Про нежность

Энди Кворри (2024)

Алина и Альберт были дружны более десяти лет, однако затем Алина неожиданно исчезает, и целых четырнадцать лет Альберт не имеет никаких сведений о ней. Но вот в 2021 году Алина неожиданно вновь появляется в жизни Альберта…

Повторное знакомство

Вечер выдался тёплым и спокойным — один из тех, за которые, наверное, и любят летнюю пору. Забросив в сумку небольшое количество магазинной снеди, дабы в ближайшие пару дней не было у холодильника повода несмешливо подмигивать ему снова, Хохлопский подумал, что такой великолепный вечерочек проигнорировать было бы опрометчиво. Он решил спуститься к реке, протекавшей неподалёку от города, да и от его дома, стоящего на окраине, а оттуда уже возвратиться к себе. И Альберт зашагал дворами многоэтажек, выруливая к выбранному маршруту.

На бетонном ограждении около одной из высоток он приметил хозяйски развалившегося дворового кота, припылившегося белого окраса, и стал наблюдать за ним. Кот, конечно же, сразу приметил любопытный взгляд на себе, однако чисто по-котовски старался ничем не выдавать свою настороженность. Между ними оставалось уже метров десять, когда Хохлопский стал свидетелем забавной семейной сцены: к коту быстрым шагом присеменила кошечка, чуть меньше его размером и примерно схожего цвета шерсти, и, запрыгнув ловко на ограждение, уткнулась нос носом. Постояв так секунды три (столько шагов успел Альберт проделать), кошка бесцеремонно прилегла, поджав под себя все четыре лапы. Кот недоверчиво и оценивающе поглядел на неё, мол, что это тут ещё такое, и затем, стремительно подскочив на лапы, обежал её и попытался сзади в неё потыкаться, постепенно наползая поверх неё. Кошка недовольно дёрнула головой и, не издав ни звука, поднялась на лапы, чтобы тут же элегантно спрыгнуть по другую сторону ограждения, где на газоне она снова невозмутимо улеглась. Кот поначалу недоумённо поглядел на пустующее место под собой, затем бросил небрежный взгляд на кошку, и снова развалился в той же самой позе и на том же самом месте, как он и был Альбертом изначально запримечен. Хохлопскому стало смешно: «У кошек, похоже, всё точно так же, как и у людей: “У вас, у мужиков, всегда лишь одно на уме” — “А вас, женщин, вообще понять невозможно”».

Затем Альберт попробовал развлечь себя разглядыванием, чего там у кого на балконах понавалено; затем поискал на небе облака необычной формы или знакомые созвездия, уже начинающие проявляться на куполе вечернего неба, и, наконец, выбравшись за пределы поселения, стал спускаться к реке.

Вскоре, однако, мысли Хохлопского снова упорно пожелали возвратиться к теме дня номер один: «Что было-то затем? Что-то припомнить не могу… Ах, да…»

Действительно случилось так, что на некоторое время Хохлопский утерял Алину из виду, так как начались проблемы в его собственной семье, закончившиеся разводом: супруга решила перебраться в другой город, причём настолько крепко решила, что вначале даже перебралась, прежде чем решить; и всё втайне, исподтишка. Дочь она увезла с собой: вся нервотрёпка в судах оказалась бесполезной, ибо «такая сложилась судебная практика», как поясняла судья. История обычная — по тем временам обычная, во всяком случае; Хохлопский знал в поселке ещё человек пять мужиков, познакомившись по общему для них всех поводу и общаясь с ними как раз на общую для всех них тему — клуб по интересам, так сказать.

Однажды Алина сама нагнала Альберта на улице. Поздоровались. На привычный вопрос о делах, Алина скупо выдала: «Дедушка вчера умер».

Был тогда май 2001 года, это Хохлопский хорошо запомнил. «Альке тогда было уже ближе к восьми» — вспомнилось ему. Сколько деду было лет, ни Алька, ни Хохлопский не знали. Где похоронен, тоже не знали, не до того всё как-то было во все времена. Звали деда Тимофеем; однако Хохлопский с ним почти не был знаком. А отца своего, Николая, никогда Алька не и видела; народ сказывал, что он строителем подрабатывает где-то по области, тем и живёт. Но в целом всё тогда, в начале «нулевых», у Альки складывалось вроде вполне благополучно, с её слов: бабушка Надя, которая также приходилась ей родственницей по линии матери, за ней дома присматривает; в школе новые знакомые и новые впечатления. Одноклассники примерно равны все и по достатку родителей, и по накопленным жизненным впечатлениям. Бабушке она тоже помогает: сварить чего, убрать квартирку, помыть посуду. Порасспросив Алину о её новостях, Альберт предложил ей заходить в гости к нему, когда захочет, да и вообще говорить ему, если чем полезен быть сможет.

Так за воспоминаниями Хохлопский и подобрался к своему дому на окраине, практически не заметив реки, к которой он вроде бы хотел спуститься; спустился ли, он тоже припомнить не мог. Но здесь возле дома воспоминаний оказалось ещё больше.

Вон земляная канава, прорытая небольшим ручьём, берущим своё начало неизвестно где. Канава в этом месте, возле мостка, была шириной метра полтора и глубиной с метр, вода же струилась лишь внизу, и её поток шириной не более полуметра можно было взрослому человеку легко перешагнуть в те времена, когда мосток прогнивал и разваливался. Здесь Альберт порой натыкался на Алину, которая осенней порой босиком, лишь в трикотажных трусиках и маечке, перемазанная с ног до головы полужидкой глиной, возилась у самой воды с какими-то своими детскими постройками. «Не холодно ли тебе, Алина», — спрашивал Хохлопский и в ответ слышал низкий осипший голос, которому могла бы, пожалуй, позавидовать даже какая-нибудь насквозь прокуренная шлюха: «Не-е, мне тепло-о!» Альке было тогда всё ещё лет пять или шесть.

Выбирались они вместе время от времени на короткие прогулки по лугу за домом; но это уже было вроде позже, — когда Алине уже лет девять стало. Альберту запомнилась сцена во время одной из таких прогулок, когда Алина бодро шагала в лёгеньких летних босоножках на босу ногу прямо по траве, густо осыпанной холодными каплями осенней вечерней росы, — уступая тропинку Альберту. Заметив это, Альберт сам сдвинулся в сторону, освобождая тропинку: как «джентльмен», как взрослый, ну, и обут он был в плотные кожаные ботинки. Алька продолжала идти по холодной росе. Альберт тогда предложил словами, раз уж его жест не был замечен. Оказалось, что жест замечен был; но Алька настаивала, что по тропинке должен идти именно он, «чтобы обувь не промочил и не испортил». И её лицо! Это смешение застенчивости и искренности! От обычной Альки, какой он её порой заставал у неё во дворе — настроенной подобно самураю и склонной перечить и оспаривать любые слова, — в тот момент невозможно было заметить и следа. Впрочем, с Альбертом Алька всегда вела себя тихо и смирно, чему тот одновременно и удивлялся и восторгался: «Видимо, уважает».