Проза жизни

Юлия Фёдорова (2024)

Сказки для взрослых, не потерявших веру в чудеса. Почти правдивые истории о том, что даже в самые отчаянные моменты может — и должно! — произойти что-то, возвращающее надежду и дающие силы жить и любить жизнь.

Один счастливый день

Еще теплый августовский дождь лился прямо за шиворот, затекал в уши. Рената передернула плечами, полезла в сумку за зонтиком. Увидев свою правую руку с тонкой белой линией на безымянном пальце, вздрогнула — «посеяла, курица!». Но тут же вспомнила, что тонкая белая линия — все, что осталось от «нормальной» жизни. Да и она исчезнет с первым солнечным днем.

Площадь трех вокзалов превратилась в аквапарк в миниатюре. Перепрыгивая через водовороты, Рената добралась до стоянки такси, плюхнулась на заднее сиденье. Таксист недовольно зыркнул на ее мокрый плащ через зеркало заднего вида.

— На Фрунзенскую?

— Так точно…

Подъезд окутал Ренату прохладным подвальным запахом. Дверь открылась не сразу. «Не ждете меня,» — горько усмехнулась она про себя. Впрочем, чему удивляться: за почти семнадцать лет она приезжала от силы раз пять.

— Дочь! Что за сюрпризы? Ты почему не предупредила? В конце концов, я могла быть не одна!

Рената пыталась пристроить плащ на вешалку так, чтобы не затопить полквартиры. Боковым зрением она пыталась нащупать в этой чуть полноватой, но упругой женщине в стильном трикотажном брючном костюме свою маму — и не могла. Почти никакого сходства с той, которая дула ей на разбитую коленку, когда Рената безуспешно пыталась освоить велосипед, проверяла уроки и водила в тот самый цирк на Цветном бульваре. Нет, никакого сходства. Только запах — из детства: «Трезору» мама оставалась верна всю жизнь, какие бы модные парфюмы Рената ни посылала ей с первых гонораров, как бы ни умоляла сменить «этот нафталин» на «приличную селективку».

— Пожарь мне картошки, мам, пожалуйста, я ничего не ела со вчерашнего вечера, меня уже мутит. А потом будешь ругать.

Мама недоуменно вздернула левую бровь, пошла в кухню; на пороге обернулась — словно еще надеялась, что Рената ей просто мерещится. Полилась вода, зашкворчало масло, загудела вытяжка. Когда по квартире поплыл победный запах жареной картошки, над которой не властно ни время, ни гастрономическая мода, ни ЗОЖ, мама как-то бочком прошла мимо Ренаты вглубь квартиры, похлопала дверцами шкафов и через несколько минут протянула ей какой-то сверток.

— Руки не доходили выбросить. Не вижу, чтобы ты озаботилась, во что переодеться. На вот. А то с тебя вода ручьями…

Рената развернула сверток и не смогла сдержать улыбки: мамин халатик цыплячьего цвета на пластмассовых пуговицах она, кажется, помнила дольше, чем себя.

Полсковородки картошки спустя мама не выдержала.

— Ну так ты объяснишь мне или нет, что у тебя стряслось? Вваливаешься чуть свет, хорошо хоть Ульянка уже в школе, без предупреждения, без звонка!

Рената отложила вилку, с трудом сфокусировала взгляд на маме: от еды и тепла ее ощутимо клонило в сон. «Никогда не понимала людей, которые умудряются выспаться в поезде,» — устало подумала она.

— Я… много новостей, мам. Решила лично рассказать. Видишь ли…

Следующий час для мамы был похож на сериал по каналу «Россия», новости на «Первом» и «Новые русские сенсации» на НТВ.

— В издательстве? Никак, мам, уволилась. Не могу больше в этом… зоопарке. Половина хищники, другая половина — травоядные. А я? Ну нет, мам, какая из меня хищница… С Вадимом развелась. Почему-почему… нашлась на него настоящая хищница, вот почему! Бороться? Зачем? Ты вот с нашим отцом развелась — и, смотри-ка, кавалеров меняешь, как перчатки! Может, и я еще…

Рената придвинулась к маме ближе на узком жестком угловом диванчике, из тех, что когда-то считались изюминкой «зажиточного» кухонного гарнитура. Положила голову ей на колени. Вдруг притихла, засопела.

— Я приехала, потому что мне больше негде жить, мам. И я беременна.

Мама дернулась так, что Рената чуть не ударилась виском об стол. Но, вопреки опасениям, не всплеснула руками, не закричала «да что ж ты творишь со своей жизнью, бестолочь!» (как тогда, когда из родительской квартиры в респектабельном районе столицы и от новорожденной младшей сестры Рената сбежала в неопределенную и не гарантирующую успеха питерскую взрослую жизнь, сбежала и больше не возвращалась). Погладила Ренату по волосам:

— Ох, доченька…

Притирались трудно; не могли поделить то кухню, то ванную, неловко сталкивались плечами в коридоре, то расшаркиваясь, как посторонние («иди первая в душ! — ну что ты, ты же гостья…»), то взрывались криком. Улька после уроков допоздна сидела у подруг: старшую сестру она почти не знала и узнавать не спешила, а напряженная атмосфера дома угнетала ее пубертатно-чувствительную натуру.

Сентябрь пережили не без валокордина, но сносно. В последний погожий выходной мама с утра поехала на рынок. Рената еще спала, Улька отпросилась к подружке на дачу. Вернувшись, мама обнаружила Ренату на кухне; она сидела с очень прямой спиной перед двумя кружками кофе и что-то читала в телефоне.

— А, мам! Вернулась? Ты видела свой гороскоп на сегодня?

Мама втаскивала в кухню пакеты с фруктами и овощами.

— Я купила тебе яблок и персики, ты в детстве любила. Но, похоже, импортные, наши-то уже отошли… Не сидеть же всю беременность на жареной картошке. Какой гороскоп?

— Тельцы: у вас сегодня счастливый день!

Мама выглянула из-за дверцы холодильника:

— Что, всего один?

— Да, так точно! Один счастливый день! Сядь, выпей кофе.

Мама сполоснула руки, придвинула себе стул. Рената помолчала. Вдох, выдох. Сейчас, еще секунду… всего один счастливый день…

— Я не беременна, мам. Я умираю. До Нового года, может, еще дотяну, а потом — извините. Я оставлю вам с Улькой «трешку» свою в «Охте»… Да какой еще Вадим, его там по документам и по деньгам рядом не стояло. Мам, подожди, слушай: издательство оставлю вам тоже, но Ульку к нему не подпускай лет десять еще, она бестолочь! Или продай, если в тягость. Какой спектакль, мам? Что устроила? А, это… Видишь ли, мам, у меня же нет никого. Ну то есть либо государству квартиру отписать, либо матери. Вот я и решила проверить, есть ли у меня еще мать-то. А то ведь столько лет прошло… да что ты плачешь, мам? Смотри, какой день счастливый — оказалось, что у тебя есть старшая дочь, а у меня — мать. Ну что уж тут поделать — всего один счастливый день…