СЮРПРИЗ ЛАККОЛИТА Серия: Путешествие Гули и Веры

Юлия Жутаева (2025)

Для москвички Веры и ее верной собаки Гули обычная прогулка майским утром 2021 года неожиданно превращается в путешествие на Кавказские Минеральные Воды тридцатилетней давности. Пытаясь вернуться домой, подруги оказываются втянутыми в поиски древнего артефакта невероятной силы. На их пути встречаются удивительные люди: профессор-медиум, хранящий важную семейную реликвию, и зловещий черный маг, связанный с оккультными практиками Третьего рейха. В водовороте событий героиням предстоит предотвратить распространение смертельного вируса, спасти брошенного младенца, а вернувшись в свое время — раскрыть тайну загадочной средневековой надписи и столкнуться с жутким магическим ритуалом. Роман мастерски соединяет мистику, триллер и научную фантастику, переплетая события разных эпох. Яркие образы курортов, старинные легенды и колоритные персонажи создают неповторимую атмосферу, где реальность сливается с мистикой, а прошлое неразрывно связано с настоящим.

Глава 4

Побочным эффектом того, что сарай оказался разобран на доски, стало наше переселение в дом, в каморку на первом этаже. Там у нас всегда была кладовка, забитая всякой всячиной, и чтобы расчистить ее для проживания, мы целый день разбирали этот хлам — неизбежный атрибут жилья с длинной историей. А Магистр засел наверху и сидел три дня, закрывшись в комнате, почти из нее не появляясь, кроме как на свой обязательный ужин. Потом, похоже, дело у него сдвинулось с места, потому что Ганс был отправлен куда-то с поручением, а ближе к вечеру к нашему участку подкатили сразу три авто с очень важными немецкими офицерами, и эти фрицы что-то обсуждали с Магистром. Нас тогда выгнали из дому, и мы с мамой слонялись по улицам, пока не наступило семь по Берлину, и гости Магистра уехали, а сам он приступил к трапезе.

В последующие дни он с раннего утра уезжал на своем автомобиле, сопровождаемый Гансом в качестве шофера. У Магистра имелся «Стейр 1500А» — огромная мощная зверюга, легко справляющаяся с бездорожьем. В его грузовом отсеке умещалось все снаряжение, необходимое для лазанья по горам и скалам. А именно лазать по горам они и ездили. Магистр там что-то искал. Не всегда, но довольно часто, он брал меня с собой.

А ездил он на Змейку. Не слышали ничего об этой горе? Тогда дам небольшой экскурс. Это километрах в семи от Пятигорска, если двигаться на юго-запад. Вот Вы, Вера, не обращали на Змейку внимания. А она того стоит. Как и все здешние горы — это лакколит, то есть недоразвившийся вулкан. Второй по размеру после Бештау. Гора эта раньше была сплошь покрыта узкими извилистыми оврагами, издали похожими на змей. Есть версия, что отсюда и название. На Змейке множество разнообразных и очень интересных скальных пород, в том числе и с научной точки зрения. Но сейчас большинство скал уничтожено… Дело в том, что в конце двадцатых там начались работы по созданию горнодобывающего предприятия — карьера. Построили дороги, цеха, камнедробилки. И начались взрывы! Сначала скалы были уничтожены с северной стороны, а затем — с восточной и южной. Сейчас сохранились только с запада.

Ударными темпами велась здесь добыча змейского бештаунита — уникального очень прочного камня. Кислотостойкость его — девяносто восемь процентов, что уступает только кислотостойкости стекла! Да, «бештаунит», если не слышали, это название для местных горных пород магматического происхождения, введенное геологом Герасимовым… Впрочем, простите, здесь я увлекся. Просто, это сфера моих непосредственных научных интересов, потому не сдержался. Уж потерпите, Вера…

Так вот, камень вывозили с горы вагонами — на строительство Сталинградской и Куйбышевской ГЭС, на Волго-Донско́й канал, много еще куда. Ну и да, радиоактивный фон добываемой породы был повышен, поэтому официально ее не разрешалось использовать при строительстве гражданских объектов. А неофициально… Чего только не строили.

Потом довзрывались — добрались до водоносных слоев, и из курортов Кавминвод стала уходить минеральная вода. Карьер нанес огромный ущерб не только горе, но и всему нашему региону, его уникальному лечебному климату и его водам. И в восемьдесят первом под давлением ученых и общественности его наконец закрыли. А разломы потом заливали тяжелым бетоном… Но, как говорится, сделанного не воротишь. Скалы уничтожены.

А ведь Змейские Холмы сформировались более ста тысяч лет назад! И это было священное для древних место — Семихолмье. Там существовали языческие капища и проводились древние религиозные обряды… Кое-что интересное на Змейке осталось, конечно… Вот, например, Истукан — стометровая скала, похожая на истуканов острова Пасхи. Или — Чертов Палец. Смотрится как рукотворная пирамида, но это не так. Скала образовалась обычным здесь образом — магма внедрялась в толщу осадочных пород…

И вот, значит, Магистр и его Ганс лазали по рельефу горы, имевшемуся на тот момент — на сорок второй год. По скалам, по карьеру. И что-то маниакально там искали. Насколько я, ребенок, понял ситуацию, наличие карьера и проводившиеся на горе взрывные работы сильно разозлили Магистра. И есть одно жуткое подозрение… Нет, доказательств у меня нет, но уже гораздо позже я узнал, что именно тогда, в августе сорок второго все работники карьера на Змейке были расстреляны. И я не могу отделаться от мысли, что Магистр к этому причастен, что таким образом нашла выход его злость…

Его интересовали пещеры. Они с Гансом методично изучали пещеры на Змейке. Оба фрица, на мой взгляд, достаточно бодро забирались на скалы. У них было при себе альпинистское снаряжение. И, явно, неплохой опыт. Я же большей частью ждал их у машины, так сказать, в разбитом лагере.

Когда некая пещера вызывала особый интерес Магистра, он посылал Ганса за мной, и тот доставлял меня к ней. Иногда я мог проделать весь путь самостоятельно, но чаще, в трудных местах, Ганс тащил меня на спине, как рюкзак. Затем Магистр проводил надо мной какой-то свой оккультный ритуал, не всегда, надо заметить, одинаковый, и пристально наблюдал за моей реакцией, иногда чуть передвигая с места на место. Я чувствовал себя измерительным прибором, каким-то термометром! Но колдуна преследовали неудачи — умирать, как это было тогда в нашем сарайчике, меня больше не тянуло. Однажды, правда, я чуть не потерял сознание, но то оказалось от голода. Он быстро это определил. Был отдан приказ «покорми малыша» и тут же исполнен в походном варианте: сидя в машине, под пристальным взглядом Ганса я давился плиткой немецкого шоколада.

Так, в общем, однообразно, проходили наши дни. Они методично исследовали пещеры, я при необходимости выступал в роли медиума. Даже я понимал, что гора настолько большая, что если просто обследовать каждую пещеру, то это может занять годы. А если они на что-то рассчитывают, значит, наверное, у них есть еще кое-какие ориентиры. И действительно, некоторые скалы вовсе не интересовали Магистра, а к некоторым он терял интерес, едва взглянув.

Закончилось лето, прошла осень, наступил декабрь. Стало холодно, с неба срывался снег. А воз был и ныне там. Магистр стал сильно раздраженным, я часто слышал, как он кричит на своего слугу. Правда, безо всякого эффекта — Ганс не воспринимал ни ругань, ни похвалу — он всегда казался одним и тем же бесстрастным роботом. Несколько раз к нам приходил обер-лейтенант Винц и еще какие-то фашисты. Потом они спускались вниз и уходили из дома с бледными перепуганными рожами.

Дела у оккупантов шли все хуже. Уже в декабре войска Красной Армии активно готовились к массированному наступлению по всему Северному Кавказу. Участились налеты советских самолетов. Засылались наши диверсионные группы, взрывавшие склады, мосты и прочую фашистскую инфраструктуру. Выросла активность подпольщиков и партизан. Они распространяли листовки, устраивали диверсии и выявляли фашистских прихвостней. Подчас наши герои платили своими жизнями. Так, в декабре (на Змейку, кстати) была десантирована диверсионная группа «Месть», но нашелся предатель, и гестапо схватило парашютистов. Изверг Винц лично участвовал в допросах, но ничего не добился. В канун нового года их расстреляли у Машука. А чуть позже, уже в январе, всего за четыре дня до освобождения Пятигорска фашисты расстреляли и отважную разведчицу Нину Попцову. Перед смертью в гестапо девушку жутко пытали…

Но это я опять, конечно, излагаю то, что мне стало известно позже. А в то время — канун Нового сорок третьего года, я ничего этого, естественно, не знал, но явственно чувствовал — фашистам здесь настают кранты… А Магистр все искал. По морозу и выпавшему снегу. Лазать по скалам им с Гансом стало гораздо труднее, и темпы сильно замедлились. Но он не останавливался.

Освобождение Пятигорска происходило довольно-таки стремительно. В первый день сорок третьего года Северная группа войск Закавказского фронта перешла в наступление. Вечером десятого января соединения 37-й и 9-й армий вплотную приблизились к Кавминводам, а утром одиннадцатого вошли в Пятигорск.

Вот я, кажется, и дошел в своем повествовании до Портала… Итак, в начале января фашисты спешно отступали, пытаясь нанести городу максимальный урон — разрушали здания, памятники культуры, сжигали архивы. Более трехсот пятидесяти домов было разрушено в Пятигорске! Город пылал от пожаров, что-то взрывалось, носились авто и мотоциклеты, сновали немцы, загружали, выгружали, выносили, увозили. В общем, сбегали. Наконец, и Магистр осознал эту необходимость.

Хочу еще раз повторить Вам, Вера, я не знал и до сих пор не знаю, кем на самом деле был этот человек, в плену у которого я находился пять месяцев. А на самом деле, я и сейчас в некотором смысле его пленник. И я не ведаю, откуда он явился, под каким небом и в каком времени он родился на свет. Не представляю, как и зачем он прибился к Рейху и какую роль он там играл. Но очевидно одно — он являлся носителем неких тайных знаний, он многое умел. И я могу только фантазировать, что же искал он с таким остервенением в недрах нашей горы. Источник Абсолютной силы? Абсолютного знания? Ради чего он, кажется, был готов на все?

И вот, когда Магистр осознал, что приход Красной Армии случится в ближайшие дни и поискам его пришел конец, он тоже стал готовиться к бегству. Но по-своему. Он решил уйти через Портал. Тогда я еще не знал, что он замышляет, но видел, что это нечто необычное. Он окончательно превратил одну из наших комнат в подобие химической лаборатории. Я не подозревал, что в привезенном им багаже столько стекла: разнокалиберные колбы, трубки, пробирки, воронки, реторты… И много реактивов — жидкостей и порошков. Как ранее он одержимо ползал по пещерам, так и теперь он несколько суток одержимо просидел, закрывшись в комнате, и оттуда булькало, свистело и воняло. Нет, ну свой семичасовой ужин он, разумеется, не пропускал. Это — святое.

А потом он ненадолго вышел из дому и привел к нам Софию.

Я знал эту странную девочку с нашей улицы. Она жила в небольшом одноэтажном домике с бабкой, отцом и братом. Брат, вероятно, являлся ее близнецом — того же возраста и очень похож. Мы, уличная детвора, считали ту девчонку чокнутой. А как там оно на самом деле — бог знает. София и ее брат были старше меня года на четыре, и в силу возраста мы не общались. Брат ее вообще выпадал из поля моего внимания, он водился со своими ровесниками, у них имелась своя компания из взрослых ребят. София же ни с кем не дружила. Ее часто можно было видеть сидящей на скамейке перед домом, она что-то напевала себе под нос и слегка раскачивалась в такт пению. Я несколько раз, как воспитанный и вежливый мальчик, пытался с ней поздороваться, но терпел неудачу. Хотя она, реагируя на приветствие, и поворачивала голову, ее глаза не фокусировались на моем лице, она смотрела куда-то вдаль, сквозь меня и продолжала свое тихое неразборчивое пение… Отец их вроде бы работал бухгалтером или кем-то подобным. Еще уличное сарафанное радио доносило, что бабка и отец — из «бывших», и потому я считал все их семейство буржуями. А при фашистах, в октябре, отца и брата вдруг схватило гестапо. Опять же, по слухам, они участвовали в подполье и имели отношение к громкому уничтожению в Пятигорске высокопоставленных немецких офицеров. Тогда по наводке подпольщиков, подсвечивающих цель сигнальными ракетами, наш Пе-2 разбомбил гостиницу «Бристоль». Там в тот час собрался на совещание весь цвет немецкого командования Северного Кавказа, и многие фрицы погибли. Больше отца и брата Софии никто не видел, она осталась вдвоем с бабкой. И вот сейчас Магистр привел девушку к нам.

Были сумерки девятого января. Девятое января — особенный для меня день, день рождения. А тогда мне исполнилось двенадцать. Мама, как могла, попыталась устроить праздник. Доступ к кухне нам был разрешен, и она приготовила торт с коржами из кукурузной муки, пропитанными сметаной и вареньем. Очень вкусный, кстати, торт, я до сих пор иногда его готовлю. Даже свечки имелись — двенадцать штук. Я задул их и загадал желание — чтобы все это скоро закончилось. Немцы, мой странный плен… Чтобы нас освободила наша родная Красная Армия!

И тут в доме появились Магистр и София. Сперва Магистр повел девушку в лабораторию. Не сомневаюсь, что он, так же как у меня, брал у нее кровь — после я видел след от иглы на ее руке. Затем они спустились к нам, и Магистр приказал матери:

— Женщина, приготовь место. Это дитя будет здесь ночевать.

Мама принялась искать, где можно разместить гостью, а я пододвинул к Софии тарелку с куском торта:

— У меня сегодня день рождения. Съешь, пожалуйста.

Она, как и всегда, смотрела куда-то мимо. Но вдруг взяла ложку и начала отламывать от торта малюсенькие кусочки и отправлять в рот.

Она так и не произнесла ни слова. Только уже поздним вечером, когда София сидела на импровизированной постели, собранной мамой из каких-то коробок и матраса, я услышал ее тихое пение…

На следующий день Магистр и его слуга загрузили в свой «Стейр» пару сундуков и чемодан. Мне было видно, что это не их обычное снаряжение для лазанья по горам. Я чувствовал близость развязки.

Затем Магистр велел мне и Софии садиться в машину. Мама схватила меня и не отпускала. На это Магистр кивнул слуге, и тот оттащил мать в сторону. И мне показалось, что в этот раз даже нечеловечески сильному Гансу пришлось напрячься.

— Не мешай мне, женщина, — сказал Магистр, вперив в маму свой тяжелый взгляд. — Я, опять говорю тебе, я не причиню вред малышу. Он обязан прожить долгую жизнь. А сейчас он поедет со мной. Я обещаю, он вернется к тебе невредимым.

Магистр в этот раз даже снизошел до объяснений и обещаний. Понимаю, им, как хорошим хозяином, двигала забота о своем рабочем инструменте. Ведь состояние моей матери отражалось на мне, а я в тот ответственный день должен был быть спокоен и уверен в своей безопасности.

— Нет! Не пущу, — крикнула мать. Она ему не верила. Евреям, расстрелянным под Минводами, тоже обещали, что их везут на малонаселенные земли и дадут по шесть гектаров каждой семье…

Тогда Ганс затолкал сопротивляющуюся мать в дом и закрыл дверь. Для верности еще и припер садовой скамейкой.

— Не волнуйся, Малыш, — на сей раз Магистр обратился ко мне. — С тобой все будет в порядке.

И мы вчетвером поехали прочь из города. Я как-то не сомневался, что едем мы опять на Змейку, по проторенному маршруту, который мне уже жутко надоел. Но колдун выдал на сей раз нечто новое — мы поехали на Бештау. Собственно говоря, Вы, Вера, видели, место действия. Почему он выбрал именно его — не имею понятия. Какие-то его оккультные штуки, наверняка. Какие-нибудь астрологические и нумерологические расчеты. А может, еще что…

Пока автомобиль мог продвигаться, мы ехали. Потом вышли из машины и дальше двигались пешком. Ганс прокладывал нам путь. Наконец Магистр велел нам остановиться на небольшой поляне. Она была вся в снегу. Следуя приказу хозяина, Ганс принялся этот снег утаптывать, и в результате в центре образовался довольно большой круг — метра три в диаметре. А дальше начался магический ритуал…

Он дал мне и Софии выпить вина из красивого металлического кубка, который извлек из своего саквояжа. Он вообще много чего из него подоставал… Потом велел нам донага раздеться. Мне было неудобно обнажаться на людях, особенно при девушке, но под удавьим взглядом Магистра я это сделал. А София не шевельнулась. И в результате ее раздевал Ганс. Она стояла недвижимая, как каменная статуя, и чтобы снять одежду, слуге приходилось самому поднимать ей руки и ноги.

Холода я совсем не ощущал, может быть, что-то оказалось намешано в этом вине, а может, это была естественная реакция на нервное возбуждение. Правда, совсем обнаженными нам долго быть не пришлось — Магистр достал из саквояжа какие-то шелковые белые накидки и велел их надеть.

Сам же он снял пальто, пиджак и рубаху, и оказалось, что его торс весь исписан странными незнакомыми символами.

И вот здесь, Вера, можете не просить меня их вспомнить и написать. Я уже говорил, что все, что касается деталей внешнего вида Магистра, моя память не воспринимала. Я даже убежден, что он поставил для этого особую защиту.

Он поставил меня на колени в центр круга и принялся разрисовывать кистью. Увы, для меня это стало уже рутиной, при поисках на горе такое случалось несколько раз в неделю. Закончив со мной, аналогичные манипуляции он произвел с Софией.

Потом мы втроем, соприкасаясь головами, стояли на коленях внутри этого круга, и Магистр бормотал слова на странном совершенно незнакомом языке. Потом он достал флягу и облил наш круг по периметру черной маслянистой жидкостью. Потом он вывел меня из этого круга, велел встать на колени и влил в рот еще какую-то жидкость, на сей раз она не походила на вино.

И от этого снадобья я вдруг окаменел. Я стоял на коленях и был не в состоянии сделать ни одного серьезного движения, наверно, я мог только моргать и дышать. Я словно врос в снег в своей коленопреклоненной позе, я оказался не способен даже качнуться в сторону, чтобы упасть.

— Да наречен ты отныне хранителем Надмирного Хода и будут года твои до́лги, а служение бессрочно, — изрек Магистр, возвышаясь надо мной. — Наблюдай же, как откроется Ход, а после ступай и служи ему.

А затем прибавил уже менее пафосно:

— Ты — здоровый малыш и обязан прожить длинную жизнь. Ганс отвезет тебя домой, когда здесь все закончится. Я отдаю его в твое распоряжение.

После этого он опять вошел в вытоптанный в снегу круг, обведенный темным контуром. Там так же, коленопреклоненная, стояла девушка в белой хламиде. Длинные, пшеничного цвета волосы Софии были распущены, взгляд ее, как всегда, блуждал далеко. До меня донеслось ее обычное тихое пение…

У Магистра в руках оказался зажженный факел, и он поднес его к нарисованной окружности. Окружность вспыхнула.

Я смотрел на этот пылающий контур и на две человеческие фигуры внутри него. И в тот момент ко мне вдруг пришло ясное осознание, что ведь у меня и у Софии разные роли в этом спектакле! Я тут же понял, какие. Что до меня, то я должен был долго жить и тем самым охранять этот слепленный Магистром пространственно-временной объект, который он назвал Надмирным Ходом и с которым связал мое тело и душу в своем оккультном ритуале. А ей было предназначено зарядить этот объект энергией, включить его, заставить работать. А как известно, ничто не несет в себе такой мощный заряд темной магической силы, как человеческое жертвоприношение.

Крик ужаса застрял у меня в горле. Но я ничего не мог поделать, я мог лишь смотреть. Передо мной пылал огонь. И внутри этого огня что-то рождалось и прорастало вверх. Мерцающая полупрозрачная стена поднималась из пламени по периметру круга. Портал готовился к своему рождению…

Мне было хорошо видно и Магистра, и Жертву. София стояла на коленях, и до меня доносилось ее неразборчивое пение. Магистр находился перед ней с кинжалом в руке. Он обнажил ее шею откинув назад волосы и оголил плечи, стянув вниз шелковую ткань. Он тоже что-то бормотал. Близилась кульминация, я чувствовал это. Я попытался закрыть глаза, но ничего не получилось. Внутри у меня, казалось, все сжалось, готовясь к неизбежному. И неизбежное произошло. Но произошло не по плану.

Колдун заканчивал свое заклинание. Еще мгновение — и его кинжал пришел бы в действие. Но тут вечно сомнамбулическая София вдруг резко выбросила вперед обе руки, ухватилась за руку Магистра, сжимающую орудие убийства, и затем, используя это как точку опоры, стремительно вскочила с колен. Магистр, по-видимому, оказался настолько поражен, что на мгновение оцепенел. А девушка уже стояла перед ним и по-прежнему крепко сжимала его запястье. И я клянусь, она сама, собственным усилием, направила его руку и вонзила кинжал себе в солнечное сплетение. Она сама лишила себя жизни!

Нечеловеческий вой исторгся из горла Магистра. Я не слышал более никогда такого ужасающего и одновременно жалобного звука, который производили бы человеческие голосовые связки. Но было поздно. Портал раскрылся, но вышел из-под его контроля. Круг полностью окутало мерцающей пеленой, и лишь краткое мгновение сквозь нее еще можно было видеть дергающуюся фигуру.

А потом все затихло, и пелена стала быстро рассеиваться. И пламя тоже исчезло. Я увидел, что нет и Магистра. А вот София, кажется, осталась. Что-то лежало на снегу в центре круга. Я почувствовал, что снова могу шевелиться. Повалился в снег, потом попытался подняться. Тело пока слушалось меня не очень хорошо.

Я доковылял до круга и, не задумываясь, в него вступил. Сейчас это был просто участок утоптанного снега на небольшой полянке. Исчез темный круг, исчез Магистр… В центре лежало тело Софии. Впрочем, уже не вполне тело. Буквально на моих глазах оно исчезало, сжималось, растворялось в ткани пространства. Портал преобразовывал материю в энергию и эту энергию пожирал.

Конец ознакомительного фрагмента.