Моё-твоё сердце

Эллисон Майклс, 2023

Две подруги – Хейли и Тедди – долгие годы были неразлучны, пока любовь к одному и тому же парню не рушит их жизни. В пылу ссоры они попадают в страшную аварию. Их тела изувечены травмами, а души застревают между мирами. Что же держит их между жизнью и смертью? Любовь, дружба или незаконченное дело? Хейли и Тедди уверены, что смогут вернуться назад, если узнают правду, ведь даже полиция уверена, что авария – не несчастный случай.

Сейчас

Тедди

Что удерживает душу в этом мире? Спросите кого угодно, и даже самый закоренелый скептик ответит, что незаконченные дела. Как же нелепа и несправедлива жизнь, если обязательства не дают нам спокойно даже умереть. Нам дали второй шанс разобраться с нашими жизнями перед тем, как вернуться в собственные тела. Или навсегда заснуть и не проснуться.

Какое незаконченное дело беспокоило мою душу? Недоделанная домашка по математике? С ней у меня всегда были проблемы, но не думаю, что мистер Гонсалес так уж обидится, если я умру, не решив его логарифмические функции. Тайна, которую я хранила последний год? Хейли сама обо всём узнала и, собственно, поэтому мы и здесь, в больнице с переломанными конечностями и проблемами посерьёзнее. Может, вселенная хотела, чтобы я отыскала отца? Ответ, который я никак не могла получить при жизни.

Я шла, не разбирая дороги. Коридор перетекал в следующий и так до бесконечности, пока мой маршрут не упёрся в лестничную площадку. Вокруг кипела жизнь, но я не чувствовала себя её частью.

У нас с Хейли действительно всё кончено. Те годы, проведённые на подоконниках, оборвались, как последний лист бумажного календаря. После того, что было, она вправе злиться на меня, но обвинять в аварии! Вешать на меня ярлык чуть ли не убийцы? Никогда не думала, что дойдёт до такого. Мы одни в этом призрачном мире — нам бы сплотиться и попытаться понять, как вернуться назад, а не ссориться и обвинять друг друга во всём.

Конечно, её шок можно было понять. Судя по всему, я очнулась многими часами раньше и успела если не смириться, то хотя бы свыкнуться с мыслью, что больше не состою из плоти и крови. Лишь из иллюзорных сгустков чего-то неосязаемого. Хейли сложнее уложить всё это в голову, ведь она только-только очнулась ото сна. Да и признаться честно, из двух наших голова Хейли всегда была горячее. Я привыкла обдумывать, размышлять, искать общий знаменатель, она — паниковать и плакаться. Когда мы были вместе, эти две стороны наших характеров уравновешивали нас. Создавали идеальный баланс, вносили гармонию. Но стоило одной из нас сделать шаг в сторону, и устойчивая конструкция полетела россыпью.

Если бы Хейли не стала обвинять меня во всех грехах, если бы дала договорить, то узнала бы, что я обо всём этом думаю. Я хотела выкрикнуть в ответ, что виновен не ливень, не моя невнимательность и даже не вопли Хейли о том, что я предала её. Кто-то въехал в нас сзади, намеренно или случайно. Помню свет двух фар, что преследовал нас от самого въезда на шоссе. Если бы Хейли не отвлекала меня своими обвинениями, я бы смогла заметить больше, но увы… В задний бампер въехали, «мустанг» вильнул, я потеряла управление.

Может, это оно? Та причина, незаконченное дело, обязательство, что держало мою душу в этом безымянном мире «между»? Отыскать того, кто чуть нас не убил.

Жуть какая-то. Никто не хотел нас убивать. Те фары, что упрямо преследовали нас, — всего лишь человек, кому было с нами по пути. Толчок — не плод воображения, но наверняка мокрый асфальт учудил аварию. Не психованный преследователь. Мы с Хейли не самые примерные подростки во вселенной, но не настолько, чтобы вызвать чьё-то желание нас прикончить. Просто кому-то не повезло, он проскользил шинами по шоссе и вписался в нас.

Но мысли просто так не отрежешь, как ломоть хлеба. Подумав об этом однажды, я уже не могла избавиться от колюче-режеще-ноющего чувства опасности, тревоги и страха. А вдруг…

Вот бы сейчас оказаться дома! С детства я рвалась наружу, из старых стен скрипучего дома, далёкого от идеала. Но теперь, когда я оказалась вдали от него, он казался идеальным. Хочу туда, в свою спальню, не в палату кардиологического отделения, где пищит монитор и кричит Хейли.

Но как мне добраться туда? Взять такси? Смех, да и только. Проделать весь путь пешком? Я даже не знала, в какой больнице нахожусь. В любом случае, нельзя отдаваться во власть паники. Я не Хейли, которая поднимает визг при любом удобном случае. Неважно, на её плечо забрался паук, она получила неуд по литературе или увидела своё перебинтованное тело со стороны. Да уж, последнее, конечно, простительно, но в остальном она вела себя, как меленький ребёнок. Ещё одна бесящая вещь, на которую я закрывала глаза все эти десять лет. Стоило только нам высказать всё в лицо, и я стала понимать, что в нашей дружбе было много пробелов. Как в поломанном заборе. Где-то трещина, где-то не хватает целой штакетины.

Если уж Хейли намерена плакаться о том, какая она несчастная, что угодила в мир призраков — или как его называть? — то я не стану лить слёзы. Я привыкла к тому, что жизнь не очень-то хочет мне помогать, так что надо брать всё в свои руки. Нельзя же просто сидеть и смотреть на то, как моё тело умирает — то, что я и так проделывала последние шесть часов. Если есть какой-то шанс вернуть свою жизнь, какой бы несправедливой и одинокой она ни была — то я воспользуюсь им.

Все те, кто хорошо меня знал, — а это всего два человека, и то, мама иногда выпадает из этого ряда, — знал и то, что я обожаю составлять списки. В верхней шуфляде моего письменного стола спрятаны пять разных блокнотов. В клеточку, на кольцах, датированные и с пустыми листами. И для каждого нашлось своё предназначение.

Самый тонкий линованный с обложкой-пушистиком — для целей и планов. Не то, чтобы я была такая уж целеустремлённая, но каждый вечер вырисовывала по десять пунктов, что нужно успеть сделать за следующий день.

В датированном ежедневнике я вела записи обо всём, что случалось со мной в жизни. Если я всё же умру, и кто-то сядет прочитать мой дневник, его ждёт скучное чтиво и потраченное в пустую время.

Ещё в одном я вела подсчёт прочитанным книгам. Да, да, совсем помешанная. Я записывала названия книг и ставила им оценки.

Четвёртый же отвела для творчества, ведь я не только любила читать, но и сама писала истории, лелея надежду однажды стать прославленным писателем. Не второй Джоан Роулинг, но всё же. И в нём я записывала идеи для сюжетов, имена героев и прочие детали, которые могли бы пригодиться потом.

А вот пятый всегда оставался пустым. На всякий случай. Всегда найдётся какая-нибудь глупая идея, которую захочется перенести на бумагу. Как сказала бы Хейли:

— Ты же Тедди Раморе!

Да, я Тедди, чёрт возьми, Раморе. И сейчас этот пустой блокнот мне бы очень пригодился. В нём я бы составила список дел не на завтра. На сейчас. Список, который поможет мне выкарабкаться из этого проклятого мира грёз, фантомов и скорби. И первым пунктом я бы записала вот что.

Узнать название больницы.

Потом:

Выяснить про своё состояние, диагноз, травмы, прогноз.

А ещё про аварию. Не пострадал ли кто-то ещё? Боже! Только сейчас эта мысль пришла мне в голову. Какой же я ужасный человек. Оплакивала саму себя и даже не подумала, что моя неосторожность могла привести к ужасным последствиям. Ужасным не только для наших с Хейли жизней, для «мустанга» или спокойствия Джейка, но и для кого-то ещё.

Попробовать выяснить что-то про ту, другую машину, что ехала следом. Из-за яркого света, туманности и пелены из дождя я не заметила ни марки, ни даже цвета. Надо узнать в новостях, в полиции, да где угодно, была ли ещё одна машина на трассе 91, которая участвовала в этом ДТП. Успокою свои подозрения.

Как только разберусь с насущными проблемами, придётся проверить, что я могу. Контактировать с людьми, проходить сквозь стены, а может, летать? Было бы неплохо, но останемся реалистами.

Так, мы ехали по 91 шоссе, когда всё это случилось. Как раз съезжали на Уиллоу-стрит, когда прогремело так, словно земле пришёл конец. Но это не гром, а удар сзади. Ливень хлестал по лобовому, да ещё и Хейли кричала под руку. Я не удержала руль, вильнула, только слегка, но этого хватило для того, чтобы нас занесло на мокром асфальте. Колёса взвизгнули в крутом вираже поворота, а Хейли вместе с ними. Но потом они замолчали, а кричать начала уже я. И мы влетели в ограждение моста.

Это последнее, что я помнила. За нами следовал свет фар другой машины, но успела ли она затормозить или попала в этот ворох скомканного железа? Если мы поранили кого-то ещё, я никогда себе этого не прощу.

Ближайшая больница к 91 шоссе — Йель Мемориал на Ховард авеню. Наверняка нас забрали туда, но как бы узнать наверняка? Сестринский пост островком надежды засиял прямо передо мной. Конечно. Там наверняка найдётся куча бланков, карточек пациентов и визиток с названием больницы. И мне не придётся даже лазить по шуфлядкам или шкафчикам.

Вот что делает с людьми цель. Я тут же забыла о нашем инциденте с Хейли. О том, что наша дружба разбилась на всё том же 91 шоссе, правда, врезалась не в отбойник, а в реальность. Десять лет нашей дружбы не выдержали правды, как железо «мустанга» не выдержало столкновения с бетоном. Может, у нас ещё будет шанс воскресить её. Собрать по кусочкам, как Джейку придётся собирать свою любимую машину. Но пока есть дела поважнее разбитых сердец двух подростков.

Я зашла за стойку и без разрешения стала шарить глазами по заваленному столу. Медсестра, что торчала здесь всё то время, что я была в палате Хейли, куда-то отлучилась, хотя в любом случае ничего бы мне не сказала на столь наглое вторжение. Ведь она не могла меня видеть. Компьютер был включён, но погружен в спящий режим. Интересно, могу ли я подёргать мышкой? Попробовала — безрезультатно. Нечестно! Я ведь могу сидеть на стуле, опираться на некоторые предметы, чёрт, да просто стоять на полу! Почему же я не могу коснуться чего-то? Такой незначительности, как компьютерная мышка. Или такой ценности, как мамино плечо.

Ладно. Попробую выяснить без рук. Глаза перескакивали с одного документа на другой, но попадались одни только журналы перевязок, приёма и передачи дежурств и кварцевания палат. Эта медсестра была на удивление организована и чистоплотна. Помимо этих раскрытых книжонок — ничего. Пышущий здоровьем, в отличие от некоторых пациентов, цветок с широкими листьями, подставка для канцелярских принадлежностей и кружка кофе, которая пахла совсем не той похлёбкой из автомата, а вполне себе прилично. Мне даже захотелось сделать глоточек. Разве бестельная душа способна на подобные желания?

А я даже не могу коснуться этой чашки, не говоря уже о том, чтобы почувствовать этот знакомый, соблазнительный вкус! Я попыталась взять её за ручку. Пальцы прошли сквозь. Попыталась снова, но лишь махала, словно ловила невидимых мух. Меня пробрала такая злость. От всего происходящего. Уж лучше умереть прямо там, на месте, чем торчать вот так, на перепутье, не в силах даже взять кружку с кофе.

— Дьявол! — Заорала я и махнула рукой по кружке, прекрасно зная, что та останется стоять на месте.

Но рука врезалась во что-то твёрдое. Кожа почувствовала гладкую поверхность керамики, а ещё тепло. Кружка отфутболилась дальше по столу, врезалась в клавиатуру, в мышку и, расплёскиваясь коричневыми фонтанами, описала внушительную траекторию и приземлилась у входа в помещение для персонала. Наделала луж и грохота, но не разбилась.

Пару голов обернулись на шум, а из двери выглянула та самая хозяйка стойки и кружки.

— Что за чертовщина? — Пробормотала она, оглядывая место происшествия. — Вот ведь люди! — Запричитала она, поднимая кружку и осматривая журналы. Буквы на страницах подразмылись и напоминали затонувшие кораблики в водах грязного моря. — Всего на минуту отошла!

Ничего себе! Я сумела! Я откинула кружку! Значит, я могу двигать предметы и… наверняка касаться людей. Мне стало стыдно за то, что я натворила и расстроила эту бедную женщину. Мне отчаянно захотелось утешить её, положить руку на плечо и извиниться. А заодно проверить, почувствует ли она моё касание, моё присутствие. Я даже потянулась, но не смогла. Если я трону её за плечо, она с ума сойдёт от страха. Я сделаю только хуже. Как бы ни хотелось узнать, могу ли я так общаться с теми, кто остался в настоящем — главное, с мамой — я не вправе сводить их с ума.

Я опустила руку, и тут же заметила, что монитор загорелся. Видно, всё из-за удара кружки о мышь. На экране виднелась панель рабочего стола с множеством иконок. Но главное в другом. Фоном стояла синяя заставка с логотипом больницы. Как всё просто! Мы с Хейли и правда угодили в больницу Йель Мемориал. Я чуть не заплясала на месте. Жалкий танец маленькой победы. Это сущие пустяки в проекции всех наших с Хейли проблем, но я делала хоть что-то.

А если я могу швыряться кружками, значит, смогу и зайти в базу больницы и отыскать свою карту. Узнать наконец, какие увечья угрожают моей жизни. Из-за чего моя душа застряла в этом адском месте.

Дождавшись, пока медсестра протрёт лужицу на полу, промокнёт салфетками успевшие стать волнистыми листы журналов и уйдёт к себе в коморку, я подошла к компьютеру. Не стоило шокировать её ещё больше тем, что мышка начнёт ездить по столу, а клавиатура сама печатать. Я выдохнула и тронула мышку.

Но рука снова прошла сквозь. Я не почувствовала ни бездушной пластмассы, ни очертаний предмета. Только выхлоп воздуха, что пронёсся сквозь пальцы. Чёрт, что за издевательство? Я ведь всего две минуты назад так хорошо справилась с тем, чтобы лапать предметы и устраивать кофейные потопы. Почему сейчас не могу?

После пяти неудачных попыток, я решила уйти ни с чем. Похоже, сегодня я не узнаю, какие травмы получила. Я медленно пошла по коридору к выходу из отделения, размышляя, что делать дальше, как вдруг остановилась. Кое-что попалось мне на глаза. Врач в щёлке приоткрытой двери. Он зашёл в палату и взял клипборд из ячейки в ногах кровати. Точно! Как я могла упустить это из виду? Полночи просидела около своей постели и даже не удосужилась обратить внимание на планшет. Ведь все истории болезни пациентов хранятся в ячейках у изножья койки. Моя наверняка там же!

Меня так воодушевила эта блестящая — ну, пусть и не такая блестящая — догадка, что я со всех ног помчалась назад, в отделение кардиологии. Старалась держаться подальше от прохожих. Мало ли фишка с кружкой повторится. И тогда я вмажусь в кого-то на полном ходу, толкну или сделаю больно. Наверняка напугаю до одури, а мне не хотелось стать тем страшным призраком, что пугает и калечит людей.

Дверь в мою палату оказалась закрытой. Попробовать перемахнуть сквозь бетонную стену или войти как цивилизованный человек? Похоже, придётся шастать через стены, потому что мой трюк снова не работал. Дверная ручка никак не хотела оказываться в моей руке. Ладно. Надо попробовать телепортироваться или трансгрессировать в духе Гарри Поттера, как там это называется?

Я тронула рукой стену и ничего не почувствовала. Словно щупала пустоту, окунала ногу в пропасть, касалась воздуха. А потом шагнула… и очутилась прямо в своей палате.

Монитор приветственно запищал в своём привычном ритме. Я бы захохотала от непередаваемых ощущений — я прошла сквозь стену! — но тут снова столкнулась с реальностью. В лице собственного тела, покоящегося на больничной койке, с бинтами поверх плосковатой груди и с безразличным выражением лица. Глаза закрыты, но я не спала, а лишь притворялась спящей. Ведь настоящая я здесь.

Та добродушная медсестра добросовестно исполняла обещание, что дала моей маме. Ни на сантиметр не сдвинулась с места, где я её оставила, услышав крик Хейли. Она всю ночь бегала из палаты в палату, забывая перекусить или сходить в туалет. Ей бы сейчас отдыхать дома, а не клевать носом у моей постели. Почему я всё время испытываю стыд? Словно привязала Хейзел к стулу и насильно заставила составлять мне компанию.

Она давно выпустила мою руку из своей и склонилась над койкой в полудрёме. Веки подрагивали, но уши, я уверена, следили за каждым пиканьем монитора, чтобы в любой момент вскочить и затрубить тревогу, если вдруг моё сердце начнёт выписывать нездоровые пируэты. Это даже хорошо. Если удастся заполучить историю болезни, не хотелось бы, чтобы Хейзел потеряла рассудок при виде летающего планшета.

А вот и он. Такой же планшет с историей болезни, как тот, что я видела пару минут назад, прямо перед моим забегом. Теперь главное сконцентрироваться. Всю силу пустить в пальцы. Я стала твердить сама себе, что у меня всё получится. Что я смогу почувствовать бумагу в руках, как и кружку с кофе.

Те секунды, за которые моя рука тянулась к истории болезни, оказались такими же волнительными, как и те, когда я осознала, что нахожусь вне тела. Будто меня засунули в чан с ледяной водой. Я сомкнула пальцы и…

Не может быть! Я держу его. Держу планшет с записями врача. Хейзел дёрнулась, и от неожиданности я чуть не выронила его на пол. Что бы она увидела, открыв глаза? Летающую историю болезни? В лучшем случае, поверит, что это просто сон. В худшем — расскажет об этом магическом происшествии всей больнице, и её сочтут сумасшедшей. Но медсестра продолжала себе дремать, так что у меня было несколько минут.

Я аккуратно вытянула планшет из ячейки и заглянула в него.

Имя пациента: Теодора Мария Раморе

Дата рождения: 28 сентября 2006

Возраст: 17 лет

Имя лечащего врача: Анджелика Лэнг. Ну, это я уже знала. Так, адрес, дата поступления, все эти маловажные мелочи. А вот и то, что нужно. Не хотелось бы увидеть что-то вроде «безнадёжный случай», «недолго ей осталось», и моё сердце слегка зачастило. И тут же… кривая на мониторе побежала чуть быстрее. Писк ускорился. Я оторвалась от записей врача, призывая этот бесчувственный кусок железа заткнуться и не выдавать меня медсестре Хейзел. Я сделал два глубоких вдоха. Фух. Сердечный ритм восстановился.

Обалдеть можно! То есть… мы всё ещё связаны с нашими телами. Все те эмоции, что мы с Хейли испытываем в этом измерении, передаются и нашим оболочкам. Страх или волнение, которые колеблют наши сердца, посылают эти колебания мониторам. Вроде бы хорошая новость, правда?

Ладно, пока Хейзел не проснулась, нужно наконец узнать правду. Насколько плачевно моё состояние.

Я заглянула в графу диагнозов и ужаснулась, но постаралась не беспокоить сердце, чтобы снова не запустить сигнал «сос» датчикам. Итак, подсчитаем количество моих травм. Перелом левой ноги — это видно и без истории болезни. Травма грудной клетки, которая повлекла за собой перелом двух рёбер, тампонаду сердца, пневмоторакс.

К концу этого удручающего списка я перестала что-либо замечать. Разборчивый почерк доктора Лэнг подробно расписывал курс лечения, назначенные диагностические процедуры и названия лекарств, которые мне давали, но я не стала читать. Мне стало страшно. Так страшно, что я больше не могла контролировать своё сердце.

Его стук походил на бой барабанов какого-нибудь одичалого африканского племени. Кардиомонитор тут же отозвался и стал пищать в унисон с этим боем. Хейзел подскочила, будто её в пятую точку ужалила пчела, и тут же уставилась на мои показания. Я утратила концентрацию, и пальцы снова перестали ощущать бумагу. Планшет выпал из рук и смачно шлёпнулся о плиточный пол, шуганув и без того напуганную медсестру ещё сильнее.

— О, Господи! — Взвизгнула она, схватившись за своё сердце. Подключи нас обеих к аппаратуре, мы бы исполнили настоящую симфонию напуганных сердец.

Я всегда считала себя человеком отзывчивым. Старалась делать людям добро и, по возможности, отодвигала собственные переживания куда подальше. Но сейчас… Я могла думать только о себе, как последняя эгоистка. Сойдёт ли за оправдание тот факт, что я могу не выкарабкаться? Не пережить это утро? Не выйти из комы?

А что, если я так и не найду пути назад? Тогда моя душа застрянет здесь навечно.

Хейли

— Пожалуйста, мамочка… Прошу тебя, услышь меня.

Я талдычила одно и то же уже… сколько? Несколько минут или часов? Как только Тедди ушла, выскочила из палаты, как из клетки со змеями, я не могла пошевелиться. В голове заварилась такая каша, что её во век не расхлебать, сколько не черпай ложкой. Я успела перемерять палату шагами вдоль и поперёк и забыть, сколько шагов вышло. А пока ходила, мой пульс принимался слегка ускоряться от переживаний, но вместе с душевными скоростными гонками заводилось и моё сердце, запускало кривые на мониторе с удвоенной скоростью, и приходилось брать себя в руки, чтобы не созвать вокруг себя очередную команду по спасению.

На третьем скачке показателей я кое-как обуздала собственное сердце. Мне удавалось договориться с ним и даже в этой ужасной ситуации я дышала ровно, а оно билось размеренно. Подобные выходки попугали моих родителей так, что они стал шарахаться от малейшего звука. Мама так и не выпила свой ужасный кофе и расплескала его по полу, когда на форточку приземлилась птица и чирикнула. Так резко и громко, что маме уже предвиделась моя кончина. Она решила, будто этот чирик — последний писк монитора перед тем, как прямая сердца уже никогда не стрельнет зигзагом.

Казалось, что всё это — и объятие Тедди, и визит птицы — случилось так давно. А может, и вовсе в другой жизни. Жизнь… Тедди лишила меня её, отобрала всё. Сначала семью, потом любовь, а теперь вот и жизнь. Но как бы я ни злилась на неё, в чём бы ни винила, без неё было так одиноко. Потому что мама уже битый час молчала и смотрела сквозь меня. На тело на кровати. Уж не знаю, кто из нас двоих больше походил на овощ.

Моё тело успели свозить куда-то и вернуть на место. Жутко, что теперь моё место здесь. Я же боялась высунуть нос из палаты и сидела в своём углу, словно прикованная цепями узница. Удивительно, как долго мама могла сидеть без движения. Как будто ей кто-то сказал, что с минуты на минуту я очнусь, и она выжидала ту самую минуту. Но папа так не мог. Он то ходил по палате, то куда-то выходил, то возвращался и печатал что-то в телефоне.

— Мамочка, посмотри на меня. Это я, Хейли. Я здесь… — Нежно приговаривала я.

— Мама, я тут, слышишь? Почему же ты не слышишь меня? — Чуть громче, чуть нетерпимее, чуть напуганнее вопрошала я.

— Да отзовись же ты! Алло! Ты мне нужна! Нужна, слышишь?! — Размахивала я руками перед её лицом.

Но казалось, её лицо спрятано за непроницаемой оболочкой, куда не проникают ни звуки, ни колыхания воздуха, ничего. К пятому такому монологу я выдохлась и опустилась на пол в углу палаты. Поджала колени к груди и зарылась в них лицом. В детстве мне казалось, что, раз я не вижу, значит, я тоже невидима для остальных, поэтому всегда пряталась в таком «домике» и проигрывала в прятки. Столько лет спустя этот супергеройский навык наконец заработал. Правда, я видела всех, но никто не видел меня. Невидимка. Заблудшая душа.

Я тихо плакала в своём углу. Всё, на что я гожусь. Всегда была слабачкой, привыкла, что другие решают проблемы за меня. Мама, папа, даже Дилан… и Тедди. Джейк. Все они брали на себя роли моих нянек и по сей день отлично с этим справлялись. Сейчас же я чувствовала себя брошенной посреди открытого океана, и акулы уже кружили вокруг, а никто из них не мог бросить мне лестницу, чтобы я выбралась по ней на борт какого-нибудь корабля. И руки мои слабели от барахтанья, так что, когда я потону или пойду на корм акулам, — лишь вопрос времени.

Тедди наверняка там пытается найти какое-то спасительное решение. Она всегда была такой. Сильным звеном в нашей короткой цепочке. Её ничего не могло выбить из колеи. Как в тот раз, когда мы переходили широкий перекрёсток на Ломбард-стрит и услышали визг шин. Прямо на нас мчалась виляющая машина и не думала останавливаться. Я не придумала ничего получше, как застыть и уставиться в лицо смерти. Но только не Тедди. Она не думала, а если и думала, то её мысли опережали события на несколько минут. Она просто вытолкнула меня с полосы и отпрыгнула сама, и в следующую же секунду ненормальный пронёсся мимо. Из салона вырывались басы и жёсткий рэп, а сам он не остановился узнать, как мы, а просто понёсся дальше. Его, кстати, словили и потом показывали по всем новостным каналам. Парень просто обкурился и не разбирал, где реальность, а где вымысел. Прямо как я сейчас.

Подруга — теперь уже бывшая — выручала меня ни один и не два раза, а всё потому, что не давала своей крови забурлить от страха. Когда нам было лет по двенадцать, и мы возвращались домой из магазина с полными сумками вредностей — куда же девичник без шоколада, попкорна и девчачьих фильмов? — как к нам пристала собака. Здоровенный пёс, в чьей пасти поместилась бы вся моя голова, пожелай он полакомиться чем-то более экзотичным, чем сухой корм. На нём был ошейник, поводок тянулся следом, но хозяина поблизости не оказалось. Сначала пёс просто рычал и поглядывал на наши пакеты, а затем стал лаять и кидаться, причём мои кремовые бисквиты «Твинки» и крекеры-кролики «Энни» приглянулись ему больше, потому что зверь намеревался растерзать именно мои пакеты на мелкие кусочки. И меня заодно. Но Тедди не дала меня в обиду. Она принялась рычать в ответ, точно ротвейлер, сорвавшийся с цепи. Размахивала своими покупками, на которые спустила последние карманные деньги, как центрифугой. Пёс опешил от такой реакции и стал отступать. Ну а когда в него полетели коробки с печеньем и бутылки с газировкой, решил, что никакие вкусности не стоят ему жизни.

Но был случай, который запомнился мне больше других. Когда мы повели Дэнни на детскую площадку в парк Бивер Понд. На летних каникулах между седьмым и восьмым классом, когда наша семья впервые за долгое время никуда не собиралась уезжать. Дерек Гордон, папин непосредственный начальник и полный кретин, не давал папе продохнуть, не говоря же о том, чтобы отпустить на пару недель на Гавайи или во Флориду, куда мы обычно любили ездить летом. Поэтому я скучала с Тедди и взяла на себя обязательство развлекать Дэнни любыми возможными способами.

В тот день он захотел на площадку в Бивер Понд. Там только-только установили новые горки, а ещё канатный городок в виде большого пиратского корабля. Стиви, приятель Дэнни из группы и невыносимый задавака, все уши прожужжал моему младшему братишке, и тот, будучи самым ангельским ребёнком на свете, выносил нам с Тедди мозги, лишь бы мы сходили на этот пиратский корабль. Выбора не оставалось: или отвести Дэнни, куда он захочет, и париться под солнцем, или застрять в четырёх стенах и мучится от скуки и его истерик.

Мы выбрали первое и потащились по пеклу в Бивер Понд. Мы с Тедди устроились на скамеечки в тени каштана, издали наблюдали за моим маленьким пиратом, но по большей части оживлённо обсуждали Брук и Челси, и их очередные выходки. Все эти девчачьи штучки — в четырнадцать лет нет катастрофы хуже, чем одноклассница, которая строит из себя королеву и охмуряет мальчика, который тебе нравится. В те времена никакого Джейка не было и в помине, и я млела по Джексону Бентли, что учился классом старше.

Я как раз жаловалась Тедди на то, что Брук тоже положила на него глаз. А когда-то мы вместе сидели на уроках рисования, обменивались ссобойками из контейнеров в столовой и хотели попасть в группу поддержки. А потом случилась Тедди, и все эти общие мечты стёрлись. Брук меня возненавидела и хотела отобрать всё, что принадлежало мне прежде. И даже то, что не принадлежало, вроде Джексона Бентли. И в тот момент, когда я придумывала колкие эпитеты в её адрес, мы услышали глухой хлопок, детский визг десятков голосов и какой-то ажиотаж. Я обернулась и потеряла дар речи. Забыла и о Брук, и о Джексоне, да обо всём на свете.

Мой пятилетний братишка лежал в песке и хватался за грудь. Вокруг клубилась пыль от падения и стайка ребятишек — кто хныкал, кто таращился во все глаза, кто ухмылялся, не успев сообразить, что Дэнни не просто свалился с верёвочного мостика, а изо всех сил боролся за жизнь.

Ноги сорвались с места быстрее, чем у спринтеров после выстрела сигнального пистолета. Со всех сторон уже сбегались другие мамы и няни — посмотреть, покряхтеть и порадоваться, что беда случилась не с их чадами.

Мне было девять, когда Дэнни родился, и мне так нравилось быть старшей сестрой. Мне было двенадцать, когда Дэнни поставили диагноз — астма, и мне так нравилось чувствовать ответственность за него. Но это легко, когда приступ случается раз в несколько месяцев, и его можно предсказать, а в кармане всегда лежит полный баллончик. Но всё случилось так быстро… То ли от удара, то ли от страха Дэнни стал задыхаться. Он лежал в песке, мой крошечный младший брат, за которого я взяла ответственность, и не мог втянуть воздух в свои крошечные лёгкие.

А я застыла. Добежала до места происшествия раньше Тедди — она всегда медлила из-за лишнего веса — но просто замерла у ног брата и не могла пошевелиться.

— Это ваш брат? — Спрашивали меня голоса.

— У него приступ?

— Что же вы стоите?

— Может, вызвать скорую?

Не страх, а паника — вот самое предательское чувство. Страх даёт нам крылья, паника — лишает способности здраво мыслить и действовать. Я слышала, как Тедди дважды позвала меня и спросила про ингалятор, но не смогла ответить. Стояла и смотрела, как мой брат задыхается.

Тогда Тедди отобрала у меня ответственность и взвалила на свои плечи. Велела всем отойти подальше, чтобы не перекрывать доступ к воздуху. Залезла в мою сумку и перерыла её вверх дном.

— Его нет! — Закричала она. — Хейли, ты брала ингалятор?

В тот день я так спешила выпроводить Дэнни из дома, лишь бы не слышать его нытья, что забыла захватить с собой самое важное. То, что могло бы спасти его, начнись у него подобный приступ. Но я прихватила кое-что другое, что могло его спасти. Тедди. Когда выяснилось, что у Дэнни астма, она перечитала кучу книг, чтобы знать, как действовать в чрезвычайных ситуациях. Я лишь посмеивалась над ней, но после этого случая не смеялась никогда.

— Так, кто-нибудь, вызовите скорую! — Скомандовала Тедди, и мамаши на двадцать лет старше её безоговорочно подчинились.

Тедди присела рядом с Дэнни и стала ласково с ним говорить. Она действовала по строгому алгоритму и справлялась просто блестяще.

— Милый, не волнуйся, всё будет хорошо. Ты только не паникуй, это всего лишь небольшой испуг и всё. — Она гладила моего брата по волосам, в которых застряли песчинки. — Теперь нужно, чтобы ты сел, вот так, молодец. Дыши глубоко вместе со мной.

И она стала делать глубокие вдохи, вбирая в себя весь кислород игровой площадки. Дэнни заметно успокоился и стал повторять. Приступ не проходил, но он хотя бы не так сильно задыхался.

— Да ты просто умница, Дэнни!

Через пару минут послышалась сирена скорой, и всё это время я стояла среди зевак, пока моя подруга спасала брата. Очнулась я уже в больнице, куда прибежала мама. Я думала, она станет винить меня во всём, что не усмотрела, не помогла, не защитила младшего брата. Но она лишь обняла меня и сказала:

— Всё хорошо. Я так счастлива, что с вами всё в порядке.

Тедди тоже получила свою порцию объятий — она была почётным членом нашего семейства, пусть её мама была против, да и мой отец как-то холодно относился к тому, что девчонка из окна напротив постоянно торчит в нашем доме. Но его часто не было дома, поэтому этой холодности почти не ощущалось.

Я и Тедди — воздушный змей и ветер. Один не полетит без другого. Она была частью моей семьи целых десять лет, но подула слишком сильно и размозжила меня о скалы. Мы отдалились за этот год, но я и подумать не могла, что из-за этого. Её тайну хранил дневник в верхней шуфлядке письменного стола, и, если бы не случайность, я бы никогда не узнала о её предательстве.

Я была так зла, так обижена на неё, но мне так её не хватало. Той Тедди, какой она была до всего этого. До аварии, до моего предыдущего дня рождения, до Джейка…

— Мистер и миссис Морган. — В палате снова появился тот высокий, худой человечек в докторском халате, наверное, единственный на всём свете, кого белый цвет вытягивал в ещё более тонкую линию. — Простите, что вам пришлось ждать.

Доктор Макклири обогнул постель и заглянул в мою медицинскую карту, припрятанную в основании кровати. Пусть он не выделялся на фоне белых стен, не выглядел авторитетно и вообще вызывал насмешливую улыбку, папа отложил телефон, а мама наконец вышла из транса. Вот на что способен белый халат и писулька с пометкой «доктор».

— Что вы выяснили? — Опасливо спросила мама, хватаясь за отца.

Врач вздохнул, и я обмякла. Такие вздохи ни к чему хорошему не приводят.

— МРТ показало скопление жидкости во внутричерепном пространстве. Такое случается при таких серьёзных травмах головы, как у Хейли. Отёк пока слабый, мы будем отслеживать его и попутно постараемся вывести лишнюю жидкость с помощью диуретиков. Это снизит внутричерепное давление.

Мама внимала каждому его слову, пока отец поглаживал её нежную руку своей — шершавой. Вот бы почувствовать то же самое, что и она. Его силу и поддержку. Грубую кожу и теплоту. Но я чувствовала лишь холод и страх.

— Как только отёк спадёт, ваша дочь вполне возможно сможет дышать самостоятельно, и мы уберём трубку. Но пока… — Доктор Макклири снова вздохнул, как человечек, уставший сражаться с болезнями и всем миром. — Для поддержания перфузии мозга и предотвращения ишемии, мы будем давать Хейли сосудорасширяющие препараты. Сульфат магния и раствор глюкозы помогут нормализовать мозговую деятельность. Медсестра будет постоянно наблюдать за ней. Проводить мониторинг жизненных показателей. Давление, частота дыхания, пульс, уровень сознания и реакция зрачков.

Родители стойко выслушали всю эту медицинскую дребедень, из которой я вынесла самое важное. У меня серьёзно повреждена голова, в мозгу скапливается лишняя жидкость, из-за которой я не могу дышать, как нормальный человек. Вот почему изо рта торчала эта мерзкая штуковина, что превращала меня в монстра.

Но папу не устроило то, что он услышал.

— Но вы не сказали главного… Какой прогноз? Когда моя девочка очнётся?

Мы втроём одновременно взглянули на доктора.

— Сложно сказать на данном этапе. Хейли очень повезло, но пока рано говорить о сроках. Она может оставаться без сознания несколько часов, а может несколько дней или даже недель. Сейчас самое важное — снять отёк.

— То есть… — Почти зашептала мама. — Нам придётся только ждать? Сидеть и ждать, пока сработают таблетки?

— Это всё, что мы можем.

— А если они не сработают? — Всхлипнула мама, и папа сильнее сжал её руку. Никогда не видела её такой несчастной, сбитой с толку, неживой. Мне стало неважно, что там ответит доктор Макклири, что станет со мной, лишь бы мама снова стала собой. Красивой, румяной, весёлой. Я протянула руку к ней, но побоялась дотрагиваться. В прошлый раз не получилось, но мало ли…

— Мы сделаем всё возможное, чтобы помочь Хейли. — Уверенно сказал доктор Макклири, но тут же снова вздохнул и напомнил, что он не всемогущ. — Но если все наши меры не помогут, придётся проводить хирургическое вмешательство. Дренаж жидкости из желудочков головного мозга — экстренный…

Увидев, как побледнела моя мама от слова «хирургический», он замолчал и слабо улыбнулся:

— Но всему своё время. Пока мы будем действовать поэтапно и надеяться на лучшее.

Надеяться на лучшее. Неплохой план, да? Вот только сложно надеяться на лучшее, когда у тебя черепно-мозговая травма, отёк мозга и туманные перспективы. Когда твоя мама бледна, как сама смерть, а отец чувствует себя бесполезным, наверное, впервые в жизни. И уж тем более, когда ты смотришь на всё это из потустороннего мира.

А ещё, когда твоя подруга целый год врала тебе и чуть не угробила. Но она оставалась единственной ниточкой, что связывала меня с самой собой. С жизнью.

К противному, но уже привычному писку аппаратуры пристроился гудок папиного телефона.

— Извините. Я отойду.

Папа высвободился из маминой хватки, взглянул на экран мобильника и поспешил покинуть палату. Мне тоже захотелось выйти. Впервые за всё то время, что я бездумно провела в палате, мне срочно понадобилось вырваться из неё. Как птица вырывается из клетки. Вот только как далеко я смогу улететь, когда мне подрезали крылья?

Я поспешила за папой, чтобы проскользнуть в дверь. Мало ли самой мне не выйти из комнаты? Я ведь не могу дотрагиваться до людей, может, и дверные ручки не могу поворачивать?

Но папа так резко шмыгнул наружу, что я не успела выйти за ним следом и лишь заметила, как дверь движется мне навстречу. Будь я тем телом, что сейчас лежало на койке, меня бы смачно долбануло по лбу. Обзавелась бы второй черепно-мозговой. Но я была чем-то вроде облака воздуха. И дверь просто прошла сквозь меня и захлопнулась. А я очутилась в коридоре.

Папа отошёл в сторону, в безлюдный пятачок с окном, где ему точно никто не помешал бы. Я собиралась пойти в другую сторону, осмотреться, побродить, побыть вдали от самой себя, но что-то меня остановило. Выражение лица папы встревожило меня. Он сжал губы так сильно, что кожа вокруг побелела. Никогда не видела, чтобы папины руки тряслись, а теперь они прямо скакали, когда он подносил телефон к уху и поправлял волосы. Сегодня они не уложены как обычно, на папе не костюм-тройка как обычно, и он сам не свой. Не как обычно. Ведь он глава отдела корпоративной ответственности. Уж не представляю, что это значит, но думаю, он привык разбираться со стрессом и с эмоциями. Но сейчас эмоции владели им.

Поэтому я не пошла на больничный променад, а свернула к окну вслед за ним. Я не успела заметить на экране имя звонившего — папа уже прислонил телефон к уху и произнёс:

— Слушаю.

Я стояла так близко к отцу, как только могла, чтобы случайно всё же не коснуться его, не напугать до обморока. Всматривалась в его лицо и вслушивалась в то, что говорит собеседник. Но слышала лишь гул голоса. По звучанию — мужской, но что говорит — не разобрать.

Папа сглотнул и произнёс в трубку:

— Да, сержант Шеффилд.

Сержант? С каких пор папа дружит с полицией? Бормотание на том конце. Молчание отца. Я всматривалась в его лицо, но видела лишь бледную копию своего папочки. Испуганного, потерянного, ошарашенного. Он мог решить любые вопросы, связанные с финансами, «Ллойд Кэпитал», страхованием, оплатой счетов, устройством механики, строительством. Но он не знал, как справиться с тем, что его дочь может не очнуться.

— Вы уверены? — Спросил отец, и я стала вслушиваться в десять раз сильнее, но всё тщетно. — Мгм. Мгм. Господи. Вы знаете, кто это мог быть?

Что происходит? Почему какой-то полицейский звонит моему отцу и доводит чуть ли не до инфаркта? Это по поводу аварии, не иначе. Но при чём здесь полиция? Страховая, ремонтная мастерская, в конце концов. Хоть виновата и Тедди — она сидела за рулём — но у её мамы не будет столько денег, чтобы восстановить «мустанг» Джейка, а мой отец слишком добр, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Чтобы измерять наши жизни деньгами.

— Но кому вообще могло понадобиться такое? Они ведь всего лишь подростки! — Папа выдохнул весь кислород из лёгких и потёр глаза. — Боже, нет… Я не знаю, кому это выгодно. Не было у моей дочери врагов! Извините, я… весь на взводе. Понимаю, это ваша работа. Нет, я не знаю, где Джейк.

Врагов? Коп спрашивал отца, хотел ли кто-то причинить мне вред? Это ведь несчастный случай! Ошибка Тедди, стечение обстоятельств, кара небесная, да что угодно, но не то, о чём твердил этот полицейский.

И Джейк… почему его разыскивали?

— Лучше я сам с ней поговорю. — Продолжал отец, глядя в окно, но ничего не видя. — Кейт очень переживает за Хейли и разговор с полицией может лишь ещё больше её взволновать. Но я спрошу… Да. Спасибо вам. Держите меня в курсе.

Папа сбросил вызов и заплакал. Тихо, почти беззвучно. Закрывшись ладонями от всего мира. Моё сердце сжалось — наверняка, монитор уловил это ёканье. Но мне было плевать. Мой герой плакал от того, что не мог ничего поделать, а я даже не могла обнять его и сказать, что всё будет хорошо. Ведь я не могла этого знать.

Меня разрывало на куски при виде рыдающего отца, но, как и в тот раз с приступом Дэнни, я просто стояла и смотрела на него. Полицейский не верил, что авария — несчастный случай. Он расспрашивал папу про моих врагов. Бог мой! Неужели всё это взаправду?! Я только училась мириться с тем, что гуляю себе вдали от тела, а тут ещё узнаю, что меня хотели убить! Нет, быть не может. Копам просто надо всё проверить. Но мало ли…

Моё сердце заколотило о рёбра и откуда-то из коридора, откуда мы с папой пришли сюда, раздался мамин зов. Наверняка аппаратура, подключенная к моему бесчувственному телу, опять пляшет и вырисовывает резкие зигзаги на экране. Но я больше не вернусь в палату. Хоть в первый раз в жизни пора взять себя и свою жизнь в собственные руки. Если я умру — сегодня, завтра, через месяц — то я хотя бы умру с чистым сердцем.

Я ошибалась. Боже, как же я ошибалась. Тедди может быть не виновата в аварии и моей коме. Если тот сержант не выдумывал, то она не виновата ни в чём. Кроме предательства. Но это сейчас не так важно.

Нужно найти Тедди.

А потом того, кто пытался столкнуть нас с моста.

Тедди

Это произошло само собой. Я просто закрыла глаза, пожелала вернуться домой и… я дома. Не знаешь, куда идти или что делать со своей жизнью — просто отправляйся домой.

Ещё недавно эти старые обои в прихожей и крошечная кухня всего с тремя шкафчиками и плитой на две конфорки вызывали у меня лишь раздражение. Гараж с постоянно заедающей дверью. Моя спальня — девять на десять — куда умещалась всего лишь односпальная кровать, стол да шкаф для моих немногочисленных нарядов. К той узкой полке с книгами прибавилось ещё две — за эти годы я всё же расширила свою коллекцию, хоть чаще всего и брала книги в библиотеке.

Из окна открывался вид на спальню Хейли — ежедневное напоминание о том, что у соседей трава зеленее. С тех детских лет моя спальня всё же немного изменилась и обзавелась своим характером. Целый месяц я умоляла маму перекрасить стены во что-то более стильное, чем детский оттенок розового, а ещё заменить занавески со звёздочками и вместо люстры-лампочки повесить что-то более современное. Но я всё ещё спала на той же кровати, что и в семь лет — ещё в пять лет мама купила её мне на вырост, чтобы не менять из года в год.

Ну а весь декор — или почти весь — подарки Хейли. Вернее, то, что ей уже было не нужно. Устаревшие, по её мнению, вазы из глины, засушенные цветки гипсофиллы радужных цветов, фарфоровые статуэтки-котики, которые рука не поднимется выбросить.

Вся эта обстановка угнетала. Раньше. Теперь же я по ней так скучала! Хотя не была дома всего часов двенадцать.

Открыв глаза в нашей гостиной, я чуть было не позвала маму, но вспомнила, что она не услышит. На втором этаже шумела вода — она принимала душ, смывала с себя запахи «Роско», больницы, горя. Мне так нужен твой совет, мамочка! Что же делать дальше?

В её спальне зазвонил мобильник. Вода тут же перестала шуметь, и послышался топот мокрых пяток по дереву. Я не стала пользоваться своей новой способностью и по привычке поднялась наверх по лестнице.

Капли стекали на старый ковёр, расстеленный перед маминой кроватью. Сама она даже не успела вытереться как следует, лишь замоталась в полотенце, и волосы змеями облепили её лицо. Мама включила громкую связь и принялась отжимать их другим полотенцем.

— Алло. — Сказала она в воздух.

Интересно, кто ей звонил? Может, из больницы? Хейзел решила сообщить о внезапных скачках моего сердечного ритма. Кто ещё мог звонить моей маме? Она была отшельницей и не видела ничего, кроме дома и картонок с меню. У неё было целых две работы и ни одной подруги. За все годы у неё никогда не появлялось мужчины, по крайней мере, она мне не рассказывала и не водила никого домой.

Но звонок был не из Йель Мемориал.

— Миссис Раморе?

Голос мужской, но совсем мне не знакомый. Слегка басистый, но при этом, не грубый. Полон вежливости и… извинений. Словно звонивший натворил что-то или только натворит.

Мама всегда исправляла других, если её называли «миссис». Она ведь никогда не была замужем, но голос незнакомца заставил её позабыть о подобных формальностях.

— Да, это я.

— Это сержант Шеффилд из полицейского участка Вустер Плейс.

Полиция?!

— Сержант Шеффилд? — Её голос задрожал. Она перестала вытираться после душа и опустилась на постель прямо в промокшем насквозь полотенце. — Чем… чем могу помочь?

— Я звоню вам по поводу аварии с участием вашей дочери и её подруги Хейли Морган.

Я была права! Свет фар, машина сзади, толчок в бампер. Не толчок — самый настоящий удар. Кто-то хотел, чтобы мы с Хейли разбились! Смялись в один железный шар вместе с «мустангом», слетели с моста, просто исчезли с лица земли! У него это почти получилось.

— Я не понимаю. — Мама не хотела верить тому, во что я уже поверила. — Какой интерес полиции до этой аварии? В больнице мне сказали, что это случайность. Девочки не справились с управлением…

— Боюсь, что у меня для вас плохие новости, миссис Раморе. — Как можно мягче возразил сержант Шеффилд, за что я была ему очень благодарна.

Джейку нередко приходилось иметь дело с полицейскими и, по его рассказам, их поведение оставляло желать лучшего. Но, как оказалось, не всему, что говорит Джейк, можно верить. Если бы этот мужчина проявлял такую же грубость, не знаю, как мама в одиночку бы со всем этим справилась. У неё не было надёжной опоры, вроде Чейза Моргана, который бы держал её за руку и шептал, что всё будет хорошо.

— Плохие новости?

— Да. Автомобиль, «мустанг», принадлежащий Джейку Монро, за рулём которого была ваша дочь, был отправлен на экспертизу.

Ничего себе! Я-то думала, что ту гармошку из железа и стекла, в которую превратился «мустанг», Джейк давно забрал себе и теперь рыдает над ней, как маленький мальчик. Едва ли что-то в этом мире было ему дороже этой машины и себя любимого. Жаль, что мы с Хейли поняли это так поздно.

Я заметила, как разволновалась мама, и закусила губу, чтобы не кинуться её обнимать. Вдруг получится, как с кружкой кофе?

— Экспертизу? — Дрожащим голосом спросила она пустоту. — Но на каком основании? Что-то в этом происшествии вам показалось подозрительным?

— Когда не удаётся до конца выяснить обстоятельства аварии, иногда мы прибегаем к более тщательному… изучению улик. Ваша дочь и её подруга врезались в заграждение на мосту и чудом остались живы. Это случилось в позднее время, поэтому нам не удалось отыскать никаких свидетелей.

— Но ведь шёл дождь… я думала, мокрая дорога и стала причиной аварии.

— Мы тоже так думали, если бы не одна деталь. Дождь практически уничтожил все следы, но кое-что всё-таки осталось. Перед тем, как врезаться в ограждение, ваша дочь резко затормозила…

Да, как только почувствовала пинок сзади и увидела, что отбойник слишком быстро несётся на нас.

— На асфальте остались еле заметные следы от протекторов «мустанга».

— Что же вам показалось странным? — Еле выдохнула мама.

— А то, что там остался след не одной машины.

Бог мой! Выходит, я опасалась не зря. Я не придумала ту машину — полиция нашла весомые аргументы. Довольно странно радоваться в подобной ситуации, но я хотя бы знала, что не виновна в аварии. Слабое утешение, учитывая, что мы с Хейли валяемся в коме и ходим в потустороннем мире, но, я почувствовала себе легче килограмм на двадцать. Почти услышала, с каким грохотом камень падает с души.

Голос из динамика заговорил на всю комнату:

— След очень слабый. Но даже если бы мы сумели определить производителя, вряд ли бы нашли виновника происшествия. Однако экспертиза помогла определить кое-что ещё.

Наверняка медсестра Хейзел там сходит с ума от того, как поют датчики сердечного ритма, потому что сердце выпрыгивало у меня из груди, как кролики из шляпы фокусника.

— Вы знаете, кто это сделал? — Мамино сердце наверняка тоже куралесило под рёбрами, торчащими из-под кожи. В глазах — ужас, будто ей сообщили, что через пять минут планета взорвётся.

— К сожалению, мы не настолько всемогущи.

Вот чёрт. Я уж понадеялась…

— Нам бы очень облегчило задачу, если бы в машине был установлен видеорегистратор, нашёлся хоть один свидетель или авария попала в видимость камер наблюдения. Но на съезде на Уиллоу-стрит камер нет. Ближайшая — лишь на Джордж-стрит, но это в четырёх милях. Всё, что нам удалось найти по искорёженным обломкам — это вмятину на заднем бампере и следы краски.

Мама прикрыла ладошкой рот.

— Красной краски. — Уточнил голос сержанта Шеффилда. — Скорее всего, машина, которая следовала за вашей дочерью и Хейли Морган, врезалась в них случайно и скрылась с места аварии. В любом случае, это преступление. — Полицейский замялся, словно подбирал нужные слова. — Понимаю, что мои вопросы могут напугать вас, но это стандартная процедура и я вынужден спросить… были ли у вашей дочери враги?

— В-враги? — Запнулась мама, даже не обратив внимания, что полицейский говорил обо мне в прошедшем времени. Словно я давно уже откинула коньки. А вот я заметила. И мне это не понравилось.

— Да. Нам нужно исключить факт покушения.

— О Господи!

И правда, о Господи! Покушение? Разве это ни какой-то случайный попутчик, который врезался в нас по чистой случайности и просто испугался ответственности? Я и не думала, что кто-то мог сделать подобное намеренно!

— Не волнуйтесь, миссис Раморе. Как я уже говорил, мы вынуждены задать эти вопросы.

— Нет! — Выпалила мама громче, чем хотела. — Моя дочь добрая, порядочная девушка. Она хорошо учится и не ввязывается ни в какие плохие компании.

Другими словами, неудачница, мам.

— Она домоседка, и Хейли — её единственная подруга.

Вот теперь это звучало совсем жалко, но мама была права. В нашей парочке оторвой была Хейли, я — её балласт, вечно увешанный книгами. И мама не забыла припомнить и это.

— А вот Хейли…

— Да, миссис Раморе?

— Хейли всегда была довольно популярной девочкой. Все её знали, она со многими дружила. Не хочу наговаривать, но она любила всякие вечеринки и часто пыталась затащить туда мою дочь, но Тедди редко на них ходила.

Ох, мамочка, если бы ты знала всю правду. Даже в тот миг мы ехали на одну из тех вечеринок, куда таскала меня Хейли.

— Но… вы ведь не думаете, что это мог быть кто-то из школы или из компании?

— Мы проверяем все варианты, миссис Раморе.

— Тогда, думаю, вам лучше поговорить с родителями Хейли.

— Мы уже связывались с её отцом, Чейзом Морганом.

Имя отца Хейли ещё больше огорчило маму. Она совсем поникла. Такая хрупкая и беззащитная в своей худобе и этом несчастном махровом полотенце.

— А Джейк Монро… — Сержант пошелестел бумажками на фоне. — Владелец машины и, как я понимаю, молодой человек Хейли?

— Да, они встречаются уже… довольно долго.

Целый год. Двенадцать месяцев боли и тайн.

— Вы не знаете, какие у них были отношения?

— Нет, уж простите. С двумя работами я еле за своей дочерью успеваю следить, мне нет никакого дела до того, с кем там встречается соседская девчонка.

Как-то слишком грубо прозвучало из маминых уст. Во мне даже завертелся какой-то червяк обиды. Хотя мама всегда так реагировала на Морганов. Хотела защитить меня от всего мира.

— Может, вы знаете местонахождение Джейка Монро? Его машина оказалась втянута в ДТП, а мы не можем его разыскать.

— С этими вопросами, опять же, обращайтесь к Морганам.

— Ладно, миссис Раморе. — Похоже, полицейский на капли не обиделся на такую резкость. С тактом у него было всё в порядке, может, и с пониманием? Ведь мама переживала не самый простой момент в своей жизни, которая и без того была тяжкой. — Если у меня ещё появятся вопросы, я вам позвоню.

Мама уже потянулась к телефону, чтобы нажать красную кнопку отбоя, но голос снова затрещал из динамика?

— И, миссис Раморе… Мне очень жаль вашу дочь. Обещаю, во что бы то ни стало, я отыщу того, кто это сделал.

Гудки зазвенели на всю спальню и напомнили писк монитора в палате, от которого мы обе сбежали. Мамина рука так и зависла над мобильником, словно невидимый барьер не подпускал её к экрану. Мама долго смотрела в никуда, а потом зашлась истерикой. Такой, какую я никогда не видела. Какую она никогда себе не позволяла.

Она упала на колени перед кроватью и била кулаками по матрасу, как по боксёрской груше. Из неё вырывались не просто крики, а вой. Дикие койоты издают нечто подобное, когда их кости разгрызают горные львы.

— Прости меня, Тедди! — Стонала она. — Прости! Прости! Моя девочка! Моя бедная девочка!

За стонами звучали всхлипы и почти скулёж, что лезвием проходили по моим внутренностям. Мама убивалась из-за меня, а я ничего не могла поделать. Она не знала, что я здесь, и по неосмотрительности я не удержалась, подскочила к ней и коснулась плеча.

И на этот раз пальцы почувствовали тепло. Угловатые кости и плоть. Пульсацию жизни. Меня ошпарило. Но не меня одну. Мама тоже что-то почувствовала и вскочила на ноги. Обернулась, но никого не увидела.

— Я здесь, мамочка. — Теперь слёзы катились и по моим щекам, но она не могла их утереть. — Я здесь, я тебя слышу. Не плач, прошу тебя. Я поправлюсь.

Мама не могла слышать мой голос, но она перестала плакать и смотрела прямо мне в глаза. Но ничего не видела.

Это невозможно! Всё это… как такое можно пережить? Когда ты ни жив, ни мёртв. Когда ты не можешь коснуться любимого человека, поговорить с ним, почувствовать себя собой.

Незаконченное дело… Помочь сержанту Шеффилду отыскать виновника аварии. И тогда мы, быть может, вернёмся домой. Мне срочно нужно найти Хейли. Она может сколько угодно ненавидеть меня, но теперь мы связаны ещё сильнее.

Я тихо попрощалась с мамой и закрыла глаза. Представила себе палату Хейли в Йель Мемориал. И медленно их открыла.