Царевичи

Эмилия Грин, 2022

Они близнецы Царевы. Темные рыцари, обитающие в элитном поселке Барвиха. Развращенные. Неприкосновенные. Наглухо отбитые мажоры, чей образ жизни состоит из скандалов и вседозволенности. Все вокруг гадают, почему один из легендарных братьев связался с простушкой? Я и сама теряюсь в догадках. Одно лишь знаю наверняка – мы со Львом безоговорочно счастливы. Поправка: так было до сегодняшнего утра, пока я не перепутала своего парня с его братом, позволив себе нечто чудовищное… Все стало в разы хуже, когда его родственник переехал жить к нам. Ведь тогда я узнала, какую фатальную тайну так тщательно оберегают братья… В книге присутствует нецензурная брань!

43

POV Виктория

Пять месяцев спустя. Сочи

— А теперь, милая, поцелуй маму! — подмигнула я потешной малышке, повисшей на шее у жизнерадостной молодой женщины. — А вы, Александр, оставайтесь на месте и смотрите на своих девочек! — скомандовала отцу семейства, которому явно не терпелось скорее закончить добровольную экзекуцию под названием «семейная фотосессия».

— Да, дорогой, расслабься, осталось немного! — ободрила сникшего мужчину жена.

Поежившись под пронизывающим декабрьским ветром, я поправила фотоаппарат и сделала еще пару кадров.

— Александр, посадите крошку на шею! Елена, положите голову мужу на плечо! — щелчок, еще один.

— Ну как? — нетерпеливо поинтересовалась женщина, поправив ярко-красный шарф — такого же цвета, как и их шапки: все члены семьи были в аксессуарах одинакового оттенка.

— Превосходно! Мы отсняли огромное количество материала. Предлагаю закругляться! — я улыбнулась, опуская камеру.

— Уф! — мужчина с облегчением вздохнул. — Теперь, наконец, пойдем есть хинкали!

— Уря-я! — зааплодировала малышка. — Хинкали-и! Хинкал-и! А что это? — она забавно скосила бровки.

Обговорив с клиентами дату, когда они смогут забрать готовые фотографии, я устало опустившись на лавку.

Дух нового года витал на побережье зимнего Сочи. Несмотря на сниженный поток туристов, культурная жизнь в городе не затихала. Перед каникулами открылось много выставок. Чтобы немного отвлечься от работы, сегодня я собиралась посетить одну из них, ту, где были представлены картины Малевича, Филонова, Шагала… Я заслужила небольшую передышку. Определенно, заслужила.

Зажмурилась, стараясь отогнать непрошенные воспоминания. От одной мысли о кончине Льва меня снова замутило. Так было всегда, когда я погружалась в ледяной омут страшных событий тех летних дней. Я цепенела, покрывалась испариной, меня накрывала паника и ощущение беспомощности.

А еще в сознании вспыхивал пустой взгляд, которым смотрел на меня Миша, когда мы прощались у выхода из ресторана. Это добило окончательно.

После разговора с доктором Столяровым мы больше с Мишей не виделись. Правда, пару раз близнец пытался связаться со мной через мессенджер, спрашивал «как дела». Но чтобы не бередить и без того глубокую кровоточащую рану, я оборвала все контакты. Заблокировала Мишу везде, избавив его от этого неловкого общения.

Думаю, он испытал облегчение. Вернее, я в этом убеждена. Ведь несколько недель назад не удержавшись заглянула в Телеграм Агаты: примерно с середины осени она вернулась к привычному тусовочному образу жизни, радуя десятки тысяч подписчиков свежими фотографиями.

На некоторых снимках я без труда отыскала Мишу. В компании Вали. Той самой девушки, влюбленной в него чуть ли не с детства. Возможно, после всего, что произошло, он нашел успокоение в ее объятиях. И я даже не могла его за это винить.

Порой мое одиночество, разбавленное чувством вины, становилось настолько невыносимым, что хотелось выть и лезть хоть на стенку… И я выла, устраивая так называемые дни жалости к себе. Потому что у меня не осталось вообще никого, кому можно было бы излить душу.

Убрав фотоаппарат, я машинально достала из сумки маленькую оловянную фигурку — не расставалась с ней со дня похорон Льва. Чувствовала себя той самой балериной из сказки Андерсона, сгоревшей вместе с ее стойким солдатиком. Вот бы мне хоть каплю его силы духа…

Вернувшись домой, я быстро приняла душ и, переодевшись в джинсы и водолазку, надела черное пальто и поспешила в картинную галерею. В выставочном павильоне я рассеянно смотрела по сторонам. Народу не так много, можно было и не покупать билет заранее. Ну да ладно.

Картины были размещены на темной кирпичной стене длинного зала. Я почувствовала волнительное предвкушение. Всегда испытывала подобное, глядя на работы великих мастеров.

В глубине души мечтала, чтобы когда-нибудь и мои фотографии стали частью крупной экспозиции. А пока, сосредоточившись на картине Лепорской, пыталась разгадать ее скрытый смысл.

— Анна Лепорская была художницей Казимира Малевича и супругой художника Николая Суетина. Ее работы входят в собрание не только Третьяковской галереи, но и Русского музея, — поведал ровный низкий голос за моей спиной.

Я оцепенела…

Обернулась…

…и не поверила своим глазам.

Миша смотрел на меня.

Внезапно уголки его полных губ дрогнули, сложившись в самую прекрасную в мире улыбку. У меня внутри все перевернулось. Задрожало. Натянулось струной, готовой в любой момент лопнуть…

Миша.

Не мой Миша…

Увы, я все еще слишком хорошо помнила, каково это — чувствовать его своим.

— Здравствуй, Вики! — от его мягкой доброжелательной интонации ощутила сердце где-то в горле.

— П-привет, — нервно повела плечом. — Что ты здесь…

— Делаю? — перебил все так же непринужденно. — Ну, во-первых, я приехал попросить прощения.

— З… за что?

Его брат погиб по моей вине, а он собрался просить прощения? У меня… Серьезно? Я могла понять и принять его холодность и равнодушие, но то, что он сказал сейчас… Грудь словно пронзило тысячами осколков. Я чувствовала, что в любой момент могу потерять сознание от переизбытка эмоций.

— На похоронах я вел себя как конченый мудак. Да и после не лучше… Прости меня, Вики. Мне очень жаль…

Я кашлянула и уставилась в пол. Но, не выдержав, почти сразу вернула взгляд на лицо Миши. Он выглядел уставшим, под его глазами залегли большие темные круги.

–…Пытался связаться с тобой, но ты не особо хотела общаться.

На лице парня не дрогнул ни один мускул, но по глазам было заметно, как тяжело ему говорить на эту тему.

Я неопределенно дернула плечами, не зная, что можно сказать. Между нами циркулировала неловкость. А еще сожаление. Тяжелые сгустки негативных эмоций придавили некогда зародившиеся чувства. Вряд ли когда-то получится извлечь их из-под обломков…

— Ну что ж… — с трудом выдавила я, — тебе не за что просить прощения.

Миша кивнул и с головы до ног осмотрел меня странным взглядом.

— Я был не в себе. Только гораздо позже осознал, что натворил, — еле слышно продолжил. — Мне потребовалось время свыкнуться со всем этим… — Низкий голос парня был тихим, почти хриплым. — Мы были больше чем братья. Лет до двенадцати чувствовали себя одним целым. Всё и всегда вместе. Просили отца покупать нам одинаковую одежду. Имели одинаковые пристрастия в еде и интересы. Это трудно объяснить, но когда я узнал, что его не стало… — Миша сглотнул, — показалось, что у меня отказал какой-то жизненно важный орган… Сейчас полегче. Держусь. Но все еще не могу поверить…

— Я все понимаю, Миш.

Я обхватила руками свои плечи, понятия не имея, что еще сказать. Разговор явно не клеился.

Миша нерешительно кивнул.

— Может, поужинаем вместе? — предложил он после затянувшейся паузы.

— Я… эм… У меня очень много работы. Прости. Не получится.

— Пару дней назад Виктор Сергеевич передал мне письмо, написанное Львом в ту ночь. Тебе следует его прочитать.

Эта новость свалилась как снег на голову, хотя данное сравнение не слишком уместно в Сочи, где даже в конце декабря плюсовая температура и идут дожди.

— Письмо? — нервно пригладила несколько выбившихся из хвоста прядей.

— Да, он написал его, пока ждал Шаха. И попросил доктора передать мне. Не знаю только, почему Столяров так долго тянул.

— Нехорошо читать чужие письма.

— Поверь, Вики, это важно. Тем более Лев был не против, если ты тоже его прочитаешь. Давай поужинаем вместе, а потом я отвезу тебя домой и отдам последнее письмо моего брата. Идет?

— Ну хорошо, — выдохнула я с трудом.

С одной стороны, не хотелось снова ворошить прошлое. Я только-только начала понемногу приходить в себя. Ну как начала… Настолько загрузилась работой, что не было времени каждую минуту прокручивать минувшие трагические события в голове.

А теперь придется заново в них погрузиться.

Однако я не могла проигнорировать просьбу Миши, особенно когда он так на меня смотрел. С нежностью. Каким-то щемящим состраданием. И теплотой.

Обычно так смотрят, когда прощаются.

Навсегда.

После ужина в морском ресторане на побережье Царев сдержал слово — подбросил меня до дома. Как выяснилось, он прилетел утром и арендовал внедорожник. Он даже не спрашивал мой адрес, сказал, что узнал его заранее. Ужин, да и вся наша поездка, проходила преимущественно в неловком молчании. Так даже лучше, без всех этих пустых, притянутых за уши разговоров…

Расстегнув куртку, Миша достал из внутреннего кармана сложенный вдвое лист и протянул его мне. Я взяла и поспешно покинула машину.

Вернувшись домой, долго сидела в полутьме гостиной, не решаясь развернуть письмо. Не знаю, сколько прошло времени, когда я, глубоко вздохнув, включила старенький торшер и забегала глазами по строчкам.

«Здравствуй, Миха!

Пишу это письмо, зная, что через несколько часов меня не станет.

У нас было столько совместных планов… Прости, что сваливаю все на твои плечи. Я конкретно облажался. Теперь тебе придется в одиночку воплощать наши мечты. Но не вздумай филонить! Пообещай прожить жизнь на максимум. Цени каждый новый день. Увы, не у всех есть такая простая привилегия — жить.

Почему я ничего не сказал? Лучше реально сдохнуть, чем видеть жалость в ваших глазах. Прости за каламбур. Я очень хорошо помню то время, когда Руслан по ошибке попал в клинику. Мы все тогда жалели его… А это пиздецки хуевое чувство. Нет, брат, такая жизнь не по мне.

Сегодня все окончательно вышло из-под контроля. Я впервые не смог держать себя в руках. Ударил женщину. Даже на лошадиной дозе таблеток и транквилизаторов. Как и говорил Виталий Сергеевич, скоро они перестанут действовать. Уже перестали. Я опасен даже для самых близких. Для вас с Викой.

Это край. Конец неизбежен. Мама выбрала меня. Сегодня я снова ее видел. С самого детства знал, что мы встретимся. Чувствовал. Иногда слышал в голове ее голос. Она звала меня. Скоро мы увидимся.

С минуты на минуту придет Шах. Не терпится уже отправить эту тварь гореть в аду. Знаешь, говорят, лучше один раз выпить свежей крови, чем годами жрать падаль. Я свой выбор сделал.

Ну и немного откровений напоследок.

Ты спрашивал, почему я стал часто ездить в горы? Помнишь, мы ради прикола на вечеринке у Агаты зашли к гадалке? Ну конечно, помнишь.! Это случилось примерно в одно время с тем, как я узнал свой диагноз. Тогда еще не было клиники, и я не придал особого значения словам доктора.

Шутки шутками, но гадалка сразу вытянула карту „Любовь и Смерть“.

Сказала, что спасти меня может только одно лекарство. Догадайся с одной попытки какое? М? Её предсказание звучало так: „Ты найдешь лекарство высоко в горах. На Роза-Хутор“.

Через несколько дней у меня случился первый приступ. Сперва легкое удушье. Головокружение. Разгон от жара к ледяному поту за пару секунд. А после такой душераздирающий скрежет в башке, будто там заработал перфоратор. Чуть глаза из орбит не вылетели. Я просто охуел. Перепугался до смерти. Сразу позвонил Столярову.

Когда выяснилось, что мои дела пиздецки плохи, как-то ночью, давясь слезами бессилия, я вспомнил слова гадалки. „Ты найдешь лекарство высоко в горах. На Роза-Хутор“. Следующим вечером я вылетел в Сочи.

Тупо? Да.

Разумеется, проведя там неделю, изъездив все склоны вдоль и поперек, я не нашел никакое гребанное лекарство. Уебок легковерный. Однако отметил, что, гоняя на горных лыжах, мое самочувствие явно улучшилось. Примерно тогда Столяров и установил, что повышенная концентрация адреналина в крови тормозит развитие болезни. Вернулся в Москву, но не прошло и недели, как меня снова потянуло в горы. Я стал бывать там с завидной регулярностью.

Однажды на какой-то богом забытой поляне я встретил Вику. Она буквально сама упала мне в руки… Чистая. Невинная. Будто ангел спустился с небес. Ангел для такой грязной заблудшей души, как моя. А когда я узнал ее имя.

Виктория — победа…

Все сошлось. Вот оно — мое лекарство. Я свято верил — она поможет мне победить болезнь. Тогда я еще верил. Так неистово верил… И сделал все, чтобы она была рядом.

Только это не помогло.

Перед самым Викиным переездом в Москву приступы усилилась. К долбанным галлюцинациям добавился лунатизм. Как-то раз я проснулся полуголым на лестнице в подъезде с ножом в руках. Не помнил, как взял нож, открыл дверь и куда вообще пошел… Псих ебучий. Ну привет, палата номер шесть. Пришлось установить микрокамеры по всей квартире. Так, на всякий случай.

Вскоре, проматывая записи, я наткнулся на любопытную картину. Прямо кино. Альмодовар нервно курит. Утро. Моя девочка только вышла из душа, накинув на голое тело халат. Пришла в кухню, где у окна стоял мой брат-близнец. Она подошла к нему сзади. Прижалась. Крепко обняла. И… он так и продолжил стоять, позволяя ей себя лапать. Вот такой психоанализ, доктор Фрейд.

Сперва я взбесился. Захотелось уебать тебе в рожу с ноги. Ты знал, как я к ней отношусь, и поступил как настоящий уебок, Мих.

А потом…

Как молотком зарядили по всем моим нервным окончаниям разом. Внезапно осенило — Вика действительно лекарство, только не для меня, а для тебя.

Это тебя она спасет, когда меня не станет, брат. И все эти ваши сопливые письма… Читая их, меня не покидало какое-то дурацкое предчувствие, но я упорно гнал его от себя.

На вписке, когда вы впервые поцеловались у меня на глазах, я лишь укоренился в своем мнении. Пазл сложился. В башке вдруг прояснилось. Пришлось „устроить“ твой переезд к нам. И, как бы больно мне ни было, в глубине души я знал, что поступаю правильно.

Поэтому я благословляю ваши отношения. И буду с того света следить, чтобы ты не обижал нашу девочку. Ну ладно-ладно. Твою девочку. Я был у нее первым, ты станешь последним. Все честно. Увы, мне не удалось сделать ее счастливой. Ну хоть ты не подкачай, брат.

Я попросил Столярова передать это письмо, когда ты немого придешь в себя. Только не вздумай ни в чем себя винить. Случилось так как случилось. Мы братья Царевы. У нас не бывает правильно. У нас все только через одно место…

Но пора заканчивать. Скоро приедет Шах.

У меня будет просьба. Ты ведь не можешь не уважить последнее желание своего брата? Так вот. Обязательно навести Вику. Поверь, ей больше всех нужна поддержка. Мы сильные. Как бы тяжко ни было — справимся. А вот у нее потеря за потерей.

Ей нужен именно ты. Люби ее не потому что, а вопреки. Это важно. Братья и отец поймут. Я тоже черкнул им пару строк. Со временем и до них дойдут „письма счастья“ с того света. Тут положен зловещий смех))

Попроси ее показать тебе ту самую поляну высоко в горах.

Поверь, оно того стоит.

И настоятельно рекомендую снять шале…

Ну а дальше ты как-нибудь сам разберешься. Уже взрослый мальчик. Вон какой хер отрастил!))

С любовью, твой безумный брат Лев Царев.

P.S. Если хочешь, можешь показать это письмо Вике.

P.P.S. Царевна, ты тоже ни в чем не должна себя винить. Это было неизбежно. Спасибо за короткие мгновения счастья. Прости, что в конце я все испортил. Пожалуйста, стань для моего брата лекарством. Он в тебе нуждается».