Сука-любовь

Эни Гросс (2024)

Стремление выйти за дверь, которая самой героиней и создана… Острота чувств, переживаний… Любовь, которая бывает порой и сукой. В этом небольшом произведении о жизненной ситуации людей, их судьбах, их любви.

Глава 1.

Вот она, эта дверь. За которую, нужно только решиться, и выйти. Навстречу ему.

Дёрнула на себя. В лицо Киры легко пахнуло ночной желанной свежестью. Сделала шаг за порог. Быстро повернула за угол и пошла. Глазам не нужно привыкать к темноте. Ещё не так и темно. Ох, не так темно, как хотелось бы.

Сердце Киры бешено колотилось в груди. От ожидания, от радости и от страха: не увидел бы кто.

В густо — серой надвигающейся ночи всё было ей отчётливо видно, всё привычно. Не в первый раз в этой мгле бежала она по одной и той же дорожке.

Все чувства обострялись. Кире казалось — она различает каждую травинку, цепляющую её за голую ногу, каждый порыв лёгкого ветерка, спасающий её пылающие щёки. Она шагала сосредоточенно; живо и не раздумывая отодвигала по пути в сторону упругие, налитые живым соком веточки… Нельзя было сбавить шаг ни на секунду, чтобы не повернуть назад, чтобы не привлекать внимание соседей… И чтобы скорее — к нему, к нему.

Она уже вышла на дорожку у поля, вдали от домов. Щиколотки щипало от быстрой ходьбы по траве. Руки, как обычно, чуть — чуть дрожали. Да и губы тоже. Глаза Киры быстро выхватили из всего окружающего Его. Пошла навстречу. Вот он, совсем близко. Улыбается. Правый глаз чуть прищурен лукаво. Шевелит губами зажатую во рту тонкую соломинку.

Прозрачно — карие, почти жёлтые, глаза Киры шарили по нему исступлённо.

Вот он небрежно вынул руки из карманов, выплюнул соломку, сделал шаг навстречу, лукавый синий глаз прищурился ещё больше и прохладная жёсткая ладонь скользнула по Кириной талии, прижала её всю к себе простым и быстрым движением…

Кира выдохнула, уже не чуя земли под ногами; дрогнула припухлая верхняя губа навстречу его губам, его поцелую…

И чёрт с ней, с разорванной молнией на юбке, с выпачканным в траве и земле бельём, с пораненным о какую — то затаившуюся в мягко — шёлковой, по — ночному прохладной ниве колкую палочку, коленом!

Мелкая дрожь не оставляла тонких Кириных пальцев, когда застёгивала она пахнущую теперь лугом, росой, тонкую кофточку, собирала с одежды какие — то травинки — листочки, пытаясь пригладить растрепавшиеся, влажные от пота, мелко закрутившиеся на висках и у шеи тяжёлые пряди тёмно — русых волос. Геша поправлял потихоньку на ней одежду, стряхивал соринки, улыбался глазами.

— Ну, что? — спросила она притворно строго, поймав его синий взгляд. — Смешно тебе?

— Что ты, Кирюша? — так же притворно оправдывался он. — Я не смеюсь. Просто. Смотрю. Торопишься?

— Что ты, Геш, дурачка из себя строишь? — блеснула она глазами. — Ну! Тороплюсь. А ты, может, не знал, что я"замужняя"? Не улыбайся. Думаешь, я мужа боюсь? Да нисколько. Спорим, останусь тут с тобой?! Рассвет вместе встретим. А? Соседей, МУЖА моего порадуем?

Она повела плечом, пошла вперёд, к дорожке, прямо через поле, по уже заросевшей траве.

Геша (Герман) тронулся следом.

— Что подхватилась — то? Я б и согласился, — сказал твёрдо, глядя в её узкую прямую спину.

— Дурак, — бросила она через плечо. Он усмехнулся.

На дорожке тронул её за руку. Она подалась к нему, как для поцелуя, в моментальном своём порыве; спохватилась, быстро отвернулась и зашагала к дому.

Проскользнула к себе как воровка, заперлась в ванной. Побросала в стирку одежду, натянула пижаму. Бегом на цыпочках пробралась в комнату. Легла на диван, накрылась заранее приготовленным пледом и моментально, как только в девичестве прежде бывало, провалилась в сон.

Проснулась Кира поздно, от несильного толчка в плечо. Приоткрыла сонные глаза.

— Ты что это на диване спала? — недовольно спросил муж.

— Ты храпел сильно. Выпил же, — тоже недовольно ответила Кира.

Муж нахмурил густые светлые брови. С такого знакомого Кире, строгого мужественного лица смотрели немного обиженно сверху вниз зелёные глаза.

— Раньше тебе это не мешало. Ну и выпил. Выходной же.

— Выпил — ладно. Но мне что, не спать?

Слава вышел. А Кира снова блаженно прикрыла глаза.

Глава 2.

Саша стояла на пороге своего дома на заднем крыльце. Она комкала в руках непонятно для чего прихваченную с кухни салфетку. По щекам девушки текли злые, и оттого ещё более жгучие, слёзы. Всё она видела, всё. И ей не была помехой тонкая тьма предрассветная, как не была помехой для Киры наступающая неслышными, кошачьими шагами тьма ночная.

Саша видела. Видела всё. И как шёл он за ней через поле, и как тронул своей рукой её руку уже на дорожке, так и не дождавшись прощального поцелуя. И как стоял там и смотрел вслед ей, этой женщине,"замужней бабе", уходящей садом к дому…"И для чего она ему нужна?" — думала Саша, размазывая тыльной стороной ладони слёзы по молодому своему, свежему личику, кусая свои маленькие детски — розовые губы, глядя вдаль голубыми большими глазами сквозь намокшие длинные ресницы."Дурак!" — думала она."Ты посмотри, по тебе девчонки с ума сходят. А ты связался с ЭТОЙ", — Саша разорвала измятую вдрызг салфетку."Я же тебя люблю, Геша!"

По дорожке поплыла, отдаляясь, его фигура, широкая спина…

Он не видел Сашу.

Глава 3.

Место, где жили Кира с мужем Славой, и Геша, и Саша — это ближайший пригород небольшого городка, посёлок Зареченский. Тихое место, частный сектор, крыши различных оттенков жёлтого, коричневого и красного цветов, палисадники, качели, игровая площадка. Ряд магазинчиков, школа, два детских сада, один ресторан и три кафешки, заправка у дороги… А по другую сторону от фасадной части домов садики — огородики, поля и посадка из ёлочек, речка, лес. Соседи Киры и Славы дружат все между собой.

У них свои небольшие милые сердцу традиции. Например, всегда отмечать несколькими домами первое июня — наступление лета! Собирались в такой день всегда в чьей — нибудь беседке у дома, каждый покупал что — то из алкоголя, готовил что — нибудь вкусненькое, и всё на общий стол, вечером, на свежем воздухе, под стрекот крылышек насекомых и негромкую музыку.

В этот раз они собрались в соседнем с домом Киры и Славы дворике. Там жила Алинка — весёлая и молодая девушка, со своей старшей сестрой — скучной и неприветливой старой девой. Алина всегда безудержно хохотала, глаза у неё задорно горели, движения были лёгкими и проворными, когда она накрывала на стол, и разливала вино, и подпевала магнитофону… А её сестра, Жанна, всегда оставалась в доме, заперев в свою комнату дверь, и даже если выходила за кокой — нибудь надобностью, то здоровалась со всеми очень сухо, а то и вовсе не здоровалась. Все привыкли.

Конец ознакомительного фрагмента.