Пока без названия

Юля Х (2024)

Действие происходит в России в августе 1998 года. Девятиклассница Юля готовится к первому сентябрю в элитной школе и говорит об этом с мамой. Та сообщает ей о том, что в новом учебном году в их классе будет учиться новый мальчик из Америки. Мать и дочь обсуждают эту новость со скептицизмом, но когда одноклассники встречаются и Юля знакомится с новеньким, она в него влюбляется.

Глава 2

5.

— Girls, wait for us, we’re coming with you! — окликнул нас Сережа, когда мы собрались в столовую.

Сережа и Леонардо догнали нас.

— Let it be a good tradition to have lunch together, — прибавил он, — If you don’t mind.

— We don’t really mind, guys, you’re quite nice, — улыбнулась им Аня, многозначительно глянув на нас с Дашей.

На днях мы обсуждали вероятную причину того, почему Сережа и Леонардо уже третий день подряд ходят с нами в столовую, и единственный ответ, который приходил нам в голову заключался в том, что это было желание Леонардо, а Сережа, решивший с ним дружить, просто исполнял его волю. И судя по тому, как Леонардо мило общался с нами троими, кто-то из нас ему особенно симпатизировал. Когда мальчики подошли к нам в очередной раз, мы дружно вспомнили нашу дискуссию.

— I’ve just heard the world is gonna end in 2000, — сказал Леонардо, притворившись расстроенным и растерянным, обращаясь к нам, — Have you ever heard ‘bout that?

Мы хихикнули.

— Heard something, — сказала Даша.

— No way! I wasn’t going to die young. But, well, I guess it can’t be helped, — он притворился, что смирился, — I just wish to accomplish everything that I wanted to. Go for a bounce on the trampoline, make a prank call, — загибал пальцы он, — Dye my hair purple, win a match, kiss the most gorgeous girl in school, visit my granny…

— Hey, stop! — сказала Аня, — Who is she?

— My granny? She’s Italian. She…

— No, I mean, the most gorgeous girl in school.

— Aw, you’re embarrassing me. Did I say that aloud?

— You did.

— Oh, I’m sorry. I didn’t mean to. May I take it back?

— Leonardo, you’re a schemer!

Он сделал ангельское лицо.

После обеда, оставшись наедине, мы с подругами не упустили случая обсудить Леонардо.

— Я знаю, девочки, про кого он говорил, — начала разговор я, не без грусти в голосе, — Про Алису. Она красивая, и он с ней общается.

— Может быть, — сказала Аня, — Но не исключено, что про кого-то из нас.

— Ты пошутила!? — разразилась я нервным смехом, — Ну только если про тебя, Аня! Или про Дашу, — добавила я, чтобы ее не обидеть.

— Я бы с ним повстречалась, — раскатала губу Дашка.

— А я бы нет, — покачала головой Аня, — Он хороший мальчик, но не в моем вкусе, мне нравятся более мужественные брюнеты. Надеюсь, он говорил не про меня.

— Может быть тебе тогда нравится Сережа? — не без иронии поинтересовалась Даша, — А то, по-моему, ты больше нас радуешься, что они всюду за нами таскаются.

— Если бы он был повыше ростом… Поэтому нет, не нравится. Я радуюсь, потому что они очень хорошие ребята, да и с ними веселее. Бэйби, а почему ты думаешь, что Леонардо говорил не про тебя?

— Потому что я не самая красивая в школе.

— Ну и что. Ты довольно симпатичная. И мне кажется, что именно из-за тебя он с нами общается.

Анины слова меня взволновали до фейерверков в воображении. Я никогда этого не замечала, потому что избегала прямого зрительного контакта с ним, потому что боялась вконец потерять голову.

— Почему? — округлила я глаза.

— Разве ты не замечала, что он на тебя по-особенному смотрит?

— Нет! — я подскочила, — Как это по-особенному?

— Ну… нежно так… не так, как на всех остальных…

— Изобрази!

— Как-то так, — Аня попыталась изобразить взгляд Леонардо, по ее наблюдениям, когда он смотрел на меня, получилось очень смешно, мы втроем захохотали до колик, — Нет, как-то так, — сделала новую попытку она, получилось еще смешнее, и мы чуть не умерли от смеха.

Я была очень благодарна подругам за сладкий бальзам на душу, догадывались ли они о моем увлечении? Или это была правила, и он, действительно, смотрел на меня по-особенному?

После всех уроков Леонардо и Сережа снова поймали нас, на этот раз в гардеробе.

— Hey, guys, let’s hangout together, — сказал Леонардо.

В этот раз я специально посмотрела ему в глаза, чтобы удостовериться в Аниных наблюдениях. Он сказал это, глядя на меня, не на Аню и не на Дашу. Он приглашал меня с ним тусоваться.

— Okay, let’s go, — как завороженная пролепетала я, не отводя глаз, чувствуя как земля уплывает из-под ног, а в животе порхают бабочки.

Вот и случилось то, чего я так боялась. У меня впервые возникли фантазии о том, что мы обнимаемся и целуемся, и мне стало так хорошо, что все подумали, что мне плохо. Мальчики сказали, что ждут нас за школой, а мы стали одеваться.

— Бэйби, с тобой все хорошо? — спросила Аня, — Ты не расстроилась?

— Он на тебя и в этот раз нежно посмотрел, разве ты не заметила? — сказала Даша.

— Наверное, — попыталась улыбнуться я.

Навязчивые мысли не давали мне покоя, я провалилась в негу, о которой не знала раньше.

«Этот мальчик меня заколдовал» — подумала я.

То было время, когда ни у кого не было мобильных телефонов, но у самых продвинутых подростков были пейджеры, самые первые мессенджеры в России. Чтобы передать сообщение абоненту, нужно было позвонить в пейджинговую компанию и продиктовать оператору текст сообщения и номер получателя, и через минуту на небольшой экранчике пейджера высвечивалось сообщение от друга. Это была довольно дорогая для девяностых годов игрушка, потому что кроме того, что сам пейджер стоил немало, нужно было ежемесячно оплачивать связь, но у всех старшеклассников нашей школы такая игрушка была, не было ее только у меня. Моя мама думала, что если у меня будет пейджер, он будет отвлекать меня от учебы, поэтому его покупку для меня постоянно откладывали. Но я каждый раз сходила с ума от зависти и чувства вселенского одиночества, когда у кого-нибудь из моих подруг пиликал пейджер, они доставали его, читали сообщение и хихикая, убирали его обратно в карман. Это было все равно, как если бы все мои друзья общались друг с другом перешептываясь на ухо.

У Леонардо тоже был пейджер, в США этот мессенджер был популярен еще с восьмидесятых годов, он привез с собой свой старенький девайс, которым, наверное, еще пользовалась его мама, подключил местную связь, но проблема была в том, что местные операторы принимали сообщения только на русском языке, поэтому все сообщения от друзей ему приходилось читать на русском. Сам он очень редко отправлял сообщения ровно по этой же причине.

— How’s your studies, Leonardo? — спросила Аня, когда мы встретились с мальчиками за школой, — Is it hard enough?

— Yeah, Russian is quite hard, — ответил он, — But other subjects are okay. I’m getting involved little by little.

— He’s actually brainy, — сказал Сережа, — I didn’t expect him instantly grasping what was going on in Chemistry and Mathematics classes.

— Right back ‘atcha! — по-доброму усмехнулся Леонардо, — I wouldn’t get it if you didn’t help me.

— Okay, but hey, I’m not such a talented teacher. I’ve just translated some things for you.

В этот момент запиликал чей-то пейджер, Леонардо снял свой с ремня брюк, попытался прочитать, не смог, поднес поближе к глазам, сморщив нос он напряжения, в конце концов попросил Сережу помочь прочитать сообщение.

— СлушайтымненравишьсятыбудешьсомнойгонятьАлиса, — прочитал Сережа, как было написано, без знаков препинания и пробелов, с целью уместить большой текст в одно сообщение, — Ах, видимо, вот как, — невольно улыбнулся он, и прочитал с выражением, — Слушай, Леонардо, ты мне нравишься. Ты будешь со мной гонять, в смысле, встречаться? Алиса. Alice is asking you for a date.

Мы все взорвались хохотом, почувствовав стыд за Алису.

— But oh boy, you didn’t hear that, — смущенно посмеялся Леонардо.

— Do you want to give her an answer? — спросил Сережа, — I can help you with that. We can come back to school and use the school phone.

— No, man, thank you. Not now. It’s so embarrassing.

— Do you like her? — спросила его дерзкая Дашка.

Он почесал затылок. Сердце в моей груди чуть не остановилось от томительного ожидания ответа Леонардо.

— She’s okay, but not my type, — ответил он в конце концов.

— And what girls do you like? — спросила я, сама от себя не ожидав такой смелости.

Мы снова встретились взглядом, и я начала таять от нежности, как от жаркого солнца, чувствуя как оно растекается по всему моему туловищу. Я поймала ту же самую волну, что и половиной часа ранее в гардеробе. Разговор приобрел личный оттенок, он сел ко мне поближе.

— I like girls with big eyes and long hair… The longer the better… Slim but not skinny… A little bit shy and little bit crazy…

Он будто описывал меня, я совсем одурманилась.

— And you? What guys do you like? — спросил меня Леонардо, судя по взгляду, испытывающий то же самое.

— I don’t like any guys, — смутилась я, быстро уронив взгляд.

— That’s okay, — ответил он, — You will soon. I used to feel nothing for girls till I was thirteen. It’s called puberty.

Я покраснела, но посмотрела на него взглядом, полным возмущения:

— I’m not a small child, can’t you see I’m big enough?

— Aw… Sorry, I didn’t mean you were too young, — в свою очередедь покраснел он, — Never mind.

Вскоре к нам присоединились Дима и Марина, и мы гуляли до позднего вечера.

Меня обычно отпускали гулять до десяти, только сначала нужно было обязательно прийти домой, показаться маме и сделать все уроки на следующий день, но в тот день я совсем забыла об этом. Было уже темно, мы стояли под единственным фонарем в округе и собирались расходиться по домам.

— Why was you called Leonardo? Are your parents fans of Ninja Turtles? — задал забавный вопрос новенькому Дима.

— Nope, — засмеялся он, — My father was an artist, and my mother is an artist, since she's an architect. They both loved Renaissance.

— Why you said «my father was»? — заметила внимательная Аня, — I'm sorry for that question.

— It's okay, we lost him two years ago. A big plane crash in New York, maybe you heard?

— Yes, I remember something…

— But maybe you don’t, you were too young, — пожал плечами Леонардо.

— Oh, I'm so sorry, — погладила его по плечу Аня.

— He was the best person ever known, but life is going on.

— My grandpa died last year, I felt so awful, I can't imagine what it is to lose your parent, — разоткровенничалась Марина.

— Ahhh, life is crazy. We can't imagine what we're gonna face, — ответил Леонардо, — But, hey, some day we all will pass away, it's a nice idea to be in a moment and enjoy your time right here.

— You're right.

— Hey, guys, let's speak about something else, — сказал Сережа, — I just get anxious when someone speaks about death when it's dark. It's scary.

— How about speaking about tomorrow's Chemistry test? — пошутил Дима.

— No, Chemistry is scary as well. I see my Chemistry teacher in nightmares, you know.

— You said you liked her.

— But not as my Chemistry teacher.

— What do you mean?! — сморщилась Аня, поняв намек.

— He just said he would kiss her, — выдал его Дима, не задумываясь.

— Сережа, is that true?! How do you imagine that? She's your teacher, not a classmate, — не унималась Аня, зачем-то влезшая в мужской разговор.

— I imagine that very well, shall I describe in details?

Мальчики разразились хохотом.

— Have you ever kissed, Аня? — спросил Сережа.

— It's not your business, — отрезала она.

— What about you? — спросила его Марина.

— Of course, I have.

— And you, boys, Leonardo, Дима? — опрашивал Марина всех присутствующих мальчиков.

— Of course, why asking? — презрительно фыркнул Дима.

— Leonardo?

— Yeah, once I have. I was thirteen, and she was older. She kissed me on the mouth. But we had a little problem: she wore braces, and me too, and we got hooked, it was hella droll.

— Now you don't wear braces? — спросила Марина.

— As you see, — он улыбнулся своей голливудской улыбкой, — I used to have a slight malocclusion, but it's alright now.

— So now it's safe to kiss you? — захихикала Марина, обнажив свои зубы с брекетами.

— Absolutely, — уверенно ответил Леонардо, быстро глянув на меня.

Ох, и зачем он сказал это при мне? Теперь я не буду спать ночами, представляя, как целую его.

Придя домой ровно в десять, я не предполагала, что мама встретит меня на пороге с недовольным лицом.

— Ты где была? — строго спросила она.

— Гуляла с друзьями, — растерялась я.

— А почему домой не зашла? Я уже хотела в милицию звонить!

— Ой, я забыла. Все пошли гулять, и я с ними.

— Раньше такого не было! Что такого произошло сегодня, что ты забыла?

— Ничего, просто…

— С кем ты гуляла?

— Как обычно, с девочками… Ты же их знаешь.

— Мальчики были?

— Ну, всего трое… они к нам сами подошли.

— Кто из мальчиков?

— Дима, Сережа… и новенький.

— Как зовут новенького? Имя и фамилию.

— Ну мама… Зачем ты меня расспрашиваешь?

— А что я такого спросила? Должна же я знать, как зовут твоего нового одноклассника. Я всех знаю поименно и пофамильно, а этого нет.

— Leonardo McCaie.

— Чего? Еще раз отдельно имя и отдельно фамилию.

— Leonardo это имя. McCaie — фамилия.

— Короче, я буду называть его Леонардо. А он что, итальянец что-ли?

— Нет, он из Америки.

— Ах, точно, он же американец. Как у него с учебой там?

— Да хорошо все. Он супер хорошо понимает точные науки, и даже по русскому языку делает успехи. Его посадили рядом со мной, и я ему…

— Он с тобой сидит? — перебила меня мама.

— Да. На русском языке и литературе.

— Ты ему даешь списывать?

— Он не списывает! Я ему перевожу некоторые слова, объясняю что-нибудь.

— Ладно, иди мой руки и садись за уроки. Пока все не сделаешь, спать не ляжешь. В следующий раз подумаешь, прежде чем весь вечер прогуливать.

6.

Не прошло и месяца, как Леонардо стал самым популярным и обсуждаемым человеком в школе. Все хотели дружить с американцем, а он был очень общительным, легко шел на контакт и умел поддерживать отношения. До неприличия открыт, при этом он не требовал откровенности взамен. Каждый старшеклассник считал его своим другом, каждая девушка хотела бы с ним встречаться, но, к моему счастью, он никого не выделял. Он общался со всей старшей школой понемногу, но с нашим классом чаще всего. Я заметила, что больше всего он проводил время с мальчиками из нашего класса, или вместе с Сережей он подходил к нам с Аней и Дашей.

К середине сентября, наперекор всем предположениям, он стал лучшим учеником практически по всем предметам, особенно по таким как математика, химия, физика и биология. Все тесты и контрольные он писал на отлично, его часто вызывали к доске решать примеры, и он без труда показывал решение, объясняя наполовину жестами, наполовину на английском.

Я была тайно в него влюблена, но тайно для всех, а не для него самого. Мальчик довольно проницательный, он не мог не заметить этого, это читалось в его взгляде. С тех пор, как Аня намекнула мне, я стала видеть симпатию с его стороны тоже. Он часто останавливал на мне свой взгляд, и это сводило меня с ума. Он был для меня самым понятным и непонятным одновременно: его черты лица, мимика, взгляды, телодвижения, голос, речь казались мне родными, но будто из прошлой жизни, словно где-то когда-то я хорошо знала и любила его, и любовь эта была глубока. Со дна моей души поднималась радость озарения, когда я в очередной раз наблюдала что-то знакомое в его лице, и одновременно с радостью поднимался мистический ужас оттого, что ответ на то, где и когда мы были так близко знакомы, совсем не приходил мне в голову, мало того, я была убеждена, что это могло быть только во сне, ведь все наши жизни мы жили на разных половинках земного шара.

Как-то Аня сказала мне:

— Кстати, вы с Леонардо чем-то похожи внешне. Ты не замечала?

— Я на него похожа!? — очень удивилась я, — По-моему, мы разные…

Ну конечно, разные, я совсем не считала себя красивой.

— Да, вы разные, но что-то общее у вас, все-таки, есть.

Весь день не могла понять, что Аня имела ввиду. Придя домой, я разглядывала себя в зеркало, и не видела у себя никаких сходств с Леонардо. А на следующий день придя в школу, я посмотрела на него и увидела в нем себя. Мы были, действительно неуловимо похожи.

Я до сих пор еще стеснялась начинать с ним разговор. Когда он не подходил ко мне, я наблюдала за ним со стороны, восхищаясь им, каждым его проявлением, самим фактом его существования и возможностью его видеть, словно он был волшебством.

Однажды на перемене мы сидели на одном подоконнике совсем рядом, плечом к плечу, потому что народу в коридоре было много, и всем хотелось уместиться на подоконнике, чтобы где-то посидеть. Он держал перед собой свою тетрадь по геометрии и что-то дописывал в домашнем задании. Почерк у него был красивый: мелкий, но очень разборчивый, с сильным наклоном вправо, почти каллиграфический, ручка Lancer, которой он писал, популярная у школьников в России в то время, имела очень тонкий стержень, делая его записи невесомыми, четкие чертежи выполнены тонко заточенным карандашом, в тетради Леонардо оставлял много свободного пространства, не пытался исписать каждый сантиметр, к тому же написанный им текст был настолько деликатно чист от помарок и клякс, в отличие от моего текста, что я уставилась в его тетрадь и не могла оторвать глаз, словно от произведения искусства. Он заметил это и спросил:

— Managed to solve it?

Он наверняка подумал, что я подсматриваю у него решение.

— Actually, I didn’t do it at home. I was going to copy Anya’s solution, — честно призналась я, и улыбнулась оттого, что мне стало стыдно.

— Boo, you shouldn’t, — выразил он неодобрение.

— Unfortunately I’m not as smart as you are, — я пожала плечами, со своими четверками по геометрии, химии и физике я уже смирилась, — I’ve made a drawing at home but I have no idea how to solve it.

— If you want I can explain it to you. It's not difficult. — предложил он мне свою помощь.

— Yes, please, — я чуть не растаяла от того, какой он милый.

— Ok then. Can I have a look into your notebook, please?

— Yes, here you are, — я достала и открыла ему свою тетрадь, и, так как в коридоре было шумно, мы придвинулись еще ближе друг к другу. Подбородком он почти коснулся моего плеча, я почувствовала его дыхание на своих руках, его запах, тепло, исходящее от него. Он стал объяснять мне геометрию на своем американском английском. Я думала, что ничего не пойму, но он объяснял так легко и понятно, что даже мой одуревший мозг смог справиться.

Потом я попросила его объяснить мне ещё химию, он с той же готовностью согласился, но на этот раз, хоть и объяснения его были понятны, я задавала ему так много вопросов, будто студент — практикант профессору, только лишь для того, чтобы побыть рядом с ним ещё, чтобы подышать его запахом, «легально» прижаться своим плечом к его плечу, заглянуть с близкого расстояния в его глубокие, голубые, как океан, глаза, ощутить на своей коже его дыхание, услышать его приглушённый до интимного голос, получить удовольствие от каждого американского alrai вместо британского alright, провалиться в облако неги со странной вибрацией. Межу прочим я так боялась что меня могут разоблачить, как окружающие, так и Леонардо, что старательно делала вид озабоченной учебой отличницы, которая даже не замечает, какой красивый парень перед ней тут распинается.

— Can I sit next to you so I could explain to you something else? — спросил он меня, когда прозвенел звонок на урок.

— At geometry? — душа от радости чуть не выскочила из тела, — Or chemistry?

— At all lessons. I mean, can I be your «deskmate»? — спросил он, улыбнувшись своему только что созданному неологизму, потому что в его американской школе такого понятия, как «сосед по парте» не существовало.

— Yes! I want you to be my deskmate! — чересчур радостно завизжала я, а потом глянула его удивленное лицо и покраснела.

— Yes? — переспросил он меня с удивленной улыбкой.

Я кивнула.

— Woo-hoo! I’m happy you agreed.

С того дня Леонардо пересел ко мне за парту, а Аня села к Даше. На математике, химии и физике Леонардо объяснял мне материал урока, но совсем не так, как учитель, а по-другому, гораздо проще и нагляднее, и хоть объяснял он мне на английском, эти предметы становились для меня все понятнее и понятнее. А я старалась объяснить ему правила письма на русском языке.

— Julie, why do Russians still study Russian grammar in high school? — спросил он меня, когда я объясняла ему падежи.

— But… don't Americans study English grammar in high school? — усомнилась я.

— Of course, not! — он засмеялся, — Maybe in elementary school we did, but not in high school. It's obvious for us how to write in English, — он закатил глаза, нарочно меня дразня.

— Don't you have English as a subject at all? I heard from Hollywood films that you do. Who's lying? — я приняла вызов.

— Well, we have English as a subject, but we don't study grammar. Actually we study English literature.

— Oh, I see. I think that's because Russian has much more complicated grammar than English does. And it's very important for us to write correctly.

— Why?

— Just because it's not okay to write incorrectly, — я пожала плечами, мне было сложно объяснить американцу, почему в России не принято писать неграмотно, что тебя засмеют, и что с неграмотным человеком вообще не считаются.

В его глазах осталось вопросительное выражение, так как моего пояснения было недостаточно, и я сказала:

— Just imagine you want to write a letter…

— By hand?

— Yes.

— Actually we rarely write something by hand. If we imagine that I want to write you a love letter or something, I would email. And computer usually has grammar and spelling check.

Какая наглость! Разве я говорила про любовное письмо? От чего такая самоуверенность? Он что, думает, что я в него влюбилась? Да, это было так, но он знать об этом был совсем не должен. Да и у меня не было интернета, как и у большинства россиян в 1998 году, и он должен был об этом уже знать. Он смотрел на меня своим открытым наглым взглядом и улыбался. Я почувствовала себя будто голой, разоблаченной, застуканной врасплох, но к моему ужасу, в этом было что-то приятное.

— Maybe you, cowboys, have emails, but I don't, — сказала я, покраснев от его взгляда, и убежала.

Удостоверившись в безопасности своей локации, я долго стояла за углом, не в состоянии справиться со своей психосоматикой. Сердце стучало так, что было больно, дыхание сбилось, как после долгой пробежки, все тело будто было заряжено током и трещало, если бы кто-нибудь прикоснулся ко мне в тот момент, его могло бы дёрнуть. Я прикрыла веки и перед моим мысленным взглядом предстали его весёлые голубые глаза, видящие меня насквозь. Я поймала себя на мысли о том, что больше всего я хотела бы сдаться этому взгляду, мощному, словно океан, и утонуть, и что единственное, что заставляет меня держаться на плаву и сопротивляться — это социум, в котором мы находимся. Я думала о том, что показывать мальчику свои чувства неприлично, а при Леонардо мне было сложно притворяться.

Самыми любимыми уроками у Леонардо были биология и физкультура. Он был очень спортивным мальчиком, и хотел везде и все успеть и преуспеть. В американской школе он играл в бейсбольной команде, а в свободное от школы время занимался серфингом. С его слов, он вырос в океане.

Однажды после физкультуры Егор Баранов, очень задиристый мальчик нашего класса, подошел к нашей группе девчонок, хохоча:

— Девочки, я сейчас вам такое расскажу про Леонардо! Хотите?

— Рассказывай!

— Он в раздевалке в душевую залез, душ принять!

Во всех американских школах в спортивных раздевалках есть душевые, то есть после уроков физкультуры все школьники принимают душ, чтобы на следующие уроки идти чистыми. В российских школах о такой роскоши никто никогда не задумывался, но по нормативам в нашей школе и в женской, и в мужской раздевалке, была сделана «душевая», маленькая грязная комнатка вроде туалета, без света, которой никто никогда не пользовался.

— Включил воду, и на него брызнула ржавая и холодная вода, и сверху тараканы попадали! Он как выскочит оттуда! Как мы ржали!

Конец ознакомительного фрагмента.