Стрелочник Судьбы

Эхо Дункельстрём (2024)

Он — учитель итальянского в небольшом американском городке. У него разбито сердце, но ему доступен уникальный дар. Она — его новая ученица. Нет, это не то, о чём вы подумали.

Глава 3. Банановые булочки и карамельные капкейки

— Добрый вечер, Дана, — поприветствовал я.

Она посмотрела на меня с теплом, но в её взгляде сквозил неминуемый вопрос.

— Так когда вы зайдёте за деньгами за квартиру? — как ни в чём ни бывало поинтересовался я.

— Когда зайду? Надо бы ещё вчера! — рассмеялась она, прикрывая рукой свою немолодую, но очаровательную улыбку. — Сегодня же второе октября?

— Да…

— Но? — Она снова улыбнулась, выжидающе глядя на меня.

— Мне всё ещё не заплатили за переводы, так что…

Больше объяснений не потребовалось. Дана сразу же всё поняла.

— Ничего страшного, Бэзил. Ты за десять лет ни разу не забыл заплатить. Так что дело подождёт.

Я был безмерно благодарен.

— Вы — лучшая хозяйка в мире.

— Мне просто нужен человек, который умеет переводить настоящие итальянские рецепты!

Это была правда, но неполная: у Даны наверняка были и другие причины терпеть перепады в моём платёжном расписании. Я согласился, изобразив особо драматические чувства по этому поводу, и мы оба рассмеялись, как старые друзья.

— Волнуешься насчёт завтра?

Дана, как всегда, была любезна. Лучше бы было наоборот. Лучше бы она не задавала мне единственный вопрос, который мне не хотелось слышать в этот вечер.

— Конечно. Я в ужасе, как тот турист, что случайно напоролся на племя каннибалов и мысленно готовится быть съеденным.

— Да нет же, Бэзил! Это просто дети. Они не съедят тебя вот так сразу. Почему в ужасе-то? Это даже не студенты колледжа.

— Потому и в ужасе. — Я всё ещё мысленно просчитывал, как убежать от этой темы.

— Не говори так, Бэзил. Разве ты не хотел заниматься чем-то достойным? — Сейчас Дана говорила точь-в-точь, как моя мама. — Быть учителем в школе — это служение обществу.

Да, я хотел быть полезным. И скоро стану полезным. Если я сам этого не чувствую, может, хотя бы другие будут так думать обо мне?

— Мой внук, кстати, ходит в эту школу. Он будет рад такому учителю.

— Не уверен, — сказал я. Совсем не хотелось вызывать у людей излишние ожидания, а потом стараться их оправдать и соответствовать образу «хорошего учителя»: сначала Бенни наградил меня этим званием, а теперь и Дана.

— Главное, не позволяй им слопать тебя, пока не переведёшь мне тот рецепт. Если я всё правильно помню, ты обещал перевести страничку про истинную карбонару.

— Если я всё правильно помню, вы обещали мне её послать по электронке, — отпарировал я.

— Дружок, мне так стыдно, но я в компьютерах полный ноль.

— Ну тогда принесите сюда и оставьте у Бенни, я потом посмотрю.

Вечер неумолимо спускался на нас, и я решил, что это самый подходящий момент, чтобы начать всё-таки уходить отсюда — особенно теперь, когда я получил свою индульгенцию по поводу денег за квартиру.

— А вы какими судьбами тут, Дана? Вас манят скидки на булки поздним вечером? — Я особо подчеркнул слово «поздний».

— Да ты про меня лучше знаешь, чем я сама! — Дана определённо была в добром расположении духа, и почему-то от этого мне показалось, что и у меня всё сложится хорошо. — Кстати говоря, что мне взять? Брусничных маффинов не осталось.

— Peccato³, — посочувствовал я. Дана любила брусничные маффины больше всей остальной выпечки. Может, я и правда слишком много знаю о других людях?

— Всё бормочешь на своём итальянском! Лучше бы помог мне выбрать, — шутливо возмутилась Дана. — Помнишь, как тогда? Ты ещё мне сказал взять карамельные капкейки вместо банановых булочек.

Было дело. Несколько дней назад я заметил, как Дана просто приклеилась взглядом к витрине с выпечкой. И я бы ни за что не стал вмешиваться, если б не то неосязаемое, светло-голубое свечение, которое её окружало и которое я видел, даже несмотря на тёплый свет от свисающих ламп. «Что ты думаешь, Бэзил? Не могу решить, они все такие вкусные», — сказала она в тот вечер. Ход времени остановился, и пришла пора делать то, что я должен. Я не вправе был оставить без внимания голубое свечение.

Я осторожно спросил, какие у Даны варианты, и она ответила: «Банановые булочки». Свечение не изменилось. Я прикрыл глаза ладонями — всё равно ничего.

«Карамельные капкейки тоже выглядят неплохо», — сказала Дана, поразмыслив, и я сразу увидел, как воздух вокруг неё засветился особым оттенком зелёного: светлым, как лайм, сладким, немного пульсирующим.

Вот и правильный ответ.

«Думаю, определённо стоит взять капкейки», — сообщил я свой вердикт.

— И я должна тебя поблагодарить, Бэзил! — воскликнула Дана; видимо, она таки последовала моему совету. — Миссис Доннербаум рассказывала, что в тот день взяла банановые булочки и отравилась!

— С чего вы взяли, что это из-за булочек? — Рядом с нами внезапно нарисовался Бенни. — У нас всё свежее. Это она сама какую-то ботву приготовила.

— Вот видите, Дана, мне надо верить. — Я решил не поддерживать закипающий спор. — Плохих советов не даю.

— Но как ты это делаешь, Бэзил? Это магия какая-то?

— Да вряд ли. Но… я правда не могу сказать, как я это делаю.

— Слушайте, Дана, у нас выпечки почти не осталось, — выручил меня Бенни. — Как насчёт этих пончиков с корицей?

— Бэзил?

Дана посмотрела на меня крайне серьёзно. Голубого свечения не наблюдалось.

— Сегодня берите хоть что, — ответил я. Посмотрел на то, как Дана согласилась купить пончиков, к огромному удовлетворению Бенни. Я был рад, что мой совет не потребовался, и двинул к дверям. На все пожелания удачи, которые летели в мою сторону, я только отвечал, что завтра заскочу и всем всё расскажу про первый день в школе; потом ускорился, потому что надо было успеть подготовиться, и как можно лучше.

Это дело заняло у меня немало времени, и, закончив, я сразу же лёг спать. Всё, что я помню дальше — как я стою у дверей класса на следующее утро, бок о бок с завучем Мёрфи.

*

— Как ваше самочувствие, мистер Миллман? Готовы продемонстрировать свою блестящую методику?

Мёрфи выглядела чуть дружелюбнее, чем в прошлый раз, и было не ясно, есть ли в её словах сарказм или она правда так думает. Я натянул на лицо свою убогую профессиональную улыбку и сказал:

— Безусловно.

Мне не хотелось смотреть ей в глаза — хотя бы до тех пор, пока не проведу урок, так что я старался смотреть куда-нибудь ещё: на свои ботинки, на доску объявлений, на лица редких школьников, которые спешили по коридору.

Одна из них не спешила. В тяжёлых ботинках, она ступала немного неуклюже, но при этом проплыла мимо нас легко. Её хрупкие плечи скрывала большая, не по размеру, джинсовая куртка. Ни ботинки, ни куртка не были мне знакомы, но, увидев её лицо, я онемел от удивления и боли. Я знал: это не может быть та, о ком я подумал. Это не могла быть она, но…

Я не мог оторвать глаз от её лица, потом — от её худенькой фигуры, пока она не затерялась в негустой толпе.

— Мистер Миллман! Вы меня слышите? Пора начинать урок! — голос завуча Мёрфи зазвенел у меня в голове, как огромный колокол.

Но я застыл на месте. И я просто не мог не задать вопроса, который невыносимо мучил меня.

— Госпожа Мёрфи? Вы знаете ту девушку?

Примечания

3

Очень жаль (итал.) — Примеч. переводчика.