Мне снится нож в моих руках

Эшли Уинстед, 2021

Шестеро друзей. Шесть сокровенных тайн. Одно нераскрытое убийство. Шестеро друзей приезжают в университет на встречу выпускников. Десять лет назад при загадочных обстоятельствах была убита их подруга, а одного из них подозревали в убийстве. До смерти Хезер «Семерка Ист-Хауз» была неразлучна, теперь же едва узнают друг друга… Сейчас кто-то собрал их всех вместе, чтобы выяснить, что на самом деле случилось той ночью. Кто-то полон решимости раскрыть их секреты и поймать настоящего убийцу в ловушку, заставить виновных заплатить. Теперь они являются целями, потому что один из них либо настоящий убийца, либо знает больше, чем говорит. Но может ли так быть, что кто-то стал убийцей, но не помнит об этом? Так что же произошло той ночью на самом деле?

Глава 6

Январь, первый курс

Ужас и предвкушение: самый могущественный в мире химический коктейль. До дня приёма в сестринства я никогда прежде не видела сразу стольких готовых взорваться девушек. Баскетбольный корт спортзала был битком набит, от стены к стене, поёживающимися, трясущимися первокурсницами; одни бесконечно тараторили, а другие хранили гробовое молчание. Мы с Каро представляли оба лагеря: она не могла заткнуться, а я не могла раскрыть рта.

— Думаешь это правда, что говорят, что мальчишки выстраиваются на порогах и кричат на нас, пока мы бежим? Думаешь, правда, что они чем-то бросаются? А что если нас не захочет абсолютно никто и мы попадём на самое дно, в какое-нибудь «АОД» или типа того? Что если мы не попадём в «Чи-О»? — Каро закрыла глаза и сделала глубокий вдох. — Всё будет нормально. Всё будет хорошо.

Что если я не попаду в «Чи-О»? Этот страх меня преследовал. Но я туда попаду, обязательно должна. Попасть туда — значит будто бы получить надпись на лбу «популярная, красивая, лучшая», и где бы я ни шла, все сразу будут это знать.

Наш лидер студенческих объединений вручил конверт Каро, потом мне. Хезер подошла поближе:

— В нетерпении?

— Угу, — неубедительно сказала Каро. Я, с пересохшим ртом, кивнула.

— Вот наша общественная судьба, вот она, в наших руках! — Хезер подбросила конверт и засмеялась, как будто он не весил тысяч фунтов ожиданий. Потому что разумеется. Я начала понимать, что в жизни Хезер не было ни единого мгновения, когда она не была чрезвычайно уверена в себе. Обычно это было упоительно. Сейчас я почувствовала укол зависти.

— Итак, девушки, — сказал в микрофон президент студенческих объединений. — Настал тот час. Открывайте конверты, а потом вы можете бежать в свои новые дома на кампусе, туда, где вас ждут ваши сёстры!

По всему спортзалу послышались визги и звуки рвущейся бумаги. Я дёрнула свой конверт, но он не поддавался.

Рядом со мной Каро завизжала:

— Я попала в Каппу! О господи, Джесс. Я знаю, что это не «Чи-О», но я всё равно так рада!

У меня не было времени её утешать. Зал наполнился визгами и всхлипываниями. Я дёрнула сильнее, и, наконец разорвав конверт пополам, стиснула в пальцах красиво надписанное приглашение.

«Джессика Миллер,

мы очень рады пригласить тебя стать

членом Каппа Гамма 2006 года приёма!»

Как Каппа? Я сидела, но земля подо мной завертелась. Попытался вырваться плач, но я сдержала его. Нельзя плакать здесь. Я не стану. Мне нужно было выбраться отсюда до того, как взорвётся то, что сейчас во мне копилось.

Моё внимание привлёк счастливый визг оттуда, где Хезер и Кортни вместе прыгали; со времени встречи выпускников они уже давным-давно успели помириться.

— Мы соседки и «Чи-О», — радостно кричала Хезер.

Их взяли, а меня нет. Хезер и Кортни. Комната пошатнулась.

— Джесс, куда тебя взяли? — Каро улыбнулась, но глаза её были встревоженными.

Я пихнула ей приглашение.

— Это великолепно! — Она радостно раскинула руки. — Нас приняли обеих! Джесс, это прекрасно. Теперь мы всё сможем делать вместе.

Я неловко поднялась на ноги, игнорируя ей протянутые руки и побежала через спортзал, огибая группы девчонок; некоторые прыгали от радости, другие, не стесняясь, рыдали.

Я выскочила из спортзала и побежала, двигаясь так быстро, как только могли нести меня ноги, и игнорируя холодный январский воздух, странные взгляды и одного парня, который закричал:

— Первокурсница, общаги в другую сторону!

К тому времени, как я добежала до Ист-Хауза, мои глаза уже застилала пелена слёз. Я провалилась. Я едва заметила, что прошла во дворе мимо Фрэнки и Джека; они пили пиво и смеялись возле снеговика с неприлично большой определённой частью тела. Но я не посмела остановиться, просто проскочила внутрь и побежала вверх по лестнице — и врезалась во что-то большое. До того, как я успела упасть назад, меня протянулись и ухватили чьи-то руки.

— Джесс?

Я потёрла глаза. Это был Куп, в его кожаной мотоциклетной куртке; возможно, он направлялся по какому-то из своих дел, о которых он всегда отказывался нам рассказывать.

Его руки были на моих плечах, тёплые даже через ткань моего пальто. Он посмотрел на меня.

— Что случилось?

Я потрясла головой. Я очень хотела попасть в свою комнату. Даже если там Рейчел, мне было всё равно. Я всё равно разрешу себе плакать, а ей придётся потерпеть.

Он потёр мои плечи, а я невольно прижалась к нему.

— Серьёзно, ты можешь мне рассказать.

— Меня не взяли в «Чи-О», — призналась я, не в силах дальше держать это в себе. — Я предпочитала их, а меня не взяли, и теперь я — в «Каппа». Не могу поверить, что меня не взяли. Что со мной не так?

— Так это всё из-за сестринств? — Куп убрал руки с моих плеч и сунул их в карманы. — Ты же знаешь, что это элитистский бред? Зачем тебе вообще быть частью всего этого? Система буквально сделана для того, чтобы заставить тебя себя ненавидеть — это же её главный двигатель!

Это был последний удар. Я разревелась.

— Чёрт. Ты правда расстроилась. Хорошо, мы можем это поправить. — Куп положил руку мне на плечи и открыл дверь на третий этаж. — Давай, пойдём поговорим. Ты можешь мне рассказать обо всех ужасных вещах, которые сделали «Чи-О», а потом мы закидаем их общагу тухлыми яйцами или ещё чем-нибудь.

— Нет, — сказала я, хоть уже и позволила ему завести меня в коридор перед их с Минтом комнатой. — Я не хочу тебя беспокоить.

Он открыл дверь и завёл меня внутрь. При виде их комнаты я даже сейчас не смогла сдержать улыбку. Она была идеальной репрезентацией того, кем были Минт и Куп: одна сторона — в мужественных синих и коричневых тонах, с дорогими простынями, кубками за плаванье и идеальной чистотой. Вторая была завешена постерами рок-групп, простыни были ярко-розовыми и повсюду валялся всякий хлам.

— Поверь мне, — Куп посадил меня на свою кровать, — ты точно меня не беспокоишь.

Он бросил ключи на стол и пошёл к двери.

— Подожди меня тут. Я пойду куплю нам газировки и жевательного мармелада, чтобы добавить тебе глюкозы в организм. Ты же любишь жевательный мармелад, да? Ты всё время его ешь, когда делаешь домашку.

Я кивнула, стараясь сдерживать слёзы.

— Хорошо, я сейчас вернусь. Серьёзно, не уходи никуда. — Куп вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

Оставшись одна, я дала волю слезам. Я не понимала что я сделала не так. Во время борьбы за место в «Чи О» я старалась не слишком обольщаться, подбирать запасные варианты, но это не имело никакого значения: я всем сердцем хотела в «Чи-О». Я воображала как иду по кампусу с этими буквами на груди, и все видят что я из себя представляю. Мечтала, как скажу папе, что попала в лучшее сестринство на кампусе. Представлю ему неопровержимое свидетельство: «Смотри, кто я. Такая хорошая. Другие это увидели и дали мне это в доказательство».

Дверь распахнулась, и я вздрогнула от неожиданности. Но вместо Купа в дверях стоял и пялился на меня Минт. Я вытерла со щёк слёзы; пальцы были все чёрные от макияжа. О, господи. День делался только хуже.

— Извини, — сказала я, вскакивая на ноги. — Я тут болтала с Купом. Я пойду.

— Подожди. — Минт бросил рюкзак на пол, а пальто — себе на стол. — Ты плачешь. — Он посмотрел на меня поближе. — Сегодня же решающий день для сестринств?

Конечно, Минт это знал. Он, Джек и Фрэнки на следующей неделе будут приносить клятвы верности «Фи Дельте». Увидеть, что он понимает, через что я прохожу, было облегчением, но также и унижением, потому что у него-то никаких проблем с попаданием сразу на самый верх не было.

— Ну же. — Минт сел на свою идеально заправленную кровать и постучал по месту рядом с ним. Я прошла через комнату и села, глядя на него исподлобья.

— Меня не взяли в «Чи-О», — призналась я; каждое слово отзывалось болью. — Я очень туда хотела.

— Конечно, хотела. А куда тебя взяли?

— В «Каппа».

Минт тронул моё колено своим.

— Каппа — это хорошо.

Я посмотрела на него. Как это было возможно, что даже тут, в середине дня в полутёмной комнате общежития, его глаза были такими невозможно голубыми?

— Тебе необязательно мне врать. Мы оба знаем, что «Чи-О» — лучшие. Кортни и Хезер обеих приняли.

— Хезер?

Я развернулась к нему лицом.

— Прикинь, да? Я не хочу грубить, но… — Я замешкалась. Это пожирало меня, прожигало дыру в сердце. Я хотела сказать это вслух, но не знала как отреагирует Минт. Что если он скажет мне уйти, а потом расскажет Хезер? Я глубоко вдохнула, а потом решилась на прыжок. — Почему она?

Кортни я бы поняла: конечно её приняли в «Чи-О», она была рождена для этого. Но Хезер? Хезер и хорошенькая-то едва-едва. У неё слишком большой лоб. Она маленькая. Не то чтобы она лучше учится или намного более популярная. Членство в «Ист-хаузской семёрке» давало нам с Хезер равное положение — по крайней мере, я так думала. У её семьи были деньги — ну и что? Или дело было в силе её громкого голоса, её уверенности, её чересчур яркой личности?

Это были ужасные мысли. Я любила Хезер. Она давала мне смелость — как будто когда мы вместе, для нас не было ничего невозможного. Но я просто не могла перестать вспоминать, как она прыгала вместе с Кортни, смеялась и размахивала приглашением, которое должно было бы быть моим. А что если наши места перепутали? А что если я пойду к президенту студенческих сообществ и потребую расследования, и они осознают свою ошибку. Я представила себе, как президент забирает у Хезер её приглашение и отдаёт мне.

Нет. Конечно, я не могла так поступить. Но я чувствовала себя такой беспомощной. Я хотела контролировать хоть что-то, избавиться от боли. Образ счастливого лица Хезер больно меня ранил.

— Слушай, — сказал Минт, кладя руку мне на коленку. — Не выбрав тебя, «Чи-О» совершили ошибку. Покажи им это.

— Как? — Там, где мы соприкасались, по моей кожей бегали мурашки.

— Каппа сейчас номер два, да? Тебе всего-то надо забрать первое место у «Чи-О». Соревнуйтесь активнее. Победите их в их собственной игре. Я тебе помогу.

— Поможешь?

Он повернулся лицом ко мне, скрестив ноги. Я не могла не вспомнить сцену из «Шестнадцати свечей», где Джейк Райян сидит через стол от героини Молли Рингвальд, между ними торт со свечами, и говорит ей загадать желание. Он был Джейк Райян, но в золоте.

— Конечно. Всем, чем смогу.

Я почти спросила его почему, но не хотела разрушать момент.

— Скажи мне что-нибудь, — вместо этого сказала я. — Что-нибудь стыдное.

— Что? — Минт выглядел ошеломлённым.

— Я только что рассказала тебе о своём провале, — сказала я, — и теперь я тут сижу и мне стыдно. Расскажи что-нибудь, чтобы мы были квиты.

Щёки Минта порозовели — неужели я вижу как он краснеет? Я наслаждалась своей властью.

— Что-нибудь чего ты никогда никому не говорил, — осмелев, добавила я.

Он внимательно меня изучал. Я, должно быть, выглядела очень жалко, потому что он выдохнул.

— Хорошо. Я расскажу тебе кое-что, чего я стыжусь, если ты поклянёшься никогда это не повторять.

— Клянусь. — Эти слова имели силу настоящей клятвы. Я чувствовала, как между нами со звоном натягивается струна.

— Моя мама… — Его голос сорвался, и он глубоко вдохнул. По мне побежали мурашки: он правда собирался сказать мне что-то важное, я это чувствовала.

— В прошлом году я узнал, что моя мама изменила моему папе.

Я сочувственно ахнула.

— Это было унизительно. Оказалось, она уже давно ему изменяла, с одним из членов совета директоров их компании. Все узнали. Но она отказалась перестать видеть этого мужчину. Я ожидал, что папа с ней порвёт, разведётся, чёрт, хотя бы даст этому уроду по морде. Я ожидал, что стану сыном разведённых родителей. Но он совершенно сдался.

— В каком смысле?

— Он был таким слабым. Он даже не боролся. Позволил им топтаться по нему, позволил этому мужику его кастрировать. Он несколько дней плакал и просил её с ним не разводиться, сказал, что она может продолжать видеть того парня, всё что захочет. Все узнали и об этом тоже, и теперь куда бы мы ни шли, все шепчутся о том, что моя мама спит с другим мужиком, а мой отец — чёртов рогоносец.

Чем больше Минт говорил, тем острее и жёстче делался его голос. Когда он сказал это странное слово «рогоносец», оно прозвучало, как битое стекло. Я отстранилась.

— Мой папа — ужасный трус. Я его ненавижу. Дома все болтают обо мне у меня за спиной и это — его вина. На вечеринке, которую устроила моя мапа перед моим отъездом в Дюкет, я запер дверь и не пустил его домой. Все смеялись и показывали на него в окне. И знаешь что? Вместо того, чтобы сочувствовать ему, мне это понравилось. Очень понравилось. Лузером был он, а не я.

— Минт, это ужасно, — сказала я, не в силах удержаться.

— Ну, да. Теперь ты знаешь мой стыдный секрет. Тебе лучше?

Мы сидели молча, пока я осознавала, что у такого идеального Марка Минтера такая ненормальная семья. Я сглотнула.

— Мне кажется, я тоже ненавижу своего отца.

Минт изучал своё одеяло, а теперь посмотрел на меня.

— Правда?

— Думаю да.

— Да уж, посмотри на нас. Два козла, ненавидящих своих пап.

Я с облегчением рассмеялась, потому что конечно же Минт — не козёл, и если я в одной группе с ним, то со мной всё будет хорошо.

— Поверить не могу, что ты сказал мне что-то такое личное, — сказала я.

— Ты меня спросила.

— Да, но… Я не думала, что ты правда это сделаешь.

— Джесс. — Минт моргнул. — Ты мне нравишься.

Второй раз за тот день мир сошёл с орбиты. Марку Минту нравлюсь я? Я, Джессика Миллер? Это была самая невероятная из всех побед: как выиграть в лотерею или найти в шоколадке золотой билетик.

Он сглотнул, выглядя невыносимо смущённым, и я осознала, что, потерянная в своём удивлении, я так и не ответила.

— Я тебе не верю, — сказала я.

Он улыбнулся, ярко, как солнце, и снова стал золотым мальчиком, оставив позади стыдное признание.

— Почему это?

— Потому что ты… Минт.

Он положил руки с обеих сторон моего лица.

— Мне нравится, каким ты меня видишь.

Я глубоко вдохнула, чувствуя запах его парфюма: апельсин и специи, а потом он притянул меня к себе и поцеловал меня этими прекрасными губами. Поцелуй был медленный и нежный, пока я не подползла поближе и поднялась на колени, а он поцеловал меня крепче, запустив руки в мои волосы. Я, со сбившимся дыханием, отстранилась. Самый прекрасный парень в мире.

— Ты мне тоже нравишься, — сказала я; преуменьшение века, и снова его поцеловала.

Звук глухого удара заставил нас оторваться друг от друга. Моё сердце бешено забилось, я развернулась к двери. Там стоял Куп с упаковкой мармелада в руках, а две бутылки газировки катились по полу у него под ногами.