Проза жизни

Юлия Фёдорова (2024)

Сказки для взрослых, не потерявших веру в чудеса. Почти правдивые истории о том, что даже в самые отчаянные моменты может — и должно! — произойти что-то, возвращающее надежду и дающие силы жить и любить жизнь.

Дорога домой

Современность закончилась спустя час после того, как отъехали от Пулково. Дорога, еще недавно осеняемая отблесками хищных глазниц вездесущих камер видеонаблюдения, разудалыми хороводами светофоров и фонарями, напоминающими настольные лампы в кабинетах чекистов, провалилась вдруг в бескрайнюю зелень никем не охраняемых, не освещаемых и не оцениваемых полей, над которыми размазывались, теряя упругость щек, белесые облака. Еще через час закончились и признаки цивилизации: за поворотом скрылся последний филиал «Сбербанка» и «Почты России» в пестрой от бедности муниципалитета, то ли плохо прокрашенной, то ли местами выцветшей деревянной водонапорной башни. Скрылся и последний филиал «Красного и белого»; с крыльца вслед внедорожнику глядел неопределенного возраста, срока немытости и состояния алкогольного опьянения мужичок, глядел, вероятно, в древнерусской тоске, хотя и не определял для себя эту зыбь между дневным похмельем и вечерним запоем таким поэтическим образом. Скрылась последняя «Пятерочка», оставив смутное предчувствие близящегося продовольственного кризиса. Водитель внедорожника с надписью «каршеринг» через весь бок ругнулся про себя за то, что поехал в такую глушь без двухнедельного запаса сигарет, покрутил ребристое, как крышка от дешевого пива, колесико радиоприемника, в надежде разрядить сгущавшуюся тишину. Но и радиоволны тоже скрылись за поворотом — из динамиков заскрежетало неприветливо, зашуршало, всхрапнуло — и настал белый шум. Водитель выключил радио.

За окном в бутылочно-зеленых сумерках за густой стыдливой ширмой низкорослых деревьев мелькали огоньки домов, хоть водитель и не заметил никаких указателей деревень или сел по дороге. Ему подумалось на старинный манер — «хутор»; или лучше даже — «мыза», уж больно далеки от больших городов казались эти дома, сбившиеся в кучку на краю Ничего.

Наконец закончилась и дорога. Возле крошащейся, как песочное печенье, церквушки, подпираемой бодрым магазином «Продукты», он свернул на грунтовку и приготовился бороться с дремотой, которая часто подстерегает уставшего водителя на медленной, качающейся, как исполненная на волынке колыбельная, дороге. Минут двадцать по обе стороны от внедорожника текло темное Ничто — не лес и не поля, курганы отрубленных голов борщевика, канавы да редкие и неуместно-сочные трубы газопровода. Но вскоре фары выхватили из полумрака голубоватый реечный заборчик, угол дома из шлакоблоков («шлак, он и есть, до чего все-таки точное название подобрали!» — подумалось вскользь водителю) и почему-то пластиково-синюю телефонную будку. Чуть дальше сутулый, но еще крепкий, довольно грузный мужчина в трениках и рубашке в синюю клетку загонял в ворота тощую корову. Корова упиралась, но, по-видимому, больше для проформы.

Конец ознакомительного фрагмента.