Дело прокурора

Юлия Звягина, 2022

Может ли в человеке, потерявшем всё в этой жизни, остаться хоть что-то человеческое? Нет, не может. А если этот человек прокурор? Все знают, прокурором быть не просто. Профессия требует бескомпромиссности, непредвзятости и жёсткости. Но гораздо проще быть идеальным прокурором, если ты ненавидишь людей. Всех без исключения. Именно таким и является Алексей Адамов. В сущности, неплохой человек: умный, рассудительный, иногда даже вежливый, вот только добрым его назвать не повернется язык. Это тоже издержки профессии? Да, по должности не положено прокурору быть добрым, но есть и другие причины. Когда-то и Алексей Адамов был обычным человеком. Имел семью, любил и был любим. Мечтал о сыне. О чем теперь мечтает прокурор, потеряв всё? Правильно, о возмездии.

Глава 9

На следующий день, едва переступив порог приемной, прокурор чертыхнулся.

— Опять ты? — Адамов хмуро посмотрел на сидящую в приемной Березину. — Что на этот раз? Я очень занят.

Ответа ждать он не стал и прошел прямиком к себе в кабинет.

Но Березина не собиралась отступать и подскочив метнулась следом.

— Мне надо поговорить с вами, Алексей Сергеевич.

— Опять? — Он резко обернулся и, сделав свирепое лицо, спросил: — Скажите-ка, Дарина Евгеньевна, почему из всех знакомых мне адвокатов чаще всего я вижу вас? Уж не влюбились ли вы в меня?

Дарина на секунду потеряла дар речи, потом хотела ответить что-нибудь едкое, но решила не отступать от задуманного.

— Она не виновна. — Увидев недоуменный взгляд прокурора, пояснила: — Загородняя не виновна.

— Что? Ты серьезно??? — сходу рассердился Адамов. — А! Это тебе Пашков сказал? Или Лиля? Ну, все!

— Да успокойтесь, пожалуйста. Я пришла не как должностное лицо. И никто мне ничего не говорил. Просто я была у Загородней в СИЗО, через несколько дней ее отправляют по этапу.

— И что тебя туда понесло?

— А то! Я долго думала… Меня мучает совесть…

— Да что ты! — сыронизировал прокурор.

Дарина не обратила внимания на сарказм и, поджав губы, продолжила:

–… будто я сделала не все или сдалась.

— Да брось! — отмахнулся Адамов.

— Выслушайте! Просто выслушайте.

— Ну, — сдался наконец прокурор и замолчал.

— Она не в себе, даже не плачет, просто, как статуя. Я попыталась вывести ее из этого состояния, разговорить, но безуспешно. Тогда я поехала в следственный отдел. Еще раз переговорила с экспертами и баллистиками, которые давали заключения.

— Зачем? — искренне удивился Адамов. — Суд вынес решение. Все, точка. И вообще, кто тебя туда пустил?!

Но Дарина не собиралась выдавать свои профессиональные секреты.

— Они тоже очень сомневаются, что Загородняя убийца, — продолжила она свою речь.

— И в чем сомнения? — насупился прокурор.

— Ну, улики, конечно, присутствуют, но сомнений больше. К примеру, они говорят, что так запросто воспользоваться старинным оружием невозможно, тем более женщине.

— Ну, это домыслы и инсинуации!

— Хорошо, а почему следов пороха на руках нет?

— А то ты не знаешь, как это возможно! — Алексей нервно провел пальцами по тугому воротнику, пытаясь ослабить его. — Перчатки надела, потом выбросила. Наконец, шейный платок на руку намотала, потом на шею опять повязала, никто и не подумал проверить, кстати!

— Да погодите вы, не кипятитесь. Вы только на секунду допустите, что она говорит правду, и просто оказалась не в то время, не в том месте. Очень кстати для настоящего убийцы, согласитесь? И потом, вы правда верите, что скромная, интеллигентная женщина могла такое продумать и исполнить?

— Почему нет? Ты, к примеру, знаешь, как ее называли в гимназии? Железный педагог.

— И что? Точно вам говорю, она не виновна. Вы совершили большую ошибку. Ну хоть раз признайте свое поражение и мне поверьте! Ведь это человеческая судьба!

Адамов вскочил и подошел к окну, не мог он на нее смотреть, потому что сам уже понял, не виновна репетиторша. Кто-то подставил, или, действительно, роковое стечение обстоятельств. И нисколько ему не было жаль ее, но вот кто на самом деле убил, в этом была интрига. А вдруг это и правда поможет ему разделаться с Самойловым?

— Алексей, она не виновата, — почти шепотом повторила Дарина, впервые назвав его просто по имени.

— Ну и что ты от меня хочешь? И вообще! Когда ты уже отстанешь от меня?! — вышел он из себя.

— Я вижу, вы тоже сомневаетесь… И потом, дело явно недоработано!

— Что? — с негодованием спросил Адамов обернувшись.

— Да. Вы, к примеру, знаете, что моя подзащитная держала в руках кинжал, когда приехала полиция?

— Что? — снова спросил прокурор, теперь с изумлением.

— Это Загородняя мне сказала, еще до суда. Я вчера пыталась выяснить подробности, но она не в состоянии что-либо объяснить, да и не хочет уже ничего. Отчаялась. И в правосудие совсем не верит.

Прокурор сердито махнул на адвокатессу рукой:

— А вот это брось, Дарина! На подначку меня не возьмешь!

— Да я помочь ей хочу!

— Как? — Он с искренним удивлением уставился на нее.

— Подам апелляцию. Но только хочу заручиться вашей поддержкой. Если бы мы вместе…

— Хорошо, — шумно выдохнул он. — Подавай. А я со своей стороны попробую посодействовать.

— Что? — опешила Дарина и уставилась на прокурора.

— Что? — задал он встречный вопрос. — Опять что-то не нравится?

— Я просто не думала, что вы так быстро согласитесь. Думала… придется на коленях перед вами ползать…

— Угу, давай вот без пафоса только, — засопел тот и нахмурился. — Действуй, а я со своей стороны инициирую возврат дела на доследование.

— Спасибо!!!

Дарина не сдержалась, подлетела к Адамову и чмокнула в колючую щеку.

Он стушевался и сердито махнул рукой:

— Идите уже, Дарина Евгеньевна, дайте поработать!

Не привык он к таким эмоциям.

***

Анна сидела на жестком топчане и, обхватив колени руками, бездумно смотрела в стену.

— Ничего, люди везде живут. И в тюрьме совсем даже неплохо, — делилась опытом соседка по камере. — Иди, чайку заварила. Не чифир, конечно, но тоже сойдет. Зато со сладким. Сеструха принесла, иди, угощаю. Тебя-то, видать, некому сладеньким побаловать.

Анна брезгливо глянула на стол и мотнула головой.

— Ну и дура, — приласкала соседка, — там конфет не будет и печенья тоже. Только если заработаешь. — Она захохотала, обнажив все двадцать два желтых зуба, чудом сохранившиеся после двух отсидок. — А заработаешь ты вряд ли. Потому как неказиста и не очень уже молода. А тамошние надзиратели сама понимаешь, любят помоложе да покрасивше.

Анна хмыкнула и снова промолчала.

— А будешь характер показывать, — не унималась добрая сокамерница, — так вообще будешь туалеты драить, да трусы бабам стирать. Да, еще в синяках ходить будешь, и пикнуть не посмеешь, потому что тогда вообще жизни не дадут.

Анна глянула зверем и отвернулась. Она не могла даже во сне представить себе такие ужасы. Как же она так влипла? Это все прокурор этот, Адамов, такой злющий, словно Тифон. По лицу видно, ненавидит всех, и никого не жалеет. Зверь, а не человек. Не поверил в ее невиновность или не захотел поверить. Хотя, что ему до нее? Виновна, не виновна, улики есть, значит, будет сидеть. Маму жалко, как она без нее? Соцработники, которых Анна попросила найти подругу Любу, вряд ли будут смотреть за мамой должным образом. А впрочем, маме общение с новыми людьми пойдет на пользу. Ничего, привыкнет, да и выбора у нее нет. И вряд ли они когда-нибудь увидятся. Ане дали пятнадцать лет. Она уткнулась в колени и вдруг зарыдала. Впервые за все это время.

— Ой, ты посмотри на нее, разнюнилась. Напугала я тебя? Да не бойся, все там живут, а некоторые даже выживают, — «успокоила» соседка. — Вон я, третий раз иду, и ничего, не рыдаю.

Залязгали замки, дверь со скрежетом распахнулась, и на пороге показался охранник.

— Сенцова, с вещами на выход.

— Ой, родимый! А чего? А куда? Я ж только вчера заселилась.

— Разговорчики! Давай быстро.

Та мгновенно подхватилась, сгребла вещички в старую потрепанную сумку, угощения со стола туда же смахнула и посеменила следом за охраной. Анна вздохнула с облегчением, соседка была ей неприятна.

Но радовалась она недолго, примерно через час дверь снова открылась, и в камеру вошла щуплая, не очень молодая женщина с бегающими черными глазами и нервным лицом. Она почему-то напомнила Анне Никиту Керкиса. Тот тоже был такой же дерганый. Бедный мальчик, каким бы он ни был, жаль его. Но кто же убил парня? И за что? Наверное, из-за наркотиков. Он сам употреблял и, возможно, продавал, так ведь часто бывает с наркоманами. Точно, наркоманка, тут же догадалась Анна и с подозрением покосилась на новую соседку.

К счастью, та в душу лезть не стала, улеглась на соседнюю шконку и, отвернувшись к стене, мгновенно уснула. А Анна долго сидела, пока малюсенькое окошко под потолком не потускнело, а затем и совсем почернело. Точно также померкла и ее жизнь, Анна вытерла слезы и, накрывшись жестким казенным одеялом, уткнулась в стену. Как Сенцова сказала? И там люди живут? Может, и правда? Только разве можно это назвать жизнью?

Она вспомнила, как пришла на урок в тот злополучный день. Когда Анна вошла в комнату Никиты, тот стоял, склонившись над столом, спиной к ней. Она подумала, что он что-то пишет или раскладывает учебники, а еще заметила, что он будто дрожит всем телом. Тогда она подумала, что он под дозой. Только этого не хватало, рассердилась Анна! Хотела даже развернуться и уйти, но, когда он повернулся, она невольно вскрикнула. Никита смотрел стеклянными глазами куда-то мимо нее и что-то говорил. Что же он говорил?..

Она долго не могла понять, почему ее обвинили в том, что она в него стреляла. Ведь там был только нож. Да-да, она отчетливо помнила, что в руках он сжимал красивый старинный клинок с длинным лезвием, а на груди зияла кровавая рана. Первой и самой очевидной мыслью было, что он сам ударил себя ножом в грудь. Никита начал заваливаться прямо на нее, и она подхватила его, автоматически выхватив из руки нож. Боже! Это был кошмар!

А дальше все происходило как во сне. Видимо, услышав ее крики, в комнату вбежала горничная, а следом мать Никиты, Наталья Керкис. Обе завизжали и бросились к ним. А еще через мгновенье, как показалось Анне, в дом приехал наряд полиции.

— Где пистолет? Куда вы его дели?

— Какой пистолет? — Анна безумными глазами смотрела на мужчину. Она никак не могла понять, при чем здесь пистолет.

— Пистолет, из которого вы убили Никиту Керкиса.

До нее никак не доходило, почему ее обвиняют? Ведь она пыталась помочь. Анна обернулась и посмотрела на белую простыню, которой укрыли тело. Сквозь тонкую белую ткань тут же проступило кровавое пятно. Ее передернуло.

— Убила? Я? Пистолет?

Оперативник огляделся, прошелся по комнате, вдруг наклонился и, на мгновенье исчезнув под столом, выпрямился.

— А вот и орудие убийства. — Мужчина улыбаясь протянул руку. На указательным пальце, поддетый за курок, покачивался старинный длинноствольный пистолет.

Анна уставилась на оружие.

— Это не я… Не я… — потрясенно шептала она.

Но как же так? Анна поднялась и, сев на топчане, уставилась в темноту. Она была уверена, что Никита ударил себя кинжалом. Она думала, что ее будут обвинять именно в этом, ведь у нее в руках был этот несчастный нож. А куда он потом делся? Ведь, когда приехала полиция, она все еще сжимала его в руках. Или нет? Боже, она ничего не помнит!

А что же он ей бормотал? Что-то про телефон. Но позвонить она так и не успела. Может, его успели бы спасти?

Анна схватилась за голову и тихонько завыла.

— Я не убивала. Это не я… не я…

— А ну заткнись! Дай поспать! — рявкнула разбуженная сокамерница.

Анна легла и затихла…

Накопившаяся за несколько дней усталость резко навалилась, и едва она закрыла глаза, будто провалилась в бездну. Ей снилось, что она тонет, все глубже погружаясь в воду, дышать уже нечем, и сердце вот-вот остановится. Анна проснулась, пытаясь сделать глубокий вдох, и увидела над собой лицо соседки по камере…

Тут же она поняла, почему не может вздохнуть — тетка, мертвой хваткой вцепившись в горло, душила ее. Сознание почти угасло, но она все еще сопротивлялась, пытаясь освободиться, вынырнуть из глубины. Дрожащие от напряжения пальцы все сильнее сжимали горло, и Анне уже казалось, что перед ней сама смерть: страшная, костлявая, с провалившимися глазницами. Из последних сил она сделала попытку оттолкнуть убийцу, но в глазах потемнело, и шансов на спасение не осталось…