За поворотом

Эльвира Сапфирова, 2015

Разные в жизни бывают дни. Бывают такие, которые делят жизнь на две половины: до и после. Поворотные, судьбоносные.Только вот понять, осознать их удается поздно. Молодую пару, закончившую педагогический институт, направляют в сельскую глубинку, Мещёрский край, отрабатывать диплом, где они стоически преодолевают препятствия. В годы застоя молодожены сталкиваются не только с бытовыми трудностями, но и моральной нечистоплотностью начальства. Запрос в институт оформлялся районо на одного учителя русского языка и литературы, а приехало работать двое. Осенью директриса стояла перед выбором: или принять молодых специалистов, или разрушить свою личную жизнь. Надо было сделать так, чтобы они уехали сами.

Глава 3

Первое утро на новом месте. Воскресенье. Сладко потягиваюсь: можно еще подремать, но слышу бесцеремонно-громкий женский голос и стук в окно.

— Григорьевна! Молочкя-то хошь?

Вскакиваю с постели, бегу, набрасывая халат, как солдат, поднятый по тревоге, открываю засов. Стоит молодая женщина, круглолицая, румяная, курносая в застиранном цветастом платке и меховой безрукавке и держит трехлитровую банку пенящегося молока.

— Молочкя-то хошь, Григорьевна? — еще раз повторяет она, а я, застыв, перевариваю услышанное. Григорьевна! Звучит! Мне двадцать один год и по отчеству взрослые люди так ко мне не обращались.

— Буду, буду, — заторопилась я, видя ее нетерпение. — А вас как зовут и где Вы живете? Спрашиваю я на ходу, — Да Вы проходите.

— Дык, Нюркой–то и кличут, а живу рядом, только два дома у леса и остались: бабы Мани, покойной и мой. У меня корова хорошая. А вам какое лучше, утрешнее или вечернее?

— А какое вкуснее?

— Дак, и то и другое вкусное, но утречком оно сладче, — отвечает соседка, сидя на единственном стуле.

— Вот и договорились. Через день, ладно?

— Ладно, ладно. Я такая радая, что у меня соседи появились. Все не так страшно будет зимой.

— А чего бояться?

— Да кабаны забодали, будь они неладны! А, бывает, и медведь заглянет, — добавляет она, стрельнув взглядом на лежащего в кровати мужа.

— Прямо к дому? — обомлела я.

— Ну да. Правда, один раз всего было, но страху натерпелась. Потоптался, обошел хлев вокруг и ушел в лес. Дружка, наверное, испугался.

–А кабаны?

–А что кабаны. Им картошечки хотся, а здеся, рядом ихняя тропа к гурту. Они, милые, тут всю зиму шастают, потому как заповедник.

— Но ведь они же не нападают на людей? — спрашиваю с надеждой, будто хватаюсь за соломинку.

— Ну, как сказать, Григорьевна, — покачала она головой, — если секач, то может и зарезать: злющий уж очень. С ним лучше не встречаться: клыки на полметра выставит и роет копытом. Жуть! А остальные сами тебя обойдут. Да не бойсь ты так, до зимы далеко, до Бога высоко, авось все будет хорошо, — подытожила Нюра, вставая. — Дак, я послезавтря утречком, да? До школы.

— Да, да, приносите.

На душе неспокойно, услужливое воображение рисовало одну картинку страшнее другой. Хорошее настроение растаяло. Вот это меня занесло! К медведям и кабанам!

— Жень, ты слышал? Вот это да!

— Да сказки это, брось, — пробурчал муж спросонья, и я успокоилась: ему виднее. Наверное, он сказал то, что я хотела услышать.