Этажи. №1 (5) март 2017

Коллектив авторов

Журнал имеет электронную и печатную версии. Печатный журнал выходит четыре раза в год. В него отбираются лучшие публикации, размещенные в электронном журнале. Редакция отдает предпочтение новым, не опубликованным ранее материалам.

Главный редактор

Ирина Терра

Редактор Мария Щандалова

Иллюстратор Олег Ильдюков

Дизайнер обложки Таня Кноссен-Полищук

© Олег Ильдюков, иллюстрации, 2017

© Таня Кноссен-Полищук, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4483-8874-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Редактор отдела поэзии Игорь Джерри Курас

Редактор отдела прозы Улья Нова

Редактор рубрики «Литературная кухня»

Владимир Гандельсман

Редактор рубрики «Чердак художника»

Таня Кноссен-Полищук

Редактор рубрики «Музыкальная гостиная»

Ирэна Орлова

Экспертный совет:

Вера Павлова

Дмитрий Воденников

Даниил Чкония

Женя Брейдо

Татьяна Щербина

Макет, оформление и вёрстка Екатерина Стволова

Выпускающий редактор Мария Шандалова

Иллюстрации Олега Ильдюкова

Иллюстрация на обложке Тани Кноссен-Полищук

Сайт журнала: www.etazhi-lit.ru

Рукописи принимаются по эл. адресу:

[e-mail]

Вадим Жук

Ещё снег

Снег над рекой. Спиралью, кругалём

Кружится и не верит, что влюблён,

Не может окончательно решиться,

И все ж на воду чёрную ложится,

На торс реки, что нежно оголён.

И вольный, независимый такой

Теряет свой летучий непокой,

Целует её плечи и лопатки,

И принимает женские повадки,

И сам уже становится рекой!

Теперь он знает слово «берега»,

Он начал понимать поля, стога,

Вся видимость ему мила и дорога

В её медлительном и вечном хороводе.

И новый снег над чёрной гладью ходит!

Живет круговорот любви в природе,

Объятья вод и влаг. Дожди. Снега.

«Найдётся в папочке под заржавевшей скрепочкой…»

Найдётся в папочке под заржавевшей скрепочкой

Любовь.

И дышит страсть, надвинув с пуговичкой кепочку

На бровь.

Ещё ни гуглов нет, ни яндексов, ни рамблеров…

Старт дан!

На вас глядит в дверями хлопающем тамбуре

Стоп-кран.

Зеленый поезд электрический с Московского,

Жёлт клён.

И первый «Фауст» в переводе Холодковского

Прочтён.

«Он в тесной мастерской своей вселенской…»

Он в тесной мастерской своей вселенской.

В его руках косой портновский нож,

Лекала привлекательности женской,

Мужского обаяния чертёж.

Легко ль ему! Единственный и главный,

Бессонный сочинитель бытия!

«Спасибо» говори, ты получилась славно.

Скажу и я.

«Мы наш, мы новый мир построим…»

Мы наш, мы новый мир построим,

Мы был ничем. Мы встанем в семь,

Трехцветной дранкой крышу перекроем

И выставим коленки на шоссе,

Где мимо нас проносятся с испугом

Украшенные лентами авто,

Мы им вдогон на запряженных цугом,

На сивых меринах в полупальто.

И на своих не меренных просторах

Мы их настигнем и прижмём к земле!

Все стекла перебьем на светофорах

И растворимся в придорожной мгле…

Приближается звук…

А. Блок

Возвращается звук. Выпивоха, шатун, горемыка.

В неизвестных краях побывавший в течение дня.

Трется умной башкой и мурлычет — мурлыка,

И под боком готовится лечь у меня.

Он тяжёлый, как губка, от обилия уличных звуков,

С электрической шерстью, под рукой отдающей волну

Перезвонов и скрипов, гудков, перестуков,

И речей и наречий, образующих век и страну.

Возвращается звук, чтобы буквами лечь на страницу,

Он захватан и звонок, как когда-то в метро пятачок…

Разбужу его утром, усажу на свою рукавицу

И сниму с соколиной его головы колпачок!

«Над каналом, над рекой…»

Над каналом, над рекой

Ходит ангел городской,

Востроносый, с папиросой

Незаманчивый такой.

Он не ходит — он парит.

Он стихами говорит.

Он прохожих задирает

И снежинками сорит.

Сел на крышу паразит,

Свесил ноги и глядит.

И чего в окошках видит

Никому не говорит.

Вдруг шутить он расхотел.

Дырку в небе провертел.

И над городом и миром

Мощным Ангелом взлетел.

Над каналом, над рекой

Тучи разогнал рукой.

На одной ладони Врубель

И Малевич на другой!

« — Этих слов не рифмовать!..»

— Этих слов не рифмовать!

— Этих баб не целовать!

— Больше вам не наливать!

Всем сидеть — кукушку слушать

И не сметь перебивать!

Зарифмую! Поцелую!

По каемочку налью!

Растяну от уха к уху

Филармонию свою!

А споёмся с воробьем —

Всех кукушек перебьем!

«И отвратительная морось…»

И отвратительная морось,

И жалкий цельсий на нуле.

Не верят буквы в строчку строясь —

В слова «…мело по всей земле…»

Снег не метёт, не заметает,

Лежит и скорой смерти ждёт.

Всё ненадёжно, что летает,

Бежит, идёт или плывёт.

Но там, над стылым белобрысьем

Лучами бьёт во все края,

Дыша и насыщаясь высью,

Любовь твоя, любовь моя.

Приближаясь к семидесяти

Ты дольше Бродского на две недели лет, —

Пропевшего две лермонтовских с гаком —

Все крутишь, крутишь свой велосипед

На радость то зевакам, то собакам.

Да на забаву Главному, тому

Кому видать, твои старания в охотку,

Кто дал запал сердечку твоему

И соловья загнал растрепанного в глотку.

«Глагол «накрапывать» обиделся на нас…»

Глагол «накрапывать» обиделся на нас.

Пришлось писать про мокрого щенка,

Про тушь поплывшую у милых глаз,

Про темную садовую скамейку,

Про воробьев сердитую семейку,

Про то, как стала крапчатой река.

И сделавши добро для этой части речи,

И отложивши в сторону перо

Подумали — освободился вечер,

Кушетку можно предпочесть бюро,

Желание писать отправить в шкаф,

Где отдыхают пиджаки и шубки…

И вдруг, обиженно надувши губки,

Наречье «ласково» вас тянет за рукав…

«Маленький Мук, не боюсь твоих маленьких мук…»

Маленький Мук, не боюсь твоих маленьких мук —

Каши с комками, тесёмок завязанных туго,

Скучных до звона школярских наук,

Черного перца в борще и босого колючего луга.

Смерти, с которой приходится быть начеку,

С ней — с полудуру, не то с полупьяну,

Вовсе без всякого смысла сующей в живое клюку

Будь ты Баяном или Д» Артаньяном.

Страшно увидеть родное лицо,

С рыбьим негнущимся и ненавидящим глазом,

Залитый тусклою ряской, свинцом, холодцом,

Некогда ладный, брусничный, ликующий разум!

Страшно принять изменившего за своего,

Знать, что в бокале отрава. И выпить его.

«Мы гуляем с Акакием…»

Мы гуляем с Акакием,

На бульвар, на Манеж,

На крылатых с Исакия

Валит tombe la neige.

Нам в хорошее верится,

Нам вдвоём веселей

Он в кашне от Барбериса

И дубленке моей.

Он глядит у «Астории»

На хорошеньких дам.

А не верят которые,

Не компания нам.

«Ни кожи у парня, ни рожи…»

Ни кожи у парня, ни рожи,

Кудрявый повытерся мех,

Но скачет шлимазанник Божий

На радость и этих и тех.

В четвёртом каком-нибудь акте

Достанут печали его…

Клянусь, местечковый характер

Героя спасёт моего!

Он выскользнет льдинкою, рыбкой,

И с полным надежды мешком

Сверкнёт воробьиной улыбкой,

Одарит щербатым смешком.

Трепач, подмастерье, кузнечик,

Умелец вертеть вензеля,

В своём небогатом местечке

С красивым названьем Земля.