Демоны города масок

Юлия Арвер, 2023

Амаль – в прошлом властная и непоколебимая ведьма, владеющая личным отрядом сильнейших колдунов. Ныне же она потеряла власть над Вароссой и чуть не лишилась собственной магии. Бывшей наместнице больше некуда идти. Девушка вынуждена скрываться от брата Айдана, который убил ее людей. Помочь Амаль может только Тир Ак-Сарин – воевода Мирен, жаждущий жениться на ведьме и удержать трон. Амир отчаянно ищет Амаль и лелеет надежду увидеть ее живой. Он терзается чувством вины за то, что предал наместницу, но прошлого не исправить. По ее следу он направляется в Мирею. Но удастся ли ему заслужить долгожданное прощение? Нарамцы борются за свою независимость в империи, а возлюбленные жаждут справедливости. Но какая судьба уготовлена каждому из них в мире, объятом пламенем?..

© Юлия Арвер, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Когда то́пи внутри, в них не смотри

Глава 1. Зеленое пепелище

Амир

Если кто-то в этом мире видел хоть одно посмешище глупее меня, то я лично поклонюсь ему в ноги. Какой навир стал бы прятаться в тени старой вишни, чтобы хоть одним глазом взглянуть на фигуру девушки, гордо шагающей по утоптанной дорожке? Я беззаботно прислонился спиной к стволу дерева и наверняка со стороны смотрелся уверенным и спокойным, но по телу тем временем ползали мурашки.

Позор всего корпуса навиров! Струсил перед девчонкой, чью магию надежно сковали браслетом тишины!

Амаль возненавидела меня всем своим непостижимым сердцем. Стоило горькой правде показаться, словно дерьму из-под снега, и я для нее умер. Но разве это повод делать вид, будто мне плевать на ее судьбу? Пусть отныне моя участь лишь наблюдать со стороны, я, скрипя зубами, принял ее.

Амаль не приняла и не примет ни один из моих мотивов. Я подвел Тира и Лиру, но сумел спасти ее. Чтец тела рассказал, что в сознании наместницы мелькали воспоминания о девушке с двумя косами на висках, которая испепелила кадара, словно щепку в костре. Я знал, кто это. Знал, откуда она пришла. Значит, Маура с дружком успели раньше и спасли Амаль. Из ее глаз, что чернее зимней ночи, не ушла жизнь. И это важнее моих дурацких чувств.

Реф закатил бы глаза, увидев, как я трепещу перед встречей с наместницей. Обозвал бы трусом и тупицей, убедил бы поговорить с Амаль и попросить прощения если не для себя, то для Тира. Но Рефа не было рядом, а я не решился вновь предстать перед ней. Жалкий вонючий ублюдок — вот кем стал я не только для нее, но и для самого себя.

Три бесконечных дня, казалось, вырвут мои жилы, разотрут в порошок кости и развеют по ветру каждую мысль о наместнице. Они тянулись бесконечным мельтешением людей и слов, и в этой невыносимой суете я мог думать лишь о том, как добиться освобождения Амаль. Но выяснилось, что веское слово Айдана куда убедительнее любых моих доводов. Новый воевода вступился за сестру, а не упрятал ее на рудники. И эта доброта, заключенная в браслете тишины, дурным предчувствием свербела под ребрами и выворачивала кости. Разве мог Айдан питать привязанность к сводной сестре?

Рыжеволосый парнишка-навир окликнул Амаль у самых ворот и, воровато осмотревшись по сторонам, вручил ей кинжал. Долго же мне пришлось упрашивать у Дана разрешения забрать его из хранилища. Этот клинок — частица того, что осталось наместнице от ее верного друга. Разве мог я позволить, чтобы у Амаль отобрали даже его?

Пусть ее отныне защищает хотя бы кама.

Амаль схватила ножны с кинжалом и воинственно сжала их в руке. Я не мог слышать, о чем они говорили, и не видел выражение ее лица, но в красках себе представил. Наверняка оно играло всеми оттенками презрения.

Я провожал тяжелым взглядом ее удаляющуюся фигуру, и сердце билось так часто, словно торопилось вырваться из клетки ребер и броситься следом.

Прости меня, Лира, я должен был любить тебя, но пропал в огне Амаль Кахир. Обещаю, я все исправлю, моя прелесть. Только бы никогда больше не видеть бывшую наместницу Варосских земель и всю жизнь смотреть лишь на тебя. Если Тир не прогонит меня после позорного провала, о котором я ему уже с тяжелым сердцем написал.

Я одернул мундир и, приосанившись, направился к воротам, чтобы расспросить парнишку-навира. Уверен, ничего хорошего он мне не расскажет, но удивить может. Завидев меня, парень приветливо кивнул и протараторил:

— Подпоручик, я выполнил вашу просьбу. — В его водянисто-зеленых глазах светилась жажда похвалы. Надо же, годы обучения в кадетском корпусе навиров не сумели вытравить детскую непосредственность.

— Скажи-ка… — Я замешкался, позабыв его имя.

— Насон, — подсказал паренек.

— Точно, Насон. Скажи, что ответила Амаль Кахир?

— Ножу она обрадовалась. — Парнишка стыдливо отвел взгляд.

— Но… — подсказал я. В случае с Амаль это «но» было написано перед моим внутренним взором кровавыми буквами.

— Но велела передать, что вы своими руками отдали ей оружие, которое она всадит вам в глотку, если увидит снова.

Я хмыкнул, и губы сами собой расплылись в печальной усмешке. Почему за какой-то жалкий месяц грубость Амаль перестала казаться безобразной? Она все еще вызывала гнев, но теперь его неизменно сопровождало восхищение. Да, я восхищался силой духа наместницы и ненавидел себя за это.

— Угрожать навиру — вопиющая дерзость, — продолжил Насон. — Как считаете, нужно доложить командиру?

— Ни в коем случае, — встрепенулся я. — Ее слова не несут угрозы. Только бессильную злость.

Ложь. Мне и в голову не пришло сомневаться в Амаль. Она груба и вспыльчива, а уж после горестей, что свалились на нее за последние дни, наместница и вовсе утратила власть над гневом. Как сказал Реф, Амаль — олицетворение пламени. Если наши силы схлестнутся в поединке, кто выйдет из него победителем — загадка.

— Амаль Кахир опасна. Подпоручик, вы нездешний и наверняка не знаете, что о ней говорят… — не отступался Насон, но умолк, покорившись моему отрывистому жесту.

— Лучше бы тебе заняться делом, а не пересказывать сплетни, как тетки на базаре, — процедил я, тем самым отдав четкий приказ.

Насон с неодобрением покосился на меня, но спорить не посмел. Приказ старшего по званию — непреложный закон.

— Узнаю, что болтаешь о разговоре с Амаль Кахир, будешь наказан, — добавил я напоследок, наверняка заработав горячую неприязнь парнишки.

Тот склонил голову в коротком поклоне и зашагал к плацу, где как раз начиналось построение. Я, будучи служащим Адрамской роты, имел право в этом не участвовать и пользовался своим положением без зазрения совести.

Силуэт Амаль уже давно растворился в людском потоке. Я бездумно смотрел на мельтешащих горожан, размышляя, куда она пошла. Наместница могла направиться как к Зеленому особняку, так и к дому Октая. Кто же это такой, нечисть его побери?

— А ты неплохо прячешься, — раздался в отдалении зычный мужской голос, и его отрывистые слова отозвались гулким эхом где-то под ребрами. Я знал, кто это.

Новый воевода приближался размашистым шагом. Он буквально лучился высокомерием. Первое лицо провинции сопровождала свита из двух крепких мужчин в алых одеждах. Лица их скрывали тканевые маски — совсем как у солдат наместницы. За плечами обоих реками крови развевались плащи.

Айдан успел облачиться в форму воеводы. На груди сверкал знак императора — корона с вензелем «Р», означающим императорский род Ратомир, а мундир подпоясывал белоснежный ремень с ножнами, в которых искрилась позолотой рукоять кинжала прежнего воеводы. Наверняка родовая вещица.

Нарамцы уже признали Айдана, несмотря на то что церемонию передачи правления еще не провели. На нее по давней и нерушимой традиции ждали самого императора. До этого дня Айдан не мог считаться полноправным воеводой. Впрочем, его огромное чувство собственного превосходства, для которого тесен не только Даир, но и весь Нарам, вряд ли интересовала эта маленькая оговорка. Для народа теперь власть Айдана нерушима. Он слишком значим для нарамцев, в отличие от той же Амаль, о жестокости которой слагали легенды, сплетая далекие и обрывочные сплетни в один колючий клубок. Когда-то этот клубок вынудил меня возненавидеть наместницу еще до встречи в Вароссе, а Тира — увериться в том, что ее разум затуманен жаждой власти.

Я терпеливо дождался, пока Айдан приблизится, прежде чем вежливо поинтересоваться:

— Позвольте узнать, от кого же я прятался?

— Думаю, от меня. Как маленький трусливый крысеныш. — На лице Айдана играла самодовольная усмешка. Из-под масок его прихвостни взирали на меня одинаково снисходительно. Что это за псы, смеющие так смотреть на навира?!

— Прошу меня простить, Айдан Кахир, но в последние дни я был слишком занят, чтобы выделять время на подобные забавы, — процедил я, добавив стали в голос. Навиры — не шавки, перед воеводами не пресмыкались.

Ужаленный моей дерзостью, Айдан нахмурился. Его потяжелевший взгляд пригвоздил бы меня к месту, если бы я хоть каплю уважал или боялся этого ублюдка.

— Здешний командир увиливает от моих вопросов о том, кто ты такой и что делал рядом с Амаль. Ему простительно, высокий чин, как-никак. А вот ты — другое дело. Отвечай немедленно, кто послал тебя к моей сестре?!

Айдан вздернул подбородок в попытке посмотреть на меня свысока, но наша разница в росте получилась столь незначительной, что я едва сдержал ухмылку.

— Тир Ак-Сарин слишком сильно волновался о безопасности Амаль Кахир. Он и послал меня в Вароссу, чтобы я защищал его невесту.

Айдан недоверчиво прищурился.

— От чего он хотел ее защитить?

— А вы считаете, что она была в безопасности? Так давайте вспомним о горном кадаре, убийствах и помешательстве вашего брата.

— Не лги мне, навир! — рявкнул Айдан, заставив свою свиту заметно напрячься. — Ак-Сарин прислал прошение о браке уже после нападения кадара!

Я вновь усмехнулся, отчего маска величия нового воеводы покрылась сетью трещин, показывая миру помешанного на мести младшей сестре подонка.

— Неужели вы и вправду считаете, будто Тир Ак-Сарин пренебрег мнением Амаль Кахир? Он заручился ее согласием задолго до того, как обратился с прошением к ныне покойному воеводе.

— Тогда почему она напала на тебя? — процедил Айдан. Надо же, как просто получилось ввести в заблуждение выродка. — Ты проник к ней в дом обманом?

— Не совсем. Просто Амаль Кахир не знала, что я — навир. Вам наверняка известно, насколько сильно она нас ненавидит после случая с обыском.

Кто-кто, а Айдан уж точно был осведомлен о происках собственной матери. Пораженный пугающим откровением наместницы, я долго беседовал с братьями, которые служили в Даирской роте больше десяти лет, и уверился, что она говорила правду. В их дом действительно ворвались с обыском навиры, один из которых за эти годы дослужился до заместителя командира. Почему-то я не сомневался, что Амаль угрожали особым кинжалом. Слишком глубокую и болезненную ненависть к навирам она испытывала. К тому же некоторые из нас и вправду были падки на деньги.

— Ты врешь мне, подонок, — прорычал Айдан и, угрожающе шагнув навстречу, оказался со мной нос к носу. Я не отступил. Тьма внутри зашевелилась и заурчала, умоляя выпустить ее хотя бы на мгновение.

— Достопочтенный воевода, вы видите заговор там, где его нет. Тир Ак-Сарин заботится о своей невесте и оберегает ее. Кто-то же должен это делать, если собственная семья только мучает ее.

Айдан отшатнулся, словно от пощечины. На его лице, неуловимо напоминавшем лицо покойного воеводы, отражались ярость и изумление. Я сохранял невозмутимый вид, предчувствуя бурю.

И она непременно разразилась бы, не промаршируй мимо строй навиров. Уловив любопытные взгляды, воевода скривил рот в мерзкой ухмылке и устремился к воротам. Верная свита поспешила следом. По ту сторону каменного забора их ждали двое в алых одеждах. Они восседали на вороных жеребцах, а еще троих держали рядом для Айдана и его спутников.

— Чего хотел от тебя воевода? — раздался совсем рядом голос Дана. За глухим топотом я не различил звука приближающихся шагов.

— А что он мог от меня хотеть? Его очень интересует, откуда возле Амаль взялся навир из Миреи.

— И что ты ответил?

— Полуправду.

— Судя по кислой роже воеводы, твоя полуправда встала ему поперек горла.

Я раздраженно пожал плечами, все еще провожая взглядом удаляющуюся кавалькаду во главе с Айданом. Успела ли Амаль уйти достаточно далеко, чтобы старший брат ее не догнал? Придется выяснить, где она, иначе ядовитые когти и клыки моей потрепанной совести не позволят спокойно вернуться домой.

— Ты уезжаешь завтра? — словно прочитав мои мысли, спросил Дан.

— Да. Я убедился, что она на свободе. Пора возвращаться на родину и исправлять то, что натворил здесь.

— Предлагаю вечером выпить. Знаю я тут один кабак неподалеку. Владелец — наш осведомитель. Вы в своей скучной Мирее таких заведений не видали.

Печально усмехнувшись, я покачал головой.

— Нет у меня никакого желания веселиться.

— А я прямо-таки чую, что тебе полезно хорошенько напиться. Твои щенячьи глаза при виде Амаль Кахир не заметит разве что слепой, — хмыкнул Дан. — Возражений не принимаю. В конце концов, одному Владыке известно, когда мы свидимся в следующий раз.

И я сдался. Когда жаркое солнце закатилось за горизонт, а на Даир опустилась бархатная осенняя мгла, мы остановились перед двухэтажным зданием из белого камня с гордым названием «Сокровища провинции». Что ж, у каждой провинции свои сокровища. Похоже, Нарам мог похвастаться только пойлом.

Трактир притаился на узкой улочке, неподалеку от рынка, который днем гудел разворошенным ульем. С приходом темноты этот гомон сменялся шумом трактиров и постоялых домов. Все приличные кофейни, коими славился Даир, закрылись, уступив место питейным заведениям.

Здание трактира увивал плющ, возвращая мои мысли к Зеленому особняку. Днем я наведался к дому Мауры и невольно замер, пораженный мрачными воспоминаниями. Кто бы мог подумать, что призраки прошлых дней, когда тощий сын пекаря прибегал сюда с хлебом под мышкой, загребая пыль прохудившимися носами башмаков, безжалостно обрушатся на меня спустя столько лет! Я забыл, справился с собой и детскими обидами. Стал тем, кем мечтал стать, будучи обозленным на весь мир ребенком. Так почему же призрачная боль до сих пор зудела внутри?

Когда, скрытый сгущающимся полумраком, я наблюдал за Зеленым особняком, мимо прошли навьюченные покупками пара солдат из отряда наместницы. Наверняка бывшие сослуживцы возвращались с рынка. Они беззаботно исчезли за воротами, и особняк вновь замер. Лишь тонкая струйка дыма, вьющаяся над черепичной крышей, выдавала присутствие людей в некогда пустующем доме.

Отчаявшись увидеть Амаль, я позволил ногам увести себя по знакомым улочкам туда, куда стремился маленький Амир, все еще живший где-то внутри моего огрубевшего сердца. Если Даир и изменился за прошедшие пятнадцать лет, то перемены коснулись лишь шумного центра, но уж никак не забытых Владыкой окраин. Узкие улочки, на которых то и дело мельтешили горожане в разномастных костюмах, привели меня туда, где серость сменялась серостью. Не было в бедном квартале места ярким цветам и улыбкам, как не было его и в моих детских воспоминаниях.

Я брел по знакомым утоптанным дорожкам, что пришли на смену брусчатке. Эта часть Даира не таила в себе ни очарования, ни таинственности. Здесь давно поселились нищета и отчаяние. Старые покосившиеся домики, люди в темных одеждах, вонь от скота и бесконечно уставшие лица. Здешние жители дни напролет обрабатывали землю, трудились на мануфактурах и кузницах, пасли скот и таскали на рынок огромные тюки с выращенными овощами и фруктами, продавая все до последней морковки в надежде заработать на муку и крупы. Толпы детей в поношенных одеждах шатались по окрестностям, и невозможно было определить, кто из них беспризорник, а кто — нет. Когда-то и я прибился к одной из таких шаек.

За три месяца до того, как на пороге нашей хибары появились навиры, отец, напившись в очередной раз, обрушил на меня поток брани. Он вопил, какое же ничтожество уродилось из его семени, а мать трусливо горбилась в углу, зажимая уши четырехлетней Дании. Тогда я впервые осознанно применил на отце свой дар, заставив его подавиться словами и заткнуться. Подобного унижения он не вынес и велел убираться из дома. Уже у порога мать из жалости шепнула, чтобы я приходил втайне от отца. Гордость не позволила мне принять ни крошки у женщины, не сказавшей ни слова в защиту своей плоти и крови.

Тогда я и повстречал шайку мальчишек-беспризорников. Благодаря необычным способностям они радушно приняли меня в свои ряды. Так мы и скитались по улицам, воруя у зазевавшихся дураков кошельки, выпрашивая милостыню и постоянно скрываясь от солдат. Ох, а еще дрались! Сколько же мы дрались! Впрочем, наша банда неизменно побеждала. Попробуй проиграй с лихомором, чьи устрашающие тени вынуждают обделываться в штаны даже отъявленных смельчаков. Молва о моем даре разлетелась быстро. В поисках защиты и лучшей жизни к нам прибился десяток перебежчиков из других банд. Так заброшенная лачуга неподалеку от городского кладбища, в которой мы обрели приют, наполнилась людьми.

А после молва о мальчишке-лихоморе дошла и до навиров, которые выследили меня по дороге к новому дому и вызвали на разговор. Трое статных мужчин в зеленых мундирах с красными воротами показались мне величественными, будто небожители. Навиры не угрожали и не тащили с собой волоком. Они предложили мне стать одним из них, и этих простых слов хватило, чтобы мальчишечье сердце, жаждущее славы и почета, зашлось от волнения. Конечно же, я согласился. Тогда они велели рассказать, как меня угораздило очутиться на улице. Я и рассказал.

Посовещавшись, они решили все же заплатить за меня отступные. Изумленные глаза отца с матерью и испуганный писк Дании я не забуду даже на смертном одре. Родители поначалу решили, будто я натворил нечто настолько невообразимое, что особые солдаты императора возьмут под стражу и их тоже. Когда же один из навиров признался, что меня забирают для обучения в кадетском корпусе, отец и вовсе не поверил. Никто не собирался спрашивать разрешения на то, чтобы забрать меня в Белояров, но триста золотых легер родителям снисходительно отдали. Вернее, бросили, будто подаяние, которого они не заслужили. При виде денег глаза матери и отца зажглись алчностью, отчего я сердито отвернулся, поспешив скрыть навернувшиеся слезы обиды и горечи. Это были последние слезы, пролитые мною в этой жизни.

Сегодня же ноги вели меня по знакомым местам, а сердце трепыхалось обезумевшей птицей, бьющейся в клетке. Когда впереди замаячили обугленные развалины дома, где прошло мое несчастное детство, оно и вовсе остервенело заметалось. Родительский дом сгорел! Судя по сорнякам, заполонившим некогда ухоженный огородик, здесь уже много лет никто не обитал. Куда делись родители? Остались ли в живых или погибли в огне? Я соврал бы, сказав, что переживал о них или о Дании. Семья Таян уже пятнадцать лет не имела ко мне никакого отношения. Правда, щемящее сердце не желало этого признавать.

Обойдя пепелище по кругу, я в последний раз взглянул на останки своего прошлого и ушел, чтобы больше никогда не возвращаться в детство. Только напиться захотелось еще сильнее.

Трактир «Сокровище провинции» встретил нас шумом людских голосов и веселой музыкой. Играли на нарамской скрипке и гармошке. Между деревянными столиками сновали соблазнительные подавальщицы с ломящимися от выпивки подносами. На каждой красовался черный камзол длиною чуть выше колен, отороченный золотистой вышивкой. И если приличным девушкам полагалось носить нижнюю рубаху до пят, то местные завлекали мужчин голыми ногами, обутыми в коротенькие парчовые сапожки.

Дан кивнул на пробегавшую мимо подавальщицу, и та при виде нас кокетливо хихикнула.

— Я же говорил, таких веселых мест в вашей скучной Мирее нет и никогда не будет, — перекрикивая музыку, напомнил он.

— Почему это Мирея наша? Ты уже забыл о родине? — фыркнул я.

— Это родина обо мне забыла.

Получив уклончивый ответ, я не стал расспрашивать. Наверняка у Дана имелись причины бросить все и запросить перевод в провинцию, куда никто из навиров в здравом уме отправляться не желал. Конечно же, его прошение удовлетворили.

Дан воодушевленно потащил меня в отдаленный уголок, где за кадушкой с раскидистой пальмой притаился небольшой круглый столик. Он по-хозяйски плюхнулся на жалобно скрипнувший стул и махнул одной из подавальщиц. Призывно покачивая бедрами, та приблизилась к нам, очаровательно улыбнулась Дану и пробежала по мне изучающим взглядом. Ее улыбка растеряла почти все очарование, сделавшись натянуто-обходительной. На мне болтались ненужные вещи одного из бойцов Дана, отчего выглядел я, мягко скажем, не героем девичьих грез. Плечистый детина отдал мне их даром, и я был рад даже этому. Не ходить же днями и ночами в форме навиров, а денег у меня после пробуждения на центральной площади Даира не осталось ни легеры.

Вскоре подавальщица водрузила на стол бутылку с зеленоватой настойкой, две хрустальные рюмки и несколько тарелок с мясом, овощами и соленьями. Дан явно собрался пить всю ночь. Я был не против.

Когда в нас сидели уже четыре рюмки нарамской настойки на травах, а в груди разлилось приятное томление, он осторожно осведомился:

— Где ты пропадал до вечера? Следил за Амаль?

Фыркнув, я ответил:

— Если хотел расспросить о ней, необязательно было закатывать пир и тратить столько денег.

— Так вот, значит, какого мнения ты о втором после командира, Амир? — оскорбленно воскликнул Дан, но в глубинах его глаз цвета морской волны плясали бесы. — Решив от чистого сердца угостить тебя, я заслужил лишь глупые подозрения!

— Не разыгрывай драму, второй после командира, — с усмешкой буркнул я.

— Ладно, сдаюсь. Я видел, как тебя гложет что-то неподвластное тебе самому. Навир, поглощенный страстями, — плохой навир. По себе знаю. Вот я и рассудил, что нам обоим нужен вечер в дружеской компании.

Недаром Дан казался мне на редкость проницательным. Он с легкостью нашел подход к каждому солдату нашего взвода, став для нас не просто заместителем командира, а понимающим приятелем. Дан играючи сходился с людьми, завоевывал симпатии и покорял сердца, но при всей своей открытости никогда не пускал в душу посторонних. Он выслушивал сослуживцев, давал советы, но ни разу не раскрыл, что за демоны притаились в его собственном сердце. А я никогда не поверю, что у такого человека, как Дан, их не было. В конце концов, без демонов он не смог бы столько лет называть лучшим другом Иссура Ак-Сарина. С младшим братом Тира водила дружбу разве что нечисть… и Дан. Да и тот рассорился с Иссуром еще два года назад — как раз когда Тир занял место покойного воеводы. Тогда же и подал прошение о переводе.

— Давай еще выпьем? — предложил я и поднял рюмку, чтобы не отвечать на расспросы.

Правда, всего три рюмки спустя, растроганный душевной мелодией, я признался:

— Ты спрашивал, где я пропадал весь день? Сегодня я видел сгоревшие руины отчего дома. Не знаю, жива ли моя семья, но от родных стен остались одни головешки да дурные воспоминания.

— У тебя возникло желание повидаться с родителями? — икнув, спросил Дан, которому была известна печальная история моего детства.

— Нет, не возникло, — отрезал я. — Ни разу за пятнадцать лет.

Дан покачал головой и протянул мне рюмку.

— Я был уверен, что ты следишь за Амаль Кахир.

— Я следил, — тяжело вздохнул я.

Ну вот, обаяние Дана вновь победило! Захмелев от настойки, я оказался не в силах противостоять соблазну поведать хотя бы малую толику того, что рвало меня на части три бесконечных дня.

— Куда же она направилась?

— Я уверен, что Амаль в Зеленом особняке, но мне так и не удалось ее увидеть.

— Может, оно и к лучшему. Думаю, при встрече тебе несдобровать, — ухмыльнулся Дан. Он попытался спрятать усмешку, уткнувшись носом в рюмку, но не преуспел.

— Что б ты понимал!

— Ты прав, я мало что понимаю в вашей истории. — Дан примирительно вскинул руки. — Ты же не рассказываешь, как вышло, что тот, кто должен был неусыпно беречь Амаль Кахир, завел шашни и с ней, и с ее служанкой.

— Нет у меня ничего с ее служанкой.

— А с Амаль, значит, есть.

Я бессильно хлопнул рукой по лбу и поднял следующую рюмку.

— Она — невеста воеводы. Зачем ты влез в дела правящих особ? — не отставал Дан.

— Все гораздо хуже, второй после командира. Я сам почти что вошел в эти правящие круги.

— Неужели решил жениться на Амаль вместо Тира Ак-Сарина? — ахнул Дан, на что я лишь печально усмехнулся.

— Нет. Моя невеста — двоюродная сестра Тира, Лира Ак-Эрин.

Услышав это, Дан поперхнулся куском мяса.

— Давненько меня не было в Мирее, — прохрипел он, откашлявшись и вытерев слезы. — Как оказалось, жизнь там бурлит. Ты не думал, что Амаль может в отместку тебе рассказать Лире о вашей… интрижке? Тогда свадьбе не бывать.

— Она расторгла помолвку и теперь уж точно не поедет в Мирею.

— Неудивительно. Тир Ак-Сарин заслал к ней в дом лжеца, пусть и сделал это с добрыми намерениями. Если уж он всерьез решил жениться на Амаль Кахир, то должен был разузнать об ее нраве. Эта стерва не моргнув глазом сведет в могилу всех врагов до единого. Ты слышал, что в тринадцать лет она сожгла человека и за это отец выслал ее из столицы? Похоже, надеялся, что Нечистый лес поглотит проблемное дитятко.

— Мне об этом известно, но не стану ее осуждать.

Растревоженный ядовитыми словами Дана, я будто бы вновь оказался под дверью спальни Амаль и услышал ее дрожащий голос: «Мне до сих пор снится тот парень. Я раз за разом сжигаю его, и так с тринадцати лет».

Я так и не узнал, кого Амаль сожгла и почему, но после подслушанного разговора с Беркутом не сомневался, что именно Айдан стал всему виной. Пережитое преследовало ее в ночных кошмарах, выворачивало наизнанку израненную душу. Наместница не превратилась в умалишенную хладнокровную душегубку. Да, порой она страшна в гневе. Да, мстительна и вспыльчива, как и я сам, но Амаль не сумасшедшая. Жаль, что я понял это слишком поздно.

— Она и тебя пыталась убить. Вот так любовь у дочурки воеводы! Недаром ее называют зверем, рожденным от приворота, — продолжил Дан, не обратив внимания на мою жалкую попытку защитить Амаль.

Его слова разорвались внутри пушечным ядром, наполненным живым пламенем. Вскочив, я опрокинул стул и схватил бывшего сослуживца за грудки. Тот от неожиданности икнул и уставился на меня округлившимися глазами.

— То, что случилось, касается только нас двоих. Не смей называть ее зверем! Я сам не лучше! Она лишилась отца и лучшего друга, а я ее предал! А тебе еще хватает наглости скалить зубы!

Дан вновь примирительно поднял руки, хотя своей нечеловеческой силой с легкостью мог бы сломать мне запястья.

— Не злись, Амир. Я не прав. Позволил себе лишнего. В конце концов, чем я лучше? Когда ты влюблен, то готов мириться с каждым из демонов, живущих в душе любимого человека. Сколько бы этих тварей там ни было.

Я замер, ошарашенный внезапной откровенностью Дана. Никогда… никогда он не упоминал о чем-то настолько личном. Никто из нас не знал, что за барышня так цепко захватила сердце второго после командира, что ни одной другой не удалось даже приблизиться к крепости, возведенной им вокруг себя. А уж сколько девушек из высшего общества Адрама строили ему глазки, не перечесть! Больше женских сердец разбил разве что Тир. И если воевода Миреи расцветал от внимания противоположного пола, то Дан избегал его.

— Никогда не слышал от тебя ничего подобного, — пробормотал я, подбирая стул и опускаясь на него.

— И не услышишь, — хохотнул бывший сослуживец, но глаз его не тронула улыбка, что расплылась на губах. — Я вдруг понял, что мы с тобой похожи. Оба выбрали для чувств совсем не подходящих людей.

— Никогда бы не подумал, что у такого, как ты, случилась несчастная любовь.

Дан вновь расхохотался и опрокинул в себя очередную рюмку.

— А чем я хуже других? Не одному же тебе разукрашивать свою жизнь страданиями. Уверен, у многих есть та любовь, которую можно вытравить, только остановив сердце. И сколько бы ни встретилось потом других, все они будут «после» нее. Чувство той же силы уже не вызовет ни одна живая душа, даже если ты сам эту любовь ненавидишь.

Всё это время Дан неотрывно всматривался в хрусталь рюмки, словно видел там лицо любимой. Казалось, он забыл и обо мне.

Наш странный разговор прервали восторженные крики и улюлюканье. На небольшое возвышение, служившее в трактире сценой, поднялись четыре девицы в неприлично коротких красных камзолах и замерли в ожидании музыки. Звенящие украшения в сложных прическах призывно поблескивали в свете свечей, а на лицах алели изогнутые в соблазнительных улыбках губы. Скрипка заиграла веселую мелодию, к ней присоединилась и гармошка. Два пожилых музыканта с солидными брюшками и сами пританцовывали в такт пустившимся в пляс девушкам. Их движения не походили на традиционные плавные танцы Нарама, которые завораживали красотой и грацией. Нет, девушки танцевали так, будто хотели соблазнить всех посетителей без исключения.

Некоторые мужчины вскочили со своих мест, одни свистели, другие хлопали в ладоши, третьи бросали медные и серебряные легеры прямо на сцену.

Этот трактир — не первое заведение в империи, куда гостей завлекали женской красотой. За время учебы в Белоярове мне приходилось бывать и там, где девушки вели себя куда откровеннее, где их танцы манили, а одежда… попросту отсутствовала. Но те танцовщицы жили своим мастерством, оттачивали каждое движение, каждый жест и каждый взгляд. Мужчин они сводили с ума кокетливыми улыбками и взмахами ресниц, не говоря уж об изгибах идеальных тел. Эти же танцы… они походили на дикие пляски, соблазняли грубо и откровенно. Для Нарама, провинции со строгими нравами, этот трактир являл собой настоящую цитадель разврата. Как его еще не сожгли блюстители женского целомудрия?

— Неплохо пляшут? — Дан вновь растянул губы в привычной усмешке и по-дружески ткнул меня локтем под ребра.

— Я видел танцы и получше.

— Поверь, танцы — не главное в этом месте. Сейчас мужики распалятся, а на втором этаже их уже гостеприимно ждут свободные комнаты с особыми услугами.

— Это бордель? — изумился я, с сомнением покосившись на танцующих девушек, под камзолами у которых… ничего не было. Только голые тела, прикрытые традиционной одеждой Нарама. Мне-то было плевать на здешние веру и устои, а вот попади сюда кто-то из ярых сторонников традиционного уклада, его хватил бы удар!

— Единственный в городе, которому разрешено работать, — понизив голос, доверительно сообщил Дан.

— Кем разрешено?

— Навирами.

Тут-то мне и вспомнилось, что утром Дан назвал хозяина этого места осведомителем навиров. Что ж, бесплатных крыс не бывает.

Вот так, наблюдая за танцовщицами и беседуя ни о чем, мы провели время до рассвета. Трактир покинули, когда до команды «подъем» осталась пара часов. К тому времени нам с командиром штурмового отряда требовалось явиться в корпус навиров. Учитывая черепашью скорость, с которой пьяные мы шагали в том направлении, этого времени могло не хватить.

Дан, как высший чин, мог позволить себе отбыть утреннее построение и под благовидным предлогом улизнуть домой, я же планировал выдвигаться в Мирею. Бывшему сослуживцу выделили неплохой дом в живописном уголке Даира, где обитала знать и руководство навиров. Мне довелось побывать у него в гостях, когда мы доставили нового воеводу домой, а Амаль — в корпус навиров.

Попав во владения Дана, я не сумел сдержать удивленного возгласа. Помпезностью его жилище лишь немного уступало Зеленому особняку. И если Мауре такой подарок пожаловал сам воевода, то что сделал Дан, чтобы заслужить подобное? Мне искренне не хотелось верить, будто он был одним из тех продажных псин, о которых с ненавистью говорила Амаль. Их хватало среди навиров, но я искренне надеялся, что честных солдат, воспитанных на идеалах войска навиров, все же больше.

— Что-то горит. — Дан застыл, втянув носом рассветную свежесть, щедро разбавленную запахом дыма. Его принес сюда переменившийся ветер.

Мигом позабыв о слабости в ногах, я внимательно осмотрелся по сторонам. Над разномастными крышами в небо вилась струйка дыма, которую тут же рассеивала утренняя серость. Мы с Даном переглянулись и, придя к молчаливому согласию, поспешили к источнику огня. Среди переплетения узких улочек найти его оказалось не так-то просто.

Мы блуждали, полагаясь на все более отчетливый запах гари и едва уловимый гул людских голосов. В груди надрывно заныло от дурного предчувствия, а сердце забилось рвано и тревожно, стоило нам ступить на улочку, где совсем недавно я под покровом теней наблюдал за воротами Зеленого особняка. Вчера его стерегла каменная стена, увитая плющом, а сегодня от буйной зелени остались одни головешки. Как и от самого дома.