Сезон мести. Дело прокурора – 2

Юлия Звягина, 2023

Прокурора Адамова не отпускают мысли о мести, но теперь это не просто цель жизни, а стремление спасти близкого человека. Повторения прошлого допустить нельзя, и надо наконец заставить врага ответить за всё. Однако неожиданные препятствия встают на пути. Он сломлен, теряет веру в себя и не видит смысла бороться дальше. Расследование случайно подвернувшегося дела о серийном убийце ненадолго отвлекает его и совершенно непредсказуемо становится главным делом его жизни.

Глава 5

Алексей хмуро посмотрел на своего помощника, затем прошел и, не подав руки, молча сел напротив.

— Ну что, здорово ты влип, приятель, — с сочувствием глядя на Адамова, констатировал Ростислав, тоже опустив приветствие.

Пауза несколько затянулась.

— Ты знаешь, что я не делал того, что на меня хочет повесить Назаренко, — начал Алексей первым.

Пашков продолжал молчать, и Адамов вскинулся:

— Ты серьезно? Ты думаешь, это я из мести? Да зачем я стал бы убивать Самойлова? Зачем мне это? Я уже знал, что это не он виновен в смерти Алены и мамы!

Пашков поерзал, повздыхал и наконец сообщил:

— Лёха, в день смерти Самойлова в его кабинете повсюду нашли твои отпечатки.

— Конечно, они там были! — взорвался Адамов. — Я оказывал ему первую помощь, если помнишь.

— Или только изображал.

Адамов глянул с ненавистью.

— Ты серьезно?!

— Не кипятись, — осадил Пашков. — Я там не был, поэтому просто верю тебе на слово. Но, Лёха, отпечатки даже на бутылке с водой, которую ты взял в холодильнике и дал Самойлову промочить горло.

— И что? Он задыхался.

— Да ничего, только в той бутылке нашли остатки сильнодействующего сердечного препарата.

— Что? — Адамов словно протрезвел. Неужели Назаренко все настолько продумал? Значит, никаких иллюзий, надеяться не на что.

— Да то самое, — пробурчал Ростислав. — Это серьезная улика. И этого будет достаточно для обвинения, ты же знаешь.

— Так это те самые улики, которые предъявил Назаренко в Москве? — догадался Алексей.

— Видимо, да. Но и это еще не все.

Адамов только молча вскинул глаза.

— У Марениной в вещах нашли твою визитку.

— И что? Может, я и оставлял визитку в их доме. Я много раз там бывал, пока шло следствие.

— Да, — соглашаясь кивнул Пашков, — ничего криминального, если бы на ней не было написано несколько слов.

— Каких же? — Адамов саркастично скривился.

— Там дата ее смерти и место встречи… На берегу в пригороде.

— И что? Почерк сто процентов не мой. Убийца Марениной написал это на моей визитке и подбросил в ее вещи. У Назаренко был доступ в дом Самойлова, забыл?

Пашков прикусил нижнюю губу и сделал паузу.

— Лёша, на визитке почерк Марениной. Экспертиза это подтвердила.

Адамов на секунду опешил, но вдруг взорвался:

— Да ну и что! Это косвенная улика! Ясно же, что меня подставляют! Назаренко заставил ее перед смертью написать! Или экспертиза липовая!!! И я уверен…

— Лёша, — прервал его Ростислав, — я бы на твоем месте не был так уверен…

— Всё! Ничего не желаю больше слышать! Уходи. — Адамов отвернулся и, стиснув до боли кулаки, зажмурился. Здорово его обложил Заря! Его враг оказался очень предприимчивым и коварным. Сволочь! Неужели это всё? А как же месть? За маму, за Аленку. А за разрушенную жизнь Анны? Он вдруг расхохотался. Ах да, это же он сам ее разрушил. И все равно в сотый раз порадовался, что она теперь далеко и недосягаема для Назаренко. Он все хохотал, а Пашков с сожалением смотрел на друга.

— Послушай, о твоей ненависти к Самойлову уже все знают. Может, тебе лучше признать вину? Учитывая трагическое прошлое и доблестное настоящее, тебе много не дадут…

Адамов резко перестал смеяться и удивленно посмотрел на Пашкова.

— Убирайся! Убирайся вон!!! — заорал он и вскочив замахнулся.

Тут же появился конвойный и увел Алексея. А Пашков смотрел вслед другу и все так же хмурился. Он не знал, чем ему помочь.

***

— Анюта, конечно, надо идти в полицию! — Лучшая подруга Анны, Любовь Никоненко ходила по огромной, красиво обставленной гостиной туда и обратно. Она потряхивала каштановыми кудрями, красиво уложенными в стиле «Пляжные волны», и в негодовании похлопывала себя по роскошным женственным бедрам, обтянутым шелковистой тканью домашнего пеньюара.

Анна с тоской смотрела на очаровательную, ухоженную подругу, на все это великолепие и, грустно вздыхая, размешивала сахар позолоченной ложечкой в миниатюрной фарфоровой чашечке с чаем. Вот Любаша везучая, и дом у нее красивый, и муж. Пусть и третий, зато любящий, заботливый, и обеспечивает Любашу, и бережет.

А ее беречь некому. Анну слегка передернуло от внезапно накатившего раздражения. И почему она не может справиться с эмоциями? Ведь пора привыкнуть, что в ее жизни все не так.

— А ты точно не хочешь обратиться к своему прокурору? — на мгновенье остановилась Любовь и с надеждой посмотрела на Анну.

— Люба, он не мой! — раздраженно осадила та, к горлу тут же подступили слезы, хотелось зарыдать в голос, но она по опыту знала — слезы не помогут, и постаралась сдержаться.

— Ну а к Дарине? Она точно поможет! — не отставала подруга.

Аня кивнула, шмыгнув носом:

— Я думала об этом. Но у меня нет денег. Я не могу снова…

— Да у тебя куча денег! — напомнила Люба, кивнув на Анину сумку, висящую на высокой резной спинке красивого стула.

Аня даже рассмеялась:

— Шутишь? Это фальшивые деньги. Я почти уверена.

— Ладно, — наконец согласилась Любовь, — по любому надо идти в полицию. Прямо с утра и пойдем. А сейчас спать, постелю тебе в гостевой.

Анюта обреченно вздохнула и поднялась. Сколько еще она будет доставлять всем неудобства? Просто карма какая-то.

— Ты прости, что свалилась, как снег на голову. Я уж хотела в Камышовку на дачу поехать. Но… — Она хотела сказать, что там все напоминает о… НЕМ, однако сдержалась. — Но надеюсь, завтра все прояснится, и я смогу вернуться в свою квартиру.

— Ну перестань, какая Камышовка? — урезонила Люба. — Живи сколько хочешь. Николай все равно с утра до ночи по своим автосалонам разъезжает, или, вон, как сейчас, по командировкам: Москва-Сочи, Сочи-Питер и снова Москва! Ой, ты не представляешь, как надоело!

— Не представляю, — пробормотала Анюта и поплелась следом за подругой.

— А потом у меня же родительская квартира свободна. Далеко, конечно, на самой окраине. Ой, что я тебе рассказываю, ты же помнишь, где это…

Анна шла следом за Любой, слушала ее щебетание и вздыхала, и когда это все кончится?

***

Ранним утром Ростислав метался по своему кабинету, вернее по кабинету Адамова, и нашагал уже километров пять, пытаясь собраться с мыслями.

Засунув руки в карманы и насупившись, он все ходил и ходил от деверей к окну, затем в обратном направлении, при этом бубнил себе под нос оправдания и аргументы в свою защиту, пытаясь усмирить пробудившуюся совесть. Но ничего не получалось. Его пожирало чувство вины. Хотя в чем его вина, он не понимал. Но ведь он друг Адамову и должен спасти его во что бы то ни стало! Однако совершенно не представлял, что можно предпринять. Он не спал всю ночь, терзался и думал, думал. Да так ни к чему и не пришел.

— Ростислав Маркович, здравствуйте.

Тот вздрогнул и обернулся.

— А, Дарина, здравствуй, заходи. И брось этот официоз! — раздраженно махнул он рукой.

Дарина села на свое привычное место — кресло, стоящее напротив стола Адамова. Она с тоской посмотрела на пустующий стул прокурора, затем перевела взгляд на мечущегося Пашкова.

— Слава, как дела у Алексея Сергеевича?

Тот нервически отозвался:

— Плохо, Дарина! Хуже не бывает.

Та помолчала, размышляя, как бы выведать у помощника прокурора побольше информации.

— Ты был у него? — наконец спросила она. — К нему пускают?

— А? — очнулся от своих терзаний Ростислав. — А, да, был.

— И?

Тот отмахнулся и снова забегал по кабинету.

— Что делать собираешься? — немного помолчав, спросила Березина.

— А? — снова откликнулся он.

— Слава, надо что-то делать! — с укоризной сказала она. — Ты же понимаешь, это все Назаренко, и насколько я успела заметить, у него связи. Большие. А раз Адамовым занялась Москва, значит, очень большие!

— М-да! — только и сказал Ростислав.

— А что-нибудь по существу можешь сказать?! — не выдержав повысила голос Дарина.

Пашков будто ждал, чтобы выплеснуть на кого-нибудь свои эмоции.

— Что я могу сказать?! — нервно закричал он. — Что ты хочешь от меня услышать?!

— Ну, хотелось бы что-нибудь обнадеживающее, — подбодрила та, сидя неподвижно и наблюдая, как Пашков мечется из угла в угол.

— Ни-че-го! Ничего обнадеживающего сказать не могу! Я только что от Левашова, тот подтвердил мои опасения.

— Какие? — осторожно спросила Березина, чтобы не спугнуть нервно-красноречивый настрой помощника прокурора.

— Взялись за Лёху серьезные люди, — на ходу бросил Слава, не останавливаясь ни на мгновенье, — и хватка у них бульдожья. То есть, без шансов. Уж поверь!

Дарина вдруг взорвалась:

— Да хватит уже маячить! Как маятник, честное слово!

Пашков даже замер и с изумлением посмотрел на Березину.

— Дарина, ты чего? Ты не понимаешь? Ничего нельзя сделать!

— Надо его спасать, а ты тут голову пеплом посыпаешь, — сурово возразила она.

Пашков непроизвольно провел рукой по волосам, будто пытаясь стряхнуть невидимый пепел, и снова забегал по кабинету.

— Бесполезно. И лезть в эти дела — себе дороже.

— Но ведь его посадят!

Тот нервно хохотнул и широко развел руки.

— Ясен пень, посадят.

— Все с тобой понятно, — постановила Березина и поднялась.

— И ты не лезь в это дело! — Пашков резко остановился и ткнул в нее пальцем: — Ты ничего не понимаешь! Он всех сметет со своего пути! Пережует и выплюнет!

Адвокатесса одарила его презрительным взглядом и пошла к дверям.

Тут же раздалась трель телефона, и Дарина, бросив взгляд на дисплей, быстро ответила.

— Да… К сожалению, пока ничего хорошего, только время потеряла… — Она уничижительно глянула на Пашкова. — Хорошо, сегодня у меня еще одно дело, а завтра заеду.