99,9 уральских франков и один пранк на сдачу

Юлия Еремеева, 2022

Российская провинция 2000-х. Обволакивающий уют степного Алтая. Роскошь нулевых «золотого века» металлургической провинции – богемного Екатеринбурга, колыбели «центровых» и «уралмашевских». Лихая Москва "пчеловода" наездами и крупными планами. Душевный Барни во всем его блеске и нищете. Экзотические шаманские резервации. Тихие провинциальные городки, но самое главное – люди. Я и мои, родные, любимые, далекие. Смех. Боль. Радость. Горе. Любовь. Содержит нецензурную брань.

Я хиппую!

Вспомнила свой первый день на журфаке. Последнее лето детства не спешило покидать вчерашнюю абитуру. Ласкало прощальными лучами с легкой ноткой грусти. Пьянило безграничными возможностями и сулило неокрепшим умам новые перспективы.

Это ожидание чего-то грандиозного и выдернуло меня из кровати раньше, чем надо. С сегодняшнего дня я студентка факультета журналистики! Прежде чем явить себя новому профессиональному сообществу, я долго и придирчиво наряжалась. Тщательно красилась и укладывала волосы в идеальные локоны. Перемерила пять пар обуви. Саму дорогу до университета я уже забыла. Зато отчетливо помню, как вошла в аудиторию одной из первых. Облюбовала вторую парту в ряду у окна. Села. Смотрю, что за черти со мной учиться будут.

Зашел длинный невзрачный хлыщ в джинсах и вытянутом сером свитере крупной вязки, на башке хвостик из белых засаленных волос. Гик оглядел публику и направился в мою сторону. «Нет-нет-нет, уж лучше все пять лет просидеть одной, чем с тобой», — подумала я. И когда он поравнялся с моей партой, демонстративно брякнула свою сумку на свободный стул. Ботан вскинулся и, передернув плечами, прошел мимо.

Но тут в аудиторию влетело нечто — веселый петрушка в черной косухе, рваных джинсах с перегидрольним коком и витой сережкой в ухе. Он заценил обстановку и тоже направился в мою сторону. «А вот этот поинтереснее будет» — пронеслась в голове шальная мысль. Пока я прикидывала, можно ли доверить этому типчику девичью честь и дружбу и стоит ли сокращать дистанцию, он бесцеремонно убрал мою сумку, водрузил свою жопку на ее место, обнял меня, чмокнул, протянул руку и сказал:

— СтанИслав! Я тащусь с тебя, бэйба.

— Я тоже.

— Давай, что ли тащиться вместе.

— А что? Давай!

Так и началась наша дружба. Потом в компашку влилась умничка Таня, наша честь и совесть. И мальчик с глазами эльфа, Дюшка Померанцев, моя любовь на третьем курсе. Но главной звездой нашей банды всегда был Стас. За пять лет учебы никто так и не смог ни затмить, ни перещеголять его.

— Ничто так не красит мужчину, как перекись водорода! — любил говаривать Стас.

Он, вообще, любил эпатировать.

Профессиональную этику журналиста нам преподавали в лекционном зале напротив деканата. Когда наш бессменный декан факультета Боб, совсем не консервативный человек, увидел его в первый раз, Стасик был в рваной алкоголичке, с болтающейся на шее веревочкой, на которой висела заткнутая пробкой пробирка с неизвестной науке травой на дне и парящей над ней живой мошкой. Видевший многое профессор, не смог скрыть восхищения:

— И это студент университета?

— Я хиппую, — небрежно ответил Стасян. Показывая маечные дыры на животе и груди. — Это Солнце, а это Луна, — он повернулся татуированной спиной, чтобы добить преподавателя — а это крылышки бабочки.

В своем стремлении шокировать он был не одинок. Мы все любили выпендриться. Однажды я пришла в кожаных штанах, эффектных, но жутко неудобных. Парниковый эффект благотворно влиял на фигуру, но жир выпаренный сей красивой вещицей, ударял мне в голову. От чего хотелось хамить и куролесить.

— Юлька, где ты такие штаны взяла?

— Зачем тебе эта информация, Саша? — любезно опередил меня Стас.

— Действительно зачем? — я уже взопрела и решила не упускать свой шанс съязвить. — Все равно кожаные джинсы никому не идут так, как мне! и… Рики «shack your bon-bon» Мартину.

При упоминании этого загорелого красавца-блюмарина, задорно трясущего своими «конфетками» под зажигательные ритмы латины, аудитория взорвалась. Пара была сорвана. А к Алексу намертво прилипла кличка — Ляксандр, шейк ё бон-бон.

Но все это было детским лепетом по сравнению со стаськиным авто — желтой «Окой»!

Эта малолитражка канареечного цвета — делала всех и вся. Пока вальяжные «линкольны», комфортабельные «мериндосы» и реактивные «бэхи» томились в пробках, мы лихо выруливали на перекресток, протиснувшись между рядов. И не дождавшись криков браво и бис, застрявших в сдавленных пароксизмом восторга напополам с завистью глотках нуворишей, давали по газам.

Стас катал всех охотно. За это в преддверие мальчукового праздника любвеобильные одногруппницы скинулись со степух на наклейку: «А я-то еду!!!». Когда ему ее вручали, Стас растрогался до слез, пришпандорил ее на заднее стекло и очень этим гордился.

Однажды наш юный автомобилист припозднился.

— Чего так поздно?

— Ехал медленно.

— Перегрелся что ли?

— Да нет, тормоза отказали и резина летняя. В такой гололед не забалуешь.

— Стас! Все нормальные люди неделю назад «переобулись». Про тормоза я, вааще молчу! Ах, простите. Наверное, правильнее говорить воапсче! Как ты, вообще, на такой машине ездить решился, идиёт?!!

— Расслабься, бэйба. Кто не рискует, тот не пьет шампанского.

— А мама-то знает?

— Отстань, противная. — Стас беспечно улыбнулся, чмокнул меня в ухо и углубился в конспект.

После пар наша дружная четверка высыпала на крыльцо. Стасян включил двигатель. Достал щетки. Смахнул крупные хлопья первого снега с лобового стекла. Обмел кузов. Дюшес с Таничем забились в ряд для поцелуев. А я в задумчивости переминалась с ноги на ногу. С одной стороны, тут ехать-то всего пару кварталов. Один поворот налево, дальше прямо. С другой, мама всегда говорит: если со мной, что-нибудь случиться, она этого не переживет.

— Ну, что, сыкло, поехали куражиться?

— Дурак, ты Стас. Мне еще замуж выходить.

— Да, забей! Хапни свою дозу адреналина. Уйди в отрыв, крошка.

— Ладно, если сразу вусмерть, а если потом будем лежать бревном и гадить под себя. Ты об этом подумал?

— Эх, не любишь ты меня, Юля. Не ценишь. Обидно даже… Вот смотри. — Стасик подбежал к девчонкам из параллельной группы. — Девушки, а как насчет прокатиться с ветерком? Не проходите мимо! Размер имеет значение. Мое миниатюрное авто такое быстрое, что в миг довезет вас до клуба.

— Быстро-то быстро. Хорошо если до клубешника, а если в столб? У него же тормоза не работают.

— Да, брось ты, Юлич, погнали. — Катька весело втиснулась на сиденье между Андрианом и Таней, а Ленка с Машкой взгромоздились им на колени. Маленькая машинка не выдержала такого надругательства и прогнулась от тяжести.

— Ладно, — я перекрестилась, сплюнула через плечо, постучала три раза об голову и села.

— Ну, что, коматознички, поехали? — Стасян, подмигнул шелудивым глазом заднему ряду и утопил педаль акселератора в пол.

Ни что не предвещало беды. Но! Решение объехать пробку по трамвайным путям оказалось ошибочным. Легкая машина, потеряв сцепление с асфальтом, сорвалась в занос. С криками Банзай и прочей нецензурной лексикой, крутясь, как пуля со смещенным центром тяжести, мы пролетели мимо трамвайной остановки с такой скоростью, что «зеленый пингвин» выронил свисток и еще долго стоял очумевший с вытянутым жезлом. Долетев в ритме вальса до главпочтамта, наш болид растерял часть своей центробежной силы. И надо отдать должное водительским качествам Стасяна, который воспользовавшись замешательством встречной полосы, смог ловко повернуть налево никого не задев, не поцарапав и не переехав.

Не успели мы отдышаться и придти в себя, как шоу решило продолжиться. Я уже говорила, что после поворота ехать надо было недалеко и прямо. Прямо—то прямо! Но под горку, что на обледенелой дороге для безтормозного авто смерти подобно. Стас газанул и наша «апельскинка» набрала скорость. И тут, как назло, впереди замаячил новенький полусубарик. Призывно виляя красной лаковой попкой, он таки искушал нашу маленькую слабую на передок машинку.

— Ну, вот и все. Молись. Трындец тебе пришел! — обнадежила я подругана.

— Нет. Будем двигателем тормозить?

— Как?

— Если перестать нажимать на газ, машина за счет собственного веса рано или поздно сама остановиться.

— Уж лучше рано.

Если бы не светофор, мы бы разъехались с нашим «соблазнителем» мирно, а так — догнали и «поцеловали». Из машины выскочила куколка—брюнетка в черной норковой шубке покроя «авто леди», дерзком мини и ботфортах. Пока я думала, как она на таких шпильках ходит, а уж тем более водит машину, и какой у этой куколки «папик», «негатив барби» подбежал к нам:

— Убийца! Убийца!!! Ты что с ума сошел? Ты его убил!!! — красотка начала переходить на ультразвук.

— Да, успокойтесь вы, девушка. — Стасян поскреб защиту ее заднего бампера. Подергал. Царапин и повреждений не обнаружил. Выдохнул. Обезоруживающе улыбнулся. — Что вы так переживаете? У вас даже царапин на форкопе нет.

— Да, причем тут машина. Ты Лило угробил, скотина.

— Кого?

— Ли-Ло! Мою собачку. Лысую хохлатую китайскую собачку. Мне его муж неделю назад купил. Чумных денег стоит. Из Англии выписывал. Его нужно в специальном кресле возить, а ему там скучно, вот я его и взяла на ручки. А ты бац! И все! Он об руль ударился и упал, наверное, там не дышит уже. Я даже смотреть боюсь. Если с ним что-то случиться, муж меня убьет.

— Как любил говаривать мой друг, Карлсон: «Спокойствие и только спокойствие!» Расслабьтесь, девушка. Вдох-выдох. Все хорошо. Меня, кстати, СтанИславом зовут, а вас?

— Катя.

— Очень приятно. Дышим, Катя, дышим. Жаль, что знакомиться приходиться при таких обстоятельствах. Продолжаем дышать. Не останавливаемся, Катюша. Я все беру на себя. Я же мужчина! Пойдемте смотреть на вашего питомца.

Лило, действительно, оказался маленькой лысенькой и очень страшненькой собачонкой. За что такие деньжищи плачены? Нет! Нам, вчерашней школате, не понять буржуйских замашек. Хорошо, что через пару минут «лысан» открыл глаза, встряхнул челкой, поднял мордашку, обслюнявил хозяйку и снова заскакал, как ни в чем не бывало. Барби обрадовалась и умоляла нас ничего не говорить ее мужу. Мы великодушно согласились. Потому что перспектива иметь отношения с ее супругом, нас не прельщала.

После этого случая «собакоубийца» хипповать не перестал, но без тормозов больше не ездил.

Ибо нефиг!