Эмиль Вениаминович Брагинский
Московские каникулы
(Комедия в прозе)
Златокудрых богинь, которых так любил писать Тициан, в Италии производит только один город, самый красивый на земле. Да, вы верно догадались — Венеция. Правда, древние жители этой страны говорили: «Экс визу амор», что в переводе с латыни означает: «Полюбить можно, только посмотрев».
Однако Венецию любят и те, кто, вопреки поговорке, никогда в ней не бывал, лишь видел по телевидению или в кино или читал о ней. Случается и иное. Одна уважаемая и симпатичная Дама ехала поездом в Рим. По дороге стоянка в Венеции — час с небольшим. Дама от вокзала Санта-Лючиа в сопровождении спутника прошла к Канале Гранде и поднялась на мраморный мост, перекинутый через канал. Старинные дворцы не повернули к ней мудрые лица, гондольеры на длинных и узких лодках не выкрикнули приветствия, замшевый ветер равнодушно донес запах моря. Дама поморщила хорошенький носик:
— Никогда не приеду сюда специально. Венеция плохо пахнет…
Прошло лет пять. Дама с тем же спутником (такое случается) специально приехали в Венецию, чтобы пожить в ней три-четыре дня и насладиться великим городом. Дама поднялась на мраморный мост, перекинутый через Канале Гранде, остановилась, оглядела дворцы, канал, уходящий в серебряную даль, гондольеров на длинных и узких лодках, замшевый ветер донес опьяняющий запах моря.
— Я остаюсь здесь навсегда! — восторженно воскликнула Дама.
— Никогда! — возразил спутник. — Венеция плохо пахнет!
Лучана Кастеллано родилась в Венеции, ей повезло, хотя она считала иначе:
— Завидую иностранцам. Они приедут и впервые увидят Венецию!
Лучана родилась на шумной улочке, что вела от вокзала, вдоль самого большого канала, Канале Гранде, в глубь древнего города и по которой и днем и ночью бродят шумные толпы туристов. Внизу крохотного домика, по-нашему на первом этаже, у родителей Лучаны была лавка сувениров, а жила семья наверху, над ней. Однажды в лавку заглянул молодой преуспевающий адвокат из Рима. Ему приглянулся керамический кувшин — желтый с зеленой ручкой и зеленым носиком.
— Петух! — вслух решил адвокат.
— Вы правы, но это вовсе груша! — поправила юная продавщица.
Адвокат оторвал взгляд от петушиной груши, обнаружил златокудрую Лучану и погиб.
В роскошном доме, в престижном районе Рима под названием Париоли, керамический петух, похожий на грушу, или груша, которая вылитый петух, занимает почетное место рядом с антикварным фарфором и нисколько ему не проигрывает. Лучана стала женой адвоката, переменила фамилию Кастеллано на Фарини и в роли жены богатого человека чувствовала себя столь же легко и уверенно, как и в сувенирной лавчонке, что неподалеку от вокзала Санта-Лючиа в Венеции.
Однажды, в воскресенье, Лучана разбудила мужа непривычно рано, чуть ли не в семь утра, а может, и раньше:
— Ты обещал меня разбудить, Джан-Франко…
— Я поставил тебе будильник на нужное время! — пробормотал спросонья муж.
— Но ты ведь знаешь, что никакими будильниками меня не разбудить! Я выросла на улице, где кричат, поют и воют туристы! Меня надо тормошить! Почему ты меня не тормошил?
— Ты ведь проснулась, в чем проблема? — Муж приоткрыл глаза.
— Проблема в том, что на тебя нельзя положиться, почему тебе верят клиенты, неясно. А проснулась я потому, что во мне сработал инстинкт ответственности. Возможно, ты позабыл, ты вечно все забываешь, я тебе и жена, и любовница, и секретарша, что бы ты без меня делал?
— Лучана! — взмолился Джан-Франко. — Если ты не перестанешь выступать, то наверняка опоздаешь на самолет!
— А если ты позабудешь принимать таблетки, которые прописал этот бездарный, но зато дорогой врач, то я вернусь, а тебя уже нет на свете. Вот, я тебе написала записку, — Лучана сунула ее мужу, — утром перед едой две желтых, днем после еды одна синяя, вечером перед едой две красных! Повтори!
Муж повторил задание без единой ошибки.
— Что ты задерживаешь меня дурацкими таблетками, ты всегда был эгоистом, из-за тебя я опоздаю на самолет. Прощай, дорогой!
Лучана чмокнула мужа и кинулась к выходу. На улице шофер предупредительно держал открытой переднюю дверцу машины.
— Откройте заднюю. Я должна проверить, на месте ли клетка?
Шофер покорно открыл заднюю дверцу, добавив при этом:
— Она на месте, синьора!
— Обойдусь без ваших комментариев! Что я, слепая и сама не вижу клетку? Поехали! А то я из-за вас опоздаю!
После отбытия жены Джан-Франко повернулся на другой бок, потянулся всем телом и сладко заснул. Но долго блаженствовать ему не удалось. Пронзительно и противно зазвонил телефон.
Тяжко вздохнув, Джан-Франко снял телефонную трубку. Он так и знал, что это жена звонит из аэропорта.
— Ты опять дрыхнешь?
— Но сегодня воскресенье, — не выдержал муж, — и я имею право!
— Если б ты был приличным человеком, то проводил бы меня…
— Но ты сама не хотела…
— Молчи! Где записка, которую я тебе написала?
— Вот она! — сказал Джан-Франко, судорожно ища записку, куда она подевалась, черт бы ее побрал!
— Тогда скажи, когда надо принимать красные таблетки?
— Днем, перед едой! — наудачу ответил муж.
В будке телефона-автомата Лучана усмехнулась:
— Ты потрясающе врешь в суде, но совершенно не умеешь врать дома. Я знала, что ты потеряешь записку, поэтому я тебе оставила еще одну, в столовой, посередине стола. Я убрала муранскую вазу, положила записку и прижала ее твоим любимым лакированным ботинком! Принимай лекарства вовремя!
Вскоре Лучана уже шествовала по аэропорту Фиумичино в ореоле несравненной красоты и безотказного обаяния. Золотистые волосы рассыпаны по плечам, головка вздернута, подчеркивая длину гордой шеи. Походка уверенной в себе, независимой женщины и, безусловно, богатой, что прибавляет и красоты, и обаяния. Лучана толкала перед собой тележку, на которой рядом с чемоданом стояла клетка, а в ней на бархатной подушке в красном бархатном ошейнике мирно спала собака.
Известно, что с собаками в салон самолета не пускают, и это безусловное хамство и дискриминация собак. Посему Лучана сдавала клетку в багаж, строго выговаривая чиновнику:
— Компания «Алиталия» категорически отвечает за сохранность собаки?
— Да, синьора.
— Это не какая-нибудь обыкновенная собака, это особая собака! У нее шесть золотых медалей!
— Да, синьора!
— Более того, это любимая собака!
— Разумеется, синьора!
— И я решительно настаиваю, чтобы в полете…
— Да, синьора! — не вовремя вставил обалдевший чиновник.
Лучана мгновенно вспылила:
— Что значит «да»? Вы не дослушали до конца, и уже «да»! И почему вы дергаетесь? Это неприлично!
Чиновник почувствовал, что у него от этой милой беседы действительно задергался угол рта.
— Извините, синьора! Это нервный тик. На прошлой неделе меня продуло, и никак не проходит. На Москву выход номер сорок пять.
Стоило Лучане уйти, как чиновник перестал дергаться.
Теперь Лучана вышагивала к самому дальнему выходу, сердясь, что самолет на Москву загнали в самый дальний угол аэродрома. На Лучане был модный жилет с меховой оторочкой и сумка в руке с такой же меховой отделкой. На самой макушке держалась широкополая шляпа, из-под которой золотым потоком лились волосы. Экстравагантно, но привлекательно.
Летела Лучана, естественно, первым классом. Войдя в самолет, отдала шляпу стюардессе:
— Позаботьтесь, чтоб она не помялась!
— Да, синьора!
— Что вы все — сговорились? — неожиданно для стюардессы воскликнула Лучана, отыскала свое место и тотчас сообщила пожилой респектабельной даме, что оказалась ее соседкой: — У меня в багаже летит собака. Как будто она не могла сидеть рядом вместо вас. Я бы ей купила билет!
Дама оживилась:
— Полностью с вами согласна, синьора! Куда только смотрит общество по охране животных! Знаете, у моей приятельницы летел в багаже ручной пингвин! Его тоже не пустили в салон, пингвин — кому он может помешать, он даже теоретически не может укусить! Так он рассказывал, что ему в багаже понравилось, там мороз, как в Антарктиде!
— Кто рассказывал? — переспросила Лучана.
— Как кто? Пингвин!
На всякий случай Лучана отвернулась от соседки и обратила взор на стюардессу:
— Милая, пригласите, пожалуйста, ко мне командира корабля!
— Извините, синьора, он занят!
— Чем он может быть занят, когда я его зову! — возмутилась Лучана.
— Он ведет самолет!
— Он что, не может оторваться?
— Боюсь, что для вас будет лучше, — позволила себе легкую иронию стюардесса, — если он этого не сделает!
— Тогда передайте вашему командиру, — снова завелась Лучана, — что компания «Алиталия» несет огромную ответственность за сохранность моей собаки, которая внизу, в багаже!
— Непременно передам, синьора!
— А командир самолета несет персональную ответственность!
— Передам дословно, синьора! Желаете что-нибудь выпить?
— Я желаю, чтоб вы немедленно отправились к вашему главному летчику и предупредили его, что в случае чего ему несдобровать!
Стюардесса вздохнула и пошла выполнять приказание вздорной пассажирки.
Как и положено по расписанию, самолет компании «Алиталия» совершил промежуточную посадку в Милане.
— Послушай, Франческо, — приказал командир старшему стюарду, — пойди проверь, что там с этой проклятой собакой этой проклятой красотки!
Франческо исчез.
— А красотка годится! — со знанием дела заметил штурман и даже облизнулся. — Вполне. Я ее видел.
— Лучше бы она ехала поездом! — отозвался командир и как в воду глядел, ибо в этот момент вернулся Франческо, а на нем, как говорится, лица не было. И трагическим голосом он произнес:
— Собака издохла! Совсем издохла!
— Вот что, Франческо, — командир корабля, как и положено командиру, мгновенно принял решение, — иди и поймай любого бродячего пса и… сам понимаешь! А я договорюсь с наземными службами и задержу вылет самолета по техническим причинам.
… В Москве в аэропорту «Шереметьево-2» Лучана прошла паспортный контроль, а затем ее провели в специальное помещение.
— Обождите, пожалуйста! — Таможенный служащий был предельно вежлив и говорил по-английски. — Сейчас вам доставят вашу собаку!
— Можете говорить по-русски, я понимаю, — с сильным акцентом, но зато без ошибок произнесла Лучана и… обмерла.
Дело в том, что рабочий подкатил тележку, на которой стояла клетка, а в ней испуганно озирался по сторонам несчастный лохматый пес.
Синьора Лучана Фарини застыла как вкопанная. Синьора Фарини впервые в жизни потеряла дар речи, и русской, и итальянской тоже.
— Что с вами? — Таможенник был корректен. — Вам нехорошо? Может быть, воды?
— Questo… questo… questo e non il mio cane… — Хозяйка собаки опомнилась и перевела на русский: — Это не моя собака!
— Не ваша? — искренне изумился таможенник. Любой бы на его месте удивился.
— Не моя. Где ваш начальник? — Лучана пришла в себя и начала скандалить. Любой бы на ее месте скандалил.
— Я начальник.
— Немедленно верните мне мою собаку, иначе…
— Вы только не нервничайте! — перебил таможенник, он же начальник. — Сейчас мы во всем разберемся. Клетка ваша?
— Si — questo e la mia gabbia, mia… моя клетка, но в ней…
Опытный таможенный служака не дал договорить:
— Клетка ваша. А бархатная подушка?
— Подушка? Наверно, il cuscino. Подушка мой.
— Ошейник тоже ваш? — Таможенник перехватил инициативу и не желал ее отдавать.
— Ошейник, поняла, il collare, тоже мой. — Лучана пылала гневом. — Но это живая собака, а я сдавала в багаж мертвую собаку!
Начальник таможенников пошатнулся. Он был немолод, многое повидал на своем таможенном веку, но такое…
— Ну да, — выдавил он, — конечно, была собака мертвая, долетела — стала живая!
— Мама моего мужа, — Лучана стала объяснять, стиснув зубы, — русская. Она была замечательная женщина и прожила девяносто два года. Она уехала из России во время вашей революции!
— Извините, — вмешался таможенник, — но какое отношение имеет революция к вашей собаке?
— Прямое! — воскликнула Лучана. — Мама моего мужа любила мужчин, у нее было столько романов!
— Пожалуйста, короче! — строго попросил начальник.
Но Лучане было плевать на все его просьбы:
— Она любила мужчин и собак! Когда умерла, не собака, а мама моего мужа, согласно завещанию, я ее похоронила в Москве. Сейчас, три года спустя, когда ушла из жизни ее любимая собака, я решила, что справедливо похоронить ее тоже в Москве. Вам, наконец, все понятно?
— За что? — простонал начальник таможенников. — Что я вам сделал плохого?
— Верните мне мою мертвую собаку! — закричала Лучана. — У нее было шесть золотых медалей! Они до сих пор висят у меня в гостиной.
Начальнику надоела вся эта идиотская канитель:
— Хорошо! — Он повысил голос. — Эй, кто тут есть поблизости? Принесите мне нож! Сейчас мы зарежем вашу живую собаку, и она снова станет мертвая!
— Вы мерзавец! — вспыхнула Лучана. — Я давно знаю — в таможенной службе работают исключительно мерзавцы. Запомните, я это так не оставлю! Поехали, randagio!
На русский это слово переводится — «бродяга».
Лучана поставила чемодан на тележку рядом с клеткой и потянула тележку к выходу. Обернулась, чтобы напоследок сказать таможеннику еще парочку крепких слов, но тот уже благополучно исчез.
— Что там у вас в клетке? — машинально спросил другой таможенник, чином поменьше, дежуривший на контроле.
— Разве не видите — индийский слон! — Лучана проследовала дальше по зеленому коридору. Так именуется проход через таможню, где нельзя задекларировать валюту, но зато не надо предъявлять багаж.
Стоило Лучане появиться в зале ожидания, как ее тотчас же атаковали шустрые, хваткие охотники за пассажирами.
— Do you wont the car? — Всех опередил пышноволосый малый в короткой кожаной куртке; не дожидаясь ответа Лучаны, решительно взялся за ручку тележки и резко бросил конкуренту, пытавшемуся пристроиться к Лучане с другой стороны: — Отваливай! Дама с собачкой моя!
— Гостиница «Советская»! — уже не по-английски, а вовсе по-русски сообщила адрес иностранка.
Нельзя сказать, чтобы Гриша, так звали водителя, обрадовался. Знает русский, меньше заплатит. Но ничего не попишешь. Гриша изобразил на лице улыбку радости:
— Как это ни странно, я тоже говорю по-русски!
Он уже выкатил тележку из здания аэровокзала и теперь направлялся к автостоянке.
— Мы легко договоримся — сорок пять долларов!
Это был проверенный Гришин прием — называть некруглую цифру, что удивляло иностранцев и сбивало их с толку. Однако Гриша не предполагал, что перед ним итальянка, а для нее торговаться — привычное дело.
— Двадцать! — автоматически больше чем вдвое скинула цену Лучана.
— Тридцать пять! — как бы нехотя произнес Гриша.
— Двадцать пять, или я беру другую машину! — Ледяной тон Лучаны исключал дальнейшую дискуссию. — Да, я беру другую машину! Решено!
Они стояли у странного сооружения, которое по замыслу его автора должно было называться автомобилем, но состояло с ним лишь в отдаленном родстве. Кузов принадлежал когда-то какой-то шикарной иномарке, может быть, даже «роллс-ройсу», верх… верха не было. Это был открытый драндулет на высоких, здоровенных шинах, будто снятых с трактора, и с длинным капотом, на котором сверкали великолепные фары, которые ставят на гоночных машинах экстра-класса.
— Вам не нравится мой «мерседес»? — невинно вопросил Гриша. Он уже привык к подобной реакции клиентов.
— Вы называете вот ЭТО «мерседесом»? — с издевкой переспросила Лучана, оглядываясь в поисках другой, нормальной машины.
— Пожалуйста! — Гриша пожал плечами. — Пусть будет «БМВ», если вам так больше нравится! Вы когда-нибудь ездили на подобном…
— Катафалке… — вставила Лучана. — Я знаю это слово, мне еще рано на катафалке!
За этим разговором с явным интересом наблюдал другой шофер и, понимая растерянность Лучаны, жестом приглашал ее к своей элегантной «ауди». Он был могучим детиной с лицом убийцы из американских триллеров.
Грише повезло. Убийца Лучане не понравился.
— Почему вы копаетесь? — Лучана дернула дверцу Гришиного автомобиля; она, естественно, не открывалась. — Поехали!
Гриша мгновенно справился с непокорной дверцей и помог Лучане вскарабкаться на сиденье:
— Поехали! А собачку так в клетке и повезем? Она что, кусается?
Лучана поглядела на пленника, который жалобно взирал из-за решетки:
— Кто ее знает! И вообще — держать собаку в клетке варварство!
Гриша хотел задать напрашивающийся вопрос, но, памятуя о двадцати пяти долларах, смолчал, добыл из-под своего сиденья веревку, с превеликой осторожностью открыл клетку и, рискуя собственной рукой, умудрился поддеть веревку под ошейник.
— Это у вас кобелек или сучка? — Гриша всегда разговаривал с пассажирами в легкой иронической интонации, что помогало ему сохранять достоинство и не превращаться в лакея.
— Понятия не имею, — сказала правду Лучана, а Гриша подумал, что иностранка с придурью.
Ответ на Гришин вопрос дал бедняга, выпущенный на волю. Первое, что он сделал, — поднял ногу на Гришино колесо.
— Так! — протянул Гриша. — Это кобель.
Собака все еще продолжала держать ногу поднятой. И Гриша меланхолически заметил:
— Сейчас он продырявит мне резину! Ишь сколько накопил за перелет!
— А может, он и не летал! — высказала неожиданное предположение Лучана. — Может, он сам в клетку залез или его туда запихнули! Это ведь не моя собака! У моей было шесть золотых медалей! Мы когда-нибудь поедем?
«Все! — подумал Гриша. — Накололся! Эта ничего не заплатит, она не просто с придурью, она целиком в придури!» — а вслух сказал:
— Конечно, у этой дворняги нет медалей, и, конечно, это не ваша собака. Просто вы любите возить с собой чужих собак. А с клеткой что будем делать?
— Выбросите ее и перестаньте болтать! — гневно перебила Лучана.
Гриша оставил клетку на произвол судьбы, мгновенно взобрался на водительское место, включил двигатель. Самое поразительное, что, оценив ситуацию, двигатель сразу завелся.
Конец ознакомительного фрагмента.
