. Она знала только то, что ее муж был Смотрителем по сему и Творцом, которого официально никто не видел, отец одно время пытался стать мне другом и наставником, но, поскольку все его слова, даже самые серьезные, оказывались бессильны что-то изменить, он быстро забыл про свою мечту и уже не сказал мне ни одного хорошего слова, когда я вырос и тем более был низвергнут из родного края.

Поэтому я сейчас не рассказывал ничего, просто молча ел и выпивал. Отца я любил, несмотря на то, как он меня в свое время бросил и начинал хуесосить, однако, сейчас я ненавижу его.

— Отец, а ведь Люцифер был тогда прав, в том, что ты не справедлив и хочешь, чтобы мы в жопу дули твоим питомцам. — сказав это я усмехнулся, поняв наконец для чего Отцу так необходимо было знание истинной природы высшей власти.

Он вообще любил пользоваться чужими мыслями и выражениями в своих целях. Эта манера у него была семейной, я знал ее достаточно хорошо. Но дело было не только в этом, все глубже.

— Ты был готов променять нас — на свои игрушки, которых ты убиваешь, которые бесконтрольно плодятся хуже насекомых, которые готовят предательства в дни опасности, чтобы наши самые честные и любимые нами друзья могли спрятаться за их спинами, не веря в то что мы сильны, потому что не хотим видеть их слепоту, веря, что именно они делают нас людьми и приближают нас к концу Света и наступлению полной…

— Хватит! — голос его сорвался, и я впервые увидел отца таким растерянным. Он резко поднялся, руки взметнулись вверх, словно отгоняя назойливых мух. — Молчи, мой мальчик. Сейчас я наведу порядок в твоих мыслях. Посиди здесь, под моей защитой, позволь мне настроить тебя на свой лад, на свои чувства. Все эти страдания… все из-за тебя. Отблагодари меня, сынок, сделай все как нужно. Поверь, ты понимаешь, почему я выбрал именно тебя. Именно ты важен для меня, именно тебя я хочу спасти. Ты сам, без подсказок все знаешь и помнишь… у меня не было другого выбора. Я люблю тебя. Ты хороший, добрый мальчик. — голос отца, начавший с резкого отповеди, постепенно смягчился, обретая теплоту и глубокую, почти болезненную заботу.

— Нет, Отец, это ты ничего не говори и наконец услышь меня. Ты был одержим созданием людей, возлюбил их больше, чем нас Твоих Детей хотел, чтобы мы любили их так, как и тебя, чтобы мы постоянно подчинялись их воле! Это было и есть верх несправедливости, вместо того чтобы поговорить с нами нормально ты низверг всех нас и даже не своими руками. А руками Михаила, Михаила папа! И даже сейчас ты перекладываешь свою вину на нас твоих детей, ничего не меняется спустя тысячелетия! — выкрикнул рассерженно я. Но, когда он пришел в себя, он крепко прижал меня к себе, я сопротивлялся. Затем медленно погладил меня по голове и сказал:

— Ты же знаешь, я всегда буду тебе отцом, в горе и в радости. И все будет хорошо. Только смотри, никому не слова. — затем отец поцеловал меня в лоб и вышел из комнаты. Когда он вернулся в спальню, мама, со слезами на глазах сидела на моей бывшей кровати, она взяла меня за руку и поцеловала ее. Тогда я и понял, что значит настоящая любовь, и что есть на свете слова, которых нельзя забывать — мать.

— Надеюсь, ты не в обиде на меня, за эту сцену? Я знаю, ты очень хотела меня увидеть, мама. — спросил я ее, понимая, что она слышала нашу с ним всю ссору.

— Конечно, нет. Главное, сынок, то, как ты говоришь, запомни это и помни всю жизнь. Не забывай, кем бы ты ни был, маленьким Ангелом или взрослым Демоном, твоя главная задача — это держать баланс жизни и смерти. — она поцеловала меня еще раз в голову и добавила. — Ты всегда должен быть сильным, никогда не показывай своих слез, они всегда показывают твою слабость. Помни, человек хрупок и беззащитен, но ты не человек — выше него в цепи. Если тебя обидит сильный, прояви к нему сострадание и великодушие. Пусть ни одно твое слово или мысль не пойдет во вред тебе самому, я люблю тебя, Фер. — она отпустила меня.

После разговора с матерью я переместился в свою спальню, лег в кровать и погрузился в черные сновидения. И вот что увидел: я был Ангелом и несся в потоке огненных лучей, вдруг меня поразила какая-то мысль, которую я никак не мог вспомнить. В моей голове мгновенно пронеслось множество мыслей, и ни одна из них не была мыслью в обычном смысле этого слова. Мои думы были каким-то шорохом или ветром, который продувал мое сознание. Из-за этого я совершенно не запоминал их, это был ум иного рода, лишенный формы и цвета, но от этого он не казался мне менее реальным. Внезапно я остановился, вися в воздухе будто и не летел никуда ранее.

Все мои мысли в моей памяти как бы застыли, а потом я стал осознавать, что все они появляются независимо друг от друга. Вскоре все стало ясно — просто в этом ветре возникло множество ответвлений и петель. Так постепенно я вспомнил, о чем же мне все время напоминала мать. Дело было в том, что я никогда не смогу увидеть подступающую ко мне смерть, пока я не отрекусь от бессмертной жизни — это я точно знал. Смерть — это определенный отрезок пути, точнее его конец.

Как человек и младенец, я бы уже не мог подняться выше понимания того, из чего именно состоит обычная жизнь — поэтому я и не понимал, на каком я свете. Но мать говорила, чтобы я помнил, в какую сторону мне идти. И хоть эти слова были трудноопределимы, одно я понимал отлично, она хотела, чтоб я вспоминал… Для себя я все еще представлял рождение, потом долгое и тусклое будущее и — самое страшное — забытое прошлое. Воспоминания были сильнее меня и моего Отца.

Я проснулся с той же скоростью, с какой человек рождается и движется к смерти, открыв глаза я увидел перед собой Азазеля и чертовок. Причем они держали в руках плети, хлестая меня по ногам. Я молчал и внимательно следил за действиями собрата, тот ловко подскочил к высокому боковому столику, взял бутылку и вылил остатки мне в рот, после чего размазал что не попало мне в рот по моей груди. Затем он несколько раз провел по моим плечам хвостом, словно рисуя какую-то картину, и в следующий момент чернота — я потерял сознание.

Лишь на через неделю я пришёл в себя, в лазарете сказали, что разгадка моего сна потребовала слишком много сил и поэтому я потерял сознание, кстати это еще маленький срок для такой потери энергии с силами. Воркующие голубки с Дэвидом пришли ко мне в палату, честно говоря, я этого не ожидал. Я даже не знаю, что меня беспокоит больше — то, что они решили прийти или то, что Дэвиду показывают такого отца, как я. У него должно быть есть много вопросов, на которые у меня нет сил отвечать, это прискорбно и чувствую себя весьма хуёво, но я знаю, что он не будет меня ждать, и это не имеет ничего общего с тем, что мне сейчас нужно. Все не вовремя навалилось.

— Прости. — сказал я и сел.

— Так ты мой отец? — спросила моя молодая копия, немного смутившись.

— Да, я просто твой отец. — ответил я и рухнул на кровать. Сил нет сидеть, не то что разговаривать, члены моей семьи поняли это и ушли, оставив меня отдыхать.

Всё, что мне оставалось это спать и питаться, чтобы набраться сил и снова вернуться в строй. Пока меня нет на земле творится хаос, бесконтрольно рождаются или умирают люди. На одного умершего десять новорождённых, так быть не должно. Поэтому решено отправить одного из всадников апокалипсиса — Смерть, восстанавливать баланс, который имеет тонкие и не подвластные человеку грани.

На полное восстановление и возвращение к работе мне понадобилось много времени я успел написать потихонечку портреты. В полумраке, обрамлённом древними камнями и крыльями ангела, стояли два брата, подобные высеченным из мрамора богам древнего мира.

Их кудрявые волосы, цвета осенней листвы, ниспадали на лицо, обрамляя лица, поразительно похожие, но с тонким различием в выражении. Один, источал теплоту и силу, его глаза горели тёмным огнём. Другой, словно воплощал спокойствие и мудрость, в его взоре читалась гордая задумчивость.

Их тела, сильные и грациозные, говорили о неземной красоте, а металлические латы показывали точёные грудные мышцы, словно вырезанные мастером-скульптором. Метал их одежд, испещрённая едва заметными потёртостями, говорила о времени и странствиях, о пережитых испытаниях и о вечной красоте, которая преодолевает года.

Они стояли близко, как два столпа, поддерживающие небесный свод, словно ожидая своего часа, готовые принять свою судьбу, предначертанную им свыше. А что уж было им уготовано Отцом никто не мог даже и предугадать, не то что знать, ведь «Пути Господни неисповедимы» так ведь говорят на Земле про непредвиденные ситуации? Или вот еще: «Человек предпологает, а Бог располагает» это все придумано Вами же самими, как утешение своих неудач.

Таким образом в памяти получилось оставить новое воспоминание о родном мне доме, а теперь пойду поддерживать баланс, пока папочка вернулся в седло.