Дело прокурора

Юлия Звягина, 2022

Может ли в человеке, потерявшем всё в этой жизни, остаться хоть что-то человеческое? Нет, не может. А если этот человек прокурор? Все знают, прокурором быть не просто. Профессия требует бескомпромиссности, непредвзятости и жёсткости. Но гораздо проще быть идеальным прокурором, если ты ненавидишь людей. Всех без исключения. Именно таким и является Алексей Адамов. В сущности, неплохой человек: умный, рассудительный, иногда даже вежливый, вот только добрым его назвать не повернется язык. Это тоже издержки профессии? Да, по должности не положено прокурору быть добрым, но есть и другие причины. Когда-то и Алексей Адамов был обычным человеком. Имел семью, любил и был любим. Мечтал о сыне. О чем теперь мечтает прокурор, потеряв всё? Правильно, о возмездии.

Глава 7

Последующие несколько ночей спал Алексей плохо, а в эту ночь вообще не сомкнул глаз. Что-то не давало покоя, сверлило мозг. Обидел Надежду, и что? Что ж из-за этого сон терять? Глупости какие! Правильно Слава сказал, Надя для него всего лишь физиологическая потребность, не более. Прилипла к нему года два назад, когда Пашков его уговорил на новогодний корпоратив сходить. Господи, вот глупость-то сделал! А она словно ждала этого. Ну ладно, тогда им обоим это было нужно, ну и встречались бы, как и раньше, пару раз в месяц, без обязательств, так нет, смотрит глазами побитой собаки, ждет от него чего-то.

Перевернулся на другой бок, закрыл глаза. Все, спать, спать! Завтра много дел. Но снова закрутились мысли. Теперь всплыл в памяти застывший взгляд репетиторши: укоризненный, надменный, презирающий. Жаль ее, что ли? Много присудил? Да ну, ерунда, отогнал он ненужные мысли, просто стареет, вот и не может уснуть. Так и ворочался с боку на бок всю ночь. В итоге утром отвратительное настроение и снова головная боль. Да, точно стареет.

Поспешно собрался и, даже не выпив кофе, вышел в прихожую, в сердцах отшвырнул тапки, схватил портфель и выскочил из квартиры. На работу! Скорее! Там некогда будет о глупостях думать.

В середине дня после неприятного разговора с Березиной (опять приперлась, еле выставил!), Адамов наконец собрался с духом и набрал номер Надежды.

— Надя, здравствуй.

Та посопела в трубку, ничего не ответив.

— Я… Э-э-э… Хотел извиниться… Прости. В понедельник был очень трудный день. А сегодня пятница. Давай сходим вечером поужинать в наш ресторанчик.

Он очень старался, чтобы голос был веселым и дружелюбным, но все равно получилось сухо и как-то вымученно.

Однако Надежда, к удивлению Адамова, порыв оценила:

— Лёш, конечно, давай сходим! Сто лет никуда вместе не выбирались!

Он отчего-то расстроился, но все-таки выдохнул с облегчением и, пообещав заехать за ней ровно в восемь, отключился.

Немного отпустило, он даже повеселел и, схватив бумаги, начал складывать в папку. Ну вот, он ведь старается, чтобы все, как у людей, в мире и согласии с социумом. Тьфу ты! Любовницу социумом обозвать! Совсем уже! Хотя какая она ему любовница?.. А кто она ему? Как ее назвать?

Адамов плюхнулся обратно в кресло.

Надя неплохая, добрая, готовит хорошо и во всем остальном весьма приятная. Весьма приятная?! Алексей прикрыл рукой глаза. Нет, надо наконец себе признаться — не нужна она ему. Никто не нужен. И Слава прав, так нельзя, надо отпустить ее. Ведь ей действительно замуж пора. А сколько ей лет? Тридцать четыре? Или нет, тридцать три, кажется. А день рождения когда? Надо у Пашкова спросить. А в общем-то и незачем.

Адамов решительно встал и, схватив портфель, пошел к дверям, но тут зазвонил телефон.

— Кира, у тебя что-то важное? — раздраженно спросил он, уже открыв дверь. — Я в суд тороплюсь.

— Буквально два слова, Алексей Сергеевич.

— Давай, только быстро, — разрешил прокурор, снова закрыв дверь.

— Нашел я инфу на сына Самойлова. Ему семнадцать, но дело в том, что его…

Адамов поморщился, что-то ему это напомнило. Ах да, его сыну могло быть примерно столько же, или дочери.

— Кира, что за самодеятельность? — перебил он, с силой сжав ручку двери. — Я же тебе говорил, меня не интересует его семья!

— Да вы послушайте! Это любопытно, — настойчиво возразил подопечный, в очередной раз удивив Адамова своей дерзостью.

— Ну, давай, только быстро, — сдался Алексей, доверившись свежему уму, вдруг и правда что-то стоящее?

— Выполнял я ваше задание и случайно наткнулся на кое-что интересное. В общем, сыну вашего Самойлова семнадцать и с отцом он не ладит, вернее, не ладил.

— Почему?

— Сын у него оболтус, мажор и наркоман. Но подает надежды. Вернее, подавал…

— Угу, — угрюмо отреагировал Алексей, — скоро подрастет и станет таким же уродом, как его папаша. Таким не место в обществе, и просто на земле. Погоди, а почему в прошедшем времени?

— Так я, собственно, по этому поводу и звоню. Не станет он уже никем и по земле ходить не будет.

Адамов тут же вытянулся, заняв стойку.

— Ну, рассказывай.

— Убили недавно сынка его.

— Как это? Говори толком!

— Да так, повздорил с учительницей, она его и грохнула.

Адамов помотал головой, мозг тут же начал анализировать услышанное.

— Погоди. Учительница? Это случайно не Загородняя?.. М-м-м, как ее… Анна Васильевна.

— Она самая. Посадили ее, говорят, дали пятнашку.

— Говорят! Дали! — раздраженно передразнил прокурор. — Я ее засадил, я и высудил пятнадцать лет.

— Да ладно, — усомнился Зарецкий.

— А ты все еще во мне сомневаешься? — рассердился Адамов неизвестно на кого, вероятно на себя. Самойлов — отец убитого? Как же он так оплошал?

— Да нет, я в другом сомневаюсь.

— В чем же? — сердито буркнул прокурор.

— Понимаете, она же всего лишь училка… Я почему-то не поверил, ну и покопался в ее биографии. Вот и решил срочненько вам позвонить. Не сходится у меня кое-что. Кажется мне, дело нечисто.

— Не поверил, говоришь? Не сходится? — задумчиво произнес Алексей, потирая ноющий висок. Вот и у него кое-что не сходилось, но он придушил сомнения, и на профессиональное чутье забил, все равно добился максимального срока. — Твою мать… Ладно, Кира, все понял, кинь мне информацию на почту, я посмотрю. А поговорим после.

Алексей вернулся, сел за стол и уставился в погасший монитор. Ошибся? Напортачил. Дело не изучил. Как же так? А как он не заметил фамилии Самойлова в деле? А парень-то какой молодец! Вот что значит непредвзятый, свежий взгляд.

Ошибаться и ставить свои решения под сомнение он не привык, а потому, тут же набрал номер секретаря.

— Лиля, срочно принесите мне дело Загородней.

— Так я это… Алексей Сергеевич, я его в архив уже сдала.

— Что? — вскипел прокурор, тут же поднялся и, выскочив в приемную, подлетел к столу секретаря. — Лиля, ну когда вы все успеваете?! — прорычал он, упершись кулаками в стол.

— Извините, — вжала секретарша голову в плечи, — но вы же сами сказали, что все, закрыто дело.

— Так. Срочно заберите из архива дело Загородней. Срочно!

— Хорошо, — подскочила секретарша. — Сейчас сбегаю, только вряд ли отдадут. Теперь запрос нужен… Официальный.

— А-а-а! Ну хорошо, хорошо! Сегодня напишу. Я сейчас в суд, потом вернусь, и… А Пашков не звонил? У него в компьютере наверняка есть все данные по делу. Куда он пропал, черт его побери?!

— В понедельник возвращается.

— Ну хоть одна хорошая новость! — рявкнул прокурор и скрылся в кабинете.

***

Судебное заседание затянулось, и Адамов из суда поехал прямиком домой. Бессонная ночь сказывалась, усталость навалилась, он дремал, сидя в старом мамином кресле, и прокручивал в мыслях все, что узнал сегодня. Только поздно вечером вспомнил, что сегодня практически ничего не ел.

Устало поднявшись, пошел на кухню, открыл дверцу холодильника, где по обыкновению повесилась мышь, и тут вспомнил — Надя! Глянув на часы, Адамов ругнулся. Полдесятого. Поздно.

— Надежда, прости, я в суде был…

В трубке раздались короткие гудки.

Алексей снова выругался, но на душе почему-то стало легче. Ладно. Завтра… Нет, в понедельник. Он обязательно спустится в канцелярию и скажет ей, что… А что надо сказать? Что говорят в таких случаях? Надя, прости, мы не подходим друг другу? Или Надя, я тебя не достоин, тебе нужен кто-то подобрей, поласковей? Глупости какие! Надо у Пашкова будет спросить…

На этот раз он провалился в сон, едва коснулся головой подушки. То ли причину своей бессонницы нашел, то ли накопился недосып. Мозг что-то пытался анализировать, планировать, хотелось срочно вскочить и куда-то бежать, но организм распорядился иначе. Ладно, утром, все утром…

***

Все выходные Алексей занимался самобичеванием, мыслями о том, что чувствует Самойлов, потеряв сына, и анализом информации, которую прислал Зарецкий.

— Так-так, почитаем… — бубнил про себя прокурор, читая письмо. — Анна Васильевна Загородняя, тридцать пять лет, педагог со стажем… Ну, это мы знаем, это неинтересно… А, вот! Живет с матерью-пенсионеркой, не замужем, детей нет. А нет, тоже не то… В гимназию устроилась через знакомую, бывшую однокурсницу, Любовь Никоненко… Педагогический институт окончила с отличием, в прежней школе была на хорошем счету, вела благотворительные факультативные уроки для малоимущих детей, на общественных началах организовывала экскурсии, любит детей, дети ее тоже. Та-а-к… Уволилась из-за болезни матери, перешла в гимназию, где зарплата вдвое выше. И это неинтересно.

Адамов чертыхнулся и набрал номер Зарецкого.

— Кира, ну и что ты мне прислал? Что ты тут увидел в защиту Загородней? То, что она детей чужих любит?

— Алексей Сергеевич, а вы второе письмо прочитали? Ну, про этого, про убитого Керкиса.

Адамов открыл еще одно письмо и пробежал глазами текст: «Никита Андреевич Керкис… Лечился от наркотической зависимости, имел несколько приводов за торговлю наркотиками, пьяную драку и поножовщину». Алексей присвистнул, ничего себе биография! В семнадцать-то лет! Так, что дальше… «В каждом приводе освобожден от ответственности за недостаточностью улик или отсутствием состава преступления». Понятно, отец постарался.

— Ну и что? Я же говорил, отморозок, весь в папашу.

— Так вот и не сходится. Она обычная училка, а он отморозок.

— И что? Она и убила, потому что парень отморозок. Не пойму, скажи толком.

— Да что непонятного? Скорее он мог ее убить. И, думаю, вряд ли эта училка вообще умеет пользоваться пистолетом. А в инете пишут, что преступление было спланировано заранее и основано на давнем конфликте. Ладно бы в состоянии аффекта! Только в этом случае она должна была его огреть чем-нибудь тяжелым, ну или ножом пырнуть, а тут пистолет.

— Вот и именно, значит, планировала.

— Нет, — твердо заявил Кирилл, — как-то не вяжется это с ее биографией. Да, ругалась она с ним, да, был конфликт, но спланировать убийство…

— А ты узнал, что за конфликт?

— Обижаете. Самолично вчера сгонял в гимназию, потолковал с его одноклассниками, друзьями и недругами.

— Опять самодеятельность разводишь?

— Так я как лучше хотел…

— Ладно, молоток. Ну и что узнал?

— Да что-что! Урод этот кормил ребят из младших классов наркотой, подсаживал, так сказать. Она увидела и потащила его к директору, но парню все сошло с рук, а вот ей влетело.

— Ну я же говорю, яблоко от яблони… — задумчиво произнес Адамов, припоминая, что про конфликт было кратко написано в деле, но немного иначе: Керкис повздорил на уроке с Загородней из-за плохой оценки, а она оговорила его, рассказав директору небылицу про наркотики. Докапываться до истины, разумеется, никто не стал, потому как отец ученика большой человек. Тьфу ты! Адамов скривился.

— Значит, все-таки были наркотики?

— Были, — уверенно подтвердил Зарецкий, — и думаю, именно поэтому с отцом пацан и не ладил. Вряд ли папаша одобрял такое. А еще ребята рассказали, что после того инцидента Керкис училке прохода не давал, угрожал и всячески издевался.

— Ну вот, чем не повод?

— Да в том-то и дело, она ему двойки ставила и угрожала не аттестовать по иностранному языку. Полагаю, это самое страшное, на что она способна. А потом его папаша, ваш Самойлов, пришел и нанял ее репетитором к сыночку. Сечете момент? Прям как специально.

— Ясно. Надо думать.

Адреналин в крови забурлил, Алексей почти физически ощутил, что близок к чему-то важному…