За поворотом

Эльвира Сапфирова, 2015

Разные в жизни бывают дни. Бывают такие, которые делят жизнь на две половины: до и после. Поворотные, судьбоносные.Только вот понять, осознать их удается поздно. Молодую пару, закончившую педагогический институт, направляют в сельскую глубинку, Мещёрский край, отрабатывать диплом, где они стоически преодолевают препятствия. В годы застоя молодожены сталкиваются не только с бытовыми трудностями, но и моральной нечистоплотностью начальства. Запрос в институт оформлялся районо на одного учителя русского языка и литературы, а приехало работать двое. Осенью директриса стояла перед выбором: или принять молодых специалистов, или разрушить свою личную жизнь. Надо было сделать так, чтобы они уехали сами.

Глава 4

Работаем в поле уже целую неделю. Проучились три дня — и вперед убирать урожай до конца четверти. А кому же еще собирать картошку, если не детям! Отмечаю очередное ведро, высыпанное учеником в тележку, и прячу руки вместе с тетрадью в карман. Холод пробирает до костей. Вчера трактор прошел по рядам, вывернул кусты, а утром дети замерзшими ручонками выковыривают клубни из поседевшей земли. Моросит, а трудовой десант из пяти классов, пяти учителей перетряхивает землю на семидесяти четырех рядках, уходящих в небо.

— Эльвира Григорьевна, отметьте! — звонко кричит Саня, худенький, невысокий четвероклассник, — я уже высыпал! Он поднимает и показывает мне пустое огромное ведро.

— Не носи полное, — кричу я в ответ и поражаюсь выносливости детей и равнодушию родителей.

Подхожу к мальчугану. Фуфайка распахнута, курносый нос ежесекундно шмыгает, щеки, как наливное яблочко, в глазах нетерпение.

— Отметили? А то мне бежать надо: отстану ведь. Мы ж наперегонки! — объясняет он.

— Отметила, конечно, не волнуйся. Ты зачем такое большое ведро взял? Тяжело ведь!

— А у маманьки нет меньше, все такие! — слышу ответ ученика, убегающего к дальнему ряду.

Резиновые сапоги еле вытаскиваются из раскисшей земли, на поношенных куртках, фуфайках серебрятся льдинки, а дети с деловитой озабоченностью, почти весело, собирают урожай. Работают.

«Да, — подумала я. — Уроков труда в школе нет, совсем нет, а какие трудолюбивые дети!»

Сильно замерзли? — прерывает мои размышления Валентина Петровна, профсоюзный лидер и учитель биологии, географии, химии, природоведения. Всегда восхищалась смелостью учителей широкого профиля. Это сколько же наук надо знать, чтобы донести их основы детям! Известно ведь, что объяснить можно лишь то, что самому понятно. Вот она неприглядная специфика сельской школы. — Вот, возьмите мои, меховые, погрейтесь пока.

Я натягиваю варежки, и руки утопают в лето. Непередаваемые ощущения! Видя блаженство, разлитое по лицу, Валентина Петровна засмеялась:

— Как мало для счастья человеку надо. Да? Как устроились на новом месте? Тепло? Печка-то хоть не дымит? Два года изба нежилая стояла.

— Да ничего, не замерзаем, — соврала я.

Ее участие тронуло. Меня поддерживала красивая, статная средних лет женщина с черными усиками над верхней губой и густом контральто. У такой не забалуешь! Тембр голоса насыщенный, глубокий, хватит и полтона выше обычного, чтобы пригвоздить хулигана к парте. И работают ее семиклассники дружно, плечом к плечу. Есть чему поучиться.

— Ну, ну, может быть и так. Только Вы, Эльвира Григорьевна, не давайте бежать вперед ребятам. Пусть лучше помогают тем, кто отстает. Вам легче будет проследить за всеми.

— Да они и так работают. Удивляюсь их трудолюбию и сознательности. Ходят каждый день!

Она рассмеялась:

— Так за этим не мы следим, а родители. Это же колхоз! Трудодни на семью начисляют. А Надежду Ивановну не видели сегодня на поле?

— Нет, а должна быть?

— Да вот и не знаю, где она сегодня. Наверное, с Вашим мужем в районо на совещании. Вчера вроде бы депеша в управление пришла. Лишь бы их вместе Иван не увидел. Ревнивый, как черт. Вы тоже посматривайте за своим. Она баба — ветер.

Я поежилась, будто ледяным ветром дунуло. Об этой возможности я еще не думала. Рано еще. Мне казалось, что мой муж любит только меня. Разве может ему понравится сорокалетняя дама?! Бред. Я поспешила стереть с лица эти мысли под пытливым оком профсоюзного лидера.

— А кто Ваш муж? — полюбопытствовала я лишь бы сменить тему.

— Шофер. Мы уже двадцать лет как здесь живем.

— И не хочется в город?

Валентина Петровна улыбнулась, как несмышленой девочке и пояснила:

— Знаете, приеду в Рязань на курсы и больше недели не выдерживаю. Пыль, копоть, гарь, грязь. Задыхаюсь. Сдаю все зачеты, контрольные заранее и бегом сюда, в Отраду. Не случайно же так назвал свое имение какой-то граф. Его нет, а деревня вот живет. Красота-то здесь какая! Сказочная. Вы в Волове были?

Я замотала отрицательно головой.

— Вот пойдем по окрестным деревням переписывать учащихся, увидите. Не умею описывать, но дух захватывает, как там красиво. Вы никуда не уезжайте, оглядывайтесь, приспосабливайтесь. А в Волове можно и яблочек купить, и медком побаловаться. Хотите?

— Конечно! А далеко это?

— Нет, рядом, километров пять-шесть.

— А зачем ходить по дворам ребят переписывать? Вы же их знаете всех восемьдесят пять, а с жителями трех деревень каждый день видитесь?!

— Положено. Вот и ходим. Там и Ваши ученики есть. Познакомитесь с родителями. А красота там невероятная! — повторила она и опять закатила глаза. Иван каждую осень свою жонушку и колхозное начальство туда на рыбалку возит. Тоже мне, избранные. В палатках и обледенелых вещмешках спать!

— Валентина Петровна, отметьте, — перебивает монолог биолога семиклассница. — Я высыпала!

— Хорошо, хорошо.

Поставив в тетради палочку, она обернулась ко мне:

— Ну, вот, поговорили. Выдалась минутка. А теперь надо идти к ребятам. Телега полная, сейчас уедет.

— Погодите, а варежки! Спасибо, очень теплые.

Доверху наполненная телега, грузно переваливаясь через развороченные ряды, медленно движется за трактором к дороге. Сыпать картошку некуда. Наконец — то можно передохнуть: сесть на ведро и не вынимать руки из карманов и не поднимать тяжеленные облепленные землею сапоги.

Моя радость была недолгой. Я и не заметила, что трактор с пустой тележкой уже давно стоял позади меня. Но почему здесь, на краю поля? Ребятам ведь далеко носить ведра! Недовольная, вскакиваю и командным голосом кричу трактористу, махая рукой:

— Сюда! На середину! На середину вывози телегу!

Трактор стоит, тракторист неподвижно сидит, будто и не слышит мои вопли и не видит меня. Иду сама к телеге, решительно размахивая руками, готовая отдавать приказы — и замираю от неожиданности, услышав мурлыкающий голос:

— А, это Вы, Эльвира Григорьева!

В телогрейке и шапке — ушанке хоть и трудно узнать мужа директрисы, да и видела я его всего один раз, но вот тембр ни с чем не сравнить.

Он ловко спрыгивает с крыла машины как раз передо мной. Оказывается, мы одного с ним роста и уши у него оттопыренные, как у школьника.

— Здравствуйте, здравствуйте! Вижу, вижу, что узнали. Вот так встреча! Как работается, как живется в моем доме?

— В Вашем?

— Конечно. Это же дом моей бабки. Значит, мой.

В доказательство он похлопал по фаре трактора и уставился на меня, не мигая.

«Какие синие — синие глаза. Да, в таких глазах не мудрено утонуть, — подумала я, вспоминая печальную исповедь директрисы.

От такого пристально — изучающего взгляда стало не по себе. Я почему-то испугалась.

— Ну, так что? Завтра я могу наведаться в свой дом, проверить, все ли в порядке в нем?

Этот решительный нагло-нежный тенорок напрягает: опять в доме будут посторонние. Нет, этого допускать нельзя.

— Нет, не можете. Все вопросы по собственности решайте с Надеждой Ивановной. А к нам приходить не надо.

–Ну, ну, Григорьевна! Что ж так грубо?! Познакомимся, подружимся. А? — говорит Иван последнюю фразу ласково, делает шаг вперед и, к своему ужасу, я вижу только красивые бездонно-синие глаза. Они притягивают, обволакивают. Еще мгновение — и я с испугом делаю шаг назад.

— Нет, нет. Это будет лишним.

— Эльвира Григорьевна, отметьте! — кричит ученик, спасая меня, и высыпает в тележку очередное ведро.

Я отмечаю и слышу совсем близко:

— Подумай! Со мной лучше дружить. А то ведь недолго и на улице оказаться!

Конечно, настроение испорчено на весь день. Неужели опять переносить книги, тетради, кастрюли, постель! «Ничего, надо поговорить об этом с директрисой. Пусть сама решает», — нашла я выход и успокоилась, не подумав о цели и мотивах такого поведения тракториста.