Мне снится нож в моих руках

Эшли Уинстед, 2021

Шестеро друзей. Шесть сокровенных тайн. Одно нераскрытое убийство. Шестеро друзей приезжают в университет на встречу выпускников. Десять лет назад при загадочных обстоятельствах была убита их подруга, а одного из них подозревали в убийстве. До смерти Хезер «Семерка Ист-Хауз» была неразлучна, теперь же едва узнают друг друга… Сейчас кто-то собрал их всех вместе, чтобы выяснить, что на самом деле случилось той ночью. Кто-то полон решимости раскрыть их секреты и поймать настоящего убийцу в ловушку, заставить виновных заплатить. Теперь они являются целями, потому что один из них либо настоящий убийца, либо знает больше, чем говорит. Но может ли так быть, что кто-то стал убийцей, но не помнит об этом? Так что же произошло той ночью на самом деле?

Глава 8

Январь, третий курс

Что бы я ни делала, счета меня всё равно находили. Если я избегала почтовый ящик в студенческом центре, их доставляли к моей двери. Если я прятала их под книгами и бумагами на столе, они каким-то образом оттуда выкапывались, их случайно роняли со стола Каро и Хезер, и они рассыпались по полу.

В тот самый день, когда я открыла красный конверт и обнаружила, что на третьем курсе колледжа я имела долг в десять тысяч долларов — мне жирным шрифтом угрожали «обращением в суд в случае дальнейшей неуплаты» — родители Хезер удивили её новёхоньким «BMW». Был первый день родительского уикенда, который всегда превращал кампус в свою весёлую, но благопристойную версию. Мои родители никогда не приезжали. Конечно же они получали приглашение от школы — тяжёлое, тиснёное золотой фольгой — но они ни разу этого не упоминали.

Когда я открыла дверь в нашу комнату, со счётом в руках, я обнаружила, что там были не только Хезер и Каро, но и их родители; они радостно кричали и вскрывали шампанское на нашей крошечной кухне. Они чокались длинными искрящими бокалами и представляли собой живописную, хоть и неожиданную сцену.

Я остановилась в дверях.

— Что происходит?

— Предварительное празднование двадцать первого дня рождения Хезер, — с нежностью в голосе сказала доктор Шелби. Мама Хезер была вылитой копией её самой, вплоть до слишком большого лба. На ней были тяжёлые украшения и свободная одежда — как на какой-нибудь владелице дорогого спа-отеля. Это был стиль, с которым я познакомилась в Дюкете; я называла его «Богатая женщина за пятьдесят».

— Они подарили мне новую машину! — Хезер бросила мне связку ключей. — Больше никакой старенькой «Ауди». Я скоро собираюсь прокатить Джека с родителями, если хочешь, поехали с нами.

Я поймала ключи той же рукой, в которой держала красный конверт, а потом быстро отдёрнула руку, чтобы они не увидели. Ключи были большими и тяжёлыми; на них были врезки с сине-белым логотипом «BMW» — могущественные талисманы богатства. Я сглотнула и положила ключи.

— А, обыкновенные ключики, — я улыбнулась, чтобы показать, что шучу. — Думала, они будут позолоченные или типа того.

Мне было любопытно что они сделают с аж пятилетней старой «Ауди» Хезер.

— Давай нальём тебе бокал, — сказал мистер Шелби. Он был маленьким, лысеющим, но постоянно улыбающимся мужчиной. — Французское. Настоящее.

— Вообще-то, — сказала я, сжимая в руках счёт, — я забыла, что у меня урок рисования.

— Рисования? — Мама Каро выглядела озадаченной. — Я думала, ты учишься на экономиста.

— Это правда, — сказала Хезер, взмахнув рукой. — Джесс — ужасно умная. Но она не вообще-то не любит экономику. Она обожает рисовать.

— Экономика — самый практичный выбор, — папа Каро предупреждающе посмотрел на неё, как будто волновался, что моя непрактичность может оказаться заразной. — Особенно на фоне спада. Ты слышала, говорят, что рынок недвижимости…

— А мне нравится, что у меня есть друг-художник, — перебила его Хезер. — Не всё в мире должно вертеться вокруг денег. — Она подмигнула мне и подняла свой бокал с шампанским. — За Джесс, нашего личного Ренуара!

— Не волнуйтесь, — сказала я папе Каро, игнорируя представление Хезер. — Это просто хобби. — Я отступила к двери, а развернувшись, чтобы помахать им рукой, поймала на себе удивлённый взгляд Каро. Она каждый семестр учила наизусть моё расписание, поэтому конечно же знала, что я вру насчёт рисования. Но мне надо было сбежать.

Я побежала по кампусу, не представляя куда хочу попасть, пока не оказалась перед башней Блэквел. Я вошла и полезла вверх по ступенькам; круг за кругом, выше и выше; с каждым шагом из глаз лились слёзы. Конечно же я не учусь на художника. Мне нужен серьёзный диплом, такой, с которым можно подняться в мире; с которым перед тобой открываются двери. В Дюкете очень легко увидеть как выглядит могущество: студенты в интернатуре в фондах своих отцов после того, как те пожертвовали большие суммы денег; постоянные профессора, которые брали отпуск, чтобы стать советником президента по торговым вопросам. Могущество выглядело как «Мазератти», припаркованные на местах для владельцев сезонных абонементов на футбол и знакомые фамилии на бортиках бейсбольных стадионов. Оно выглядело как доктор Джон Гарви, знаменитый экономист.

В этом семестре я наконец-то попала на один из курсов доктора Гарви, и было трудно не быть очарованной его лекциями. Он имел сухой, резкий голос, носил костюмы-тройки и цитировал секретарей министерства обороны. Он выговаривал всякому студенту, посмевшему опоздать на лекцию, и требовал, чтобы мы прочитали все его книги по экономической теории.

Конец ознакомительного фрагмента.