Путь к Босфору, или «Флейта» для «Императрицы»

Юрий Иваниченко, 2017

Грохочет над Европейским континентом Великая война, которую позже назовут Первой мировой, коверкает и изменяет судьбы миллионов людей. Среди них и три брата Ивановы, знакомые читателю по роману «Враг на рейде»: лейтенант флота Вадим, авиатор Кирилл и гардемарин Василий. А противостоять иноземцам им приходится не только на фронте, где всё ясно, но и в собственном тылу – в схватке с коварными агентами врага.

ГЛАВА 5. ГРАФСКОЕ ГНЕЗДО С КРЫЛЬЯМИ

Курляндия. Тыловой госпиталь в Обертау

— А чья мыза-то? — поинтересовался Кирилл, спускаясь по вытертым мраморным ступеням усадьбы.

— Ка-акой… — с запинкой начал брат, но в силу устоявшейся привычки Арина, та самая «командорская внучка», что вывезла Вадима на лечение из Севастополя, закончила за него:

— Какие-то остзейские графья. Последний хозяин, кажется, молодой. Сейчас где-то на фронте. Ой, прости, — спохватилась она, погладив ладонью по серой щеке Вадима.

Сама же чуть ли не заставляла его бороться с остаточным последствием контузии, — говорить. Говорить, несмотря на то, что первоначальное глухонемое мычание, в котором едва можно было угадать слова, переросло в стойкое заикание, которого Вадим стеснялся, как выпускник прогимназии в новых старших классах.

— А этот граф? — понятливо улыбнулся в усы Кирилл. — Он, часом, не авиатор?

Вопрос был закономерен.

Если на парадной лестнице усадьбы сумрачно глядели на незваных гостей яблоки-медальоны с генеалогического древа старинной фамилии — парадные портреты, начиная с 1550-го, — то уже в вестибюле, в ногу со временем, всё больше были фотографии. По-немецки большие, как иная картина, но вполне жанровые.

Тут молодцеватый усач с острой бородкой барона Мюнхгаузена — и впрямь, «Гаузен», прочитал на медной табличке Кирилл, — скалит молодые здоровые зубы, чуть ли не прямо под совиными глазами авиаторских очков, в шлеме, педантично застёгнутом на все пуговички, затянутом на все ремешки. Скалится, сидя в одноместном гнезде «фармана», на ажурной раме фюзеляжа. Тут он же, но уже на крыле «фармана», с цирковой лихостью ухватившись за расчалки биплана. И, наконец, в знакомой Кириллу форме русского добровольческого авиаотряда, — то бишь если бы не коричневый горшок на голове — кожаный шлем с огромной «мухой», как тогда ещё, в 13-м, прозвали державного орла со шпагой и пропеллером. Типичный болгарский офицер: английский френч при турецких шароварах, на лицо вот только не очень на южанина похож.

Балканская война.

Так, должно быть, домой и не возвращался с тех пор, судя…

— Тут даже аэроплан его гниёт да разваливается до сих пор, в амбаре, на попятном дворе, — кстати заметила Арина.

— Что, правда? — оживился Кирилл едва ли с меньшим энтузиазмом, чем тогда, когда нашёл на завалинке прачечной, позади усадьбы, брата. — Идёмте, идёмте же взглянем!

Лейтенант Императорского воздушного флота тотчас стал похож на только что пришпиленное булавкой насекомое. Вроде бы оставался на месте, памятуя, что сам же и потащил брата с его спутницей в заброшенный регулярный парк усадьбы «немедленно заняться лечебной гимнастикой, и да-да, осмотреть достопримечательности», — но теперь, искушённый куда более привлекательными руинами аэроплана, как будто весь задёргался.

— Мало вы на них насмотрелись? — со смешливым удивлением возразила Арина, но, перехватив взгляд Вадима, сменила тон: — Смотрю, вы как те наши мальчишки — пока не напрыгаетесь на сиденье, пукая губами… — девушка с детской серьёзностью изобразила нечто, отдалённо напоминающее стрекот мотора.

— Вот именно! — обрадовался Кирилл. — Слетаем к Глаше в Питер, и к обеду будем!

Он даже залихватски подкрутил уголки своих «британских» усиков, будто уже репетируя бравое появление перед домохозяйкой Глашей для рапорта.

— Да как же вы слетаете? — облизнув натруженные губы, недоверчиво нахмурилась Арина. — Он там весь плесенью зарос?

— Вот как вы показали, так и слетаем, — как ни в чём ни бывало, подтвердил Кирилл. — Я буду пилот, а Вадим будет мотор, он для этого превосходно заикается. Вадюша, скажи «П»? П… П?..

— Пошёл к чёрту, — с неожиданной лёгкостью произнёс контуженый.

— Ну, ничего, как-нибудь, — подхватил брата под локоть Кирилл.

— Идите вы оба, — запинаясь на смех, отмахнулась Арина. — Сама гулять пойду, а то у меня потом дежурство.

— Что там Ва… вэ?.. — закивал куда-то за спину Кирилла Вадим, когда они остались вдвоём на мощёной тропинке парка.

— Ваше Величество? — обернувшись в сторону станции, по-своему сообразил брат. — Что ему сделается? Здравствует да царствует. Одно слово: «Да здравствует!»

— Д-дэ… Да ну его, — с досадой отмахнулся Вадим, беря брата под локоть. — Как Вэ… Васька как?

Они двинулись в обратную сторону. Кирилл нахмурился, поджал фамильно-пухлые губы и, внимательно посмотрев на брата покачал головой:

— С тех пор, как чемодан его привёз посыльный из «бюро находок» — ничего. Ни слуху ни духу.

Вадим кивнул.

— Сам знаешь, сейчас такое на дорогах творится… — махнув рукой, добавил Кирилл.

Привычки утешать друг друга у братьев не было. Всю жизнь диспозиция «старший и младший» была для них только поводом выяснения, и не столько первенства, сколько большего мужества, — когда синяки не в жалость, а в гордость, а ватка с зелёнкой: «Ну, maman, что вы мне как маленькому?» — унизительна и повод к братнему злорадству.

— На дорогах неразбериха, жандармы мобилизованы в караул, разбой процветает… — продолжил было Иванов-второй, но первый выразительно отмахнулся.

Кирилл улыбнулся. Кривовато, судя по усикам, но всё-таки:

— Да, и я того же мнения. На фронт бежал подлец. Решил небось, что во всю войну ему дальше Маркизовой лужи походов не видать, вот и подался в действующую армию.

Вадим энергично закивал, соглашаясь.

Кивнул и Кирилл:

— Все бегут. И с конюшен, и с дворцов. Даже с благородных пансионов переодетые девицы, как в восемьсот двенадцатом. Да я бы и сам побёг на его месте, ей-богу.

Вадим снова закивал, но будто бы перебил сам себя, учительски подняв палец и с карикатурной строгостью сведя брови:

— Фэ… Фролов?

— Начальник курсов? — догадался Кирилл. — Отец созванивался, и тот успокоил его, что до выяснения всех обстоятельств ни об отчислении из гардемаринских классов, ни об объявлении дезертиром Василия — речи не идёт. И идти не может, — добавил он выразительно.

На что Вадим не менее выразительно перекрестился:

— Сэ… Слава Богу.

— Аминь, — легко согласился брат. — Это бы Ваську куда больше расстроило, чем даже пуля в задницу.

Вадим протестующее поморщился.

— Дэ… дай Бог, чтобы в… вэ… — и снова привлёк внимание брата, потянув с вопросительной гримасой за локоть: — А что Цэ… Царь, в самом деле? Кэ… Как?

— Да, молодцом, как для нынешних обстоятельств, — Кирилл пожал плечами.

Они вошли под каменную арку с мимом в замковом камне.

— Хотя, правду сказать, по нему не скажешь, чтобы «аж». С лица спал. Под глазами тени, хоть икону пиши. Оно и понятно, беспокоится. Вот, о довольствии спрашивал…

Кирилл закатил глаза, придав лицу известное портретно-постное благообразие и, дав понять тем самым, что теперь перед Вадимом «Сам», спросил, будто вспомнил нечто важное:

— А что, шоколад вам горький поставляют, от «Крафта»? Или «Абрикосовский»?..

И, тронув брата за рукав госпитального халата, добавил почти шёпотом, словно опасаясь строгости «дядьки» гофмейстера:

— Я распорядился, чтобы от «Крафта».

Вадим, смотревший всю эту пантомиму с лёгким недоумением, в конце фыркнул:

— П…. п….

— И я того же мнения, — быстро согласился Кирилл.

— Провокатор, — собравшись с духом, поправил его брат, но, впрочем, уже не был услышан: тем временем они прошли разъезженный, засеянный соломой попятный двор.

Протолкались среди обычной его суеты, среди обозных подвод и заляпанных санитарных фургонов. Подошли к осевшему амбару, из распахнутых ворот которого виднелся почти заложенный подопревшим сеном аэроплан.

— Ба, так это же родной брат того пернатого вредителя, что вам тут житья не даёт! — непонятно чему обрадовался лейтенант Императорского воздушного флота.

— М… младший, — скептически скривился лейтенант флота военно-морского.

— Да нет, как раз таки, — ничуть не унывая, схватился Кирилл за покосившееся полотно дощатых ворот. — Старший.

И добавил, кряхтя от усилия:

— Ста-арший. — Ворота, вторя авиатору, натужно заскрипели, поддаваясь: — …И преизрядно.

Переговоры «наверху»

Петроград. Кабинет министра иностранных дел С. Д. Сазонова

В кабинет министра иностранных дел Алексей Иванович, статский советник, вошёл без доклада, не задерживаясь в приёмной, только поздоровавшись по-французски с вторым секретарем посольства Мориса Палеолога, который ожидал очереди, коротая время за светским разговором с помощником министра.

В кабинете, аккуратно сидя на краешке кресла, уже достаточно долго — судя по выражению лица Сазонова, — пребывал румынский посланник.

Министр обменялся взглядами с руководителем политической разведки и поднялся из-за стола, сообщив румыну, что аудиенция закончена.

— Срочные новости? — спросил Сазонов, когда посланник, произнеся всё, что положено по дипломатическому ритуалу и получив заверение как в скорейшем информировании государя, так и скорой новой аудиенции, удалился.

— Да, и не предназначенные для посторонних.

— Впрочем, что это я? — усмехнулся Сергей Дмитриевич. — Если вы вот так удостаиваете меня своим визитом, значит, новости того стоят и конфиденциальность предполагается. Откуда на этот раз?

— Из Лондона. Заседание Кабинета министров от 9 ноября. Присутствовали не все, но ключевые фигуры были: Ллойд Джордж, Грей, Черчилль, ну и, конечно, проведено под председательством Асквита. Докладчиком по первому вопросу был Герберт Самюэль и, как вы понимаете, где он, там и еврейский вопрос.

— А второй вопрос — я так понимаю, вы из-за него поторопились?

— Да, расчленение Османской империи, плюс, конечно, судьба проливов.

— Вот как? В передовице «Таймс» об этом ни слова… — Министр чуть отодвинул лист-четвертушку, на который были аккуратно наклеены телеграфные ленточки, распечатка передовицы газеты, присланная срочно из Лондона. — И наше посольство не в курсе.

— Эта часть обсуждения была закрытой и никак не афишируется.

Сазонов только головой покачал:

— Только не говорите, что вы на прямой связи с Асквитом, Алексей Иванович.

Теперь позволил себе улыбнуться и статский советник.

— Ну, зачем же? Есть стенографы, протоколисты, хронисты, архивариусы, ремингтонистки… Кстати, за дословность я не ручаюсь, но в передаче общего смысла уверен.

— Так что там касается нас? — остановил его Сазонов, по старому доброму обычаю русской аристократии не любящий вникать в щепетильные подробности.

— В известной мере нас касается и первый вопрос. Они собираются создать в Палестине еврейское государство, открыть туда переселение — и тем самым снять остроту проблемы.

— Что, наших… э-э… подданных тоже будут пускать? — с некоторой долей интереса спросил Сергей Дмитриевич, хотя вопросами внутренней политики опекался мало.

— Полагаю, что да, — подтвердил Иванов. — И это, представляется, выход, то есть разумная перспектива для всех этих, зараженных социализмом.

И сразу же перешёл к главной теме, справедливо полагая, что умнику Сазонову не надо подробно разъяснять, каким образом перспектива обустроить свою новую страну для своего народа пересилит социалистические иллюзии всемирного равенства, братства и чего там ещё навыдумывали их идеологи и «вожди» хоть во фраках, хоть в лапсердаках.

— Ваш коллега, сэр Эдвард Грей, изволил задать тон дискуссии о проливах, — начал Алексей Иванович, время от времени заглядывая в свой блокнот, исчёрканный одному ему понятными иероглифами. — Не думаю, чтобы он так уж разделял позицию нашей военной пропаганды, но в целом высказался в правильном направлении. Пусть без конкретики. «Абсурдно, что такая громадная… нет, он употребил слово «gigantic», гигантская, — империя, как Россия, обречена располагать гаванями, которые льды загораживают большую часть года, или же такими, как Черноморские, которые сразу же перекрываются при любом военном конфликте».

Сазонов поднял взгляд к лепному потолку и сказал с лёгкой, но вполне понятной насмешкой:

— Да, справедливость под британским протекторатом — это его конёк. А что Ллойд Джордж? Вспомнил обещание атаковать Дарданеллы и тем самым отвлечь турок с Кавказского фронта — в отплату за нашу помощь французам отстоять Париж?

— Политик — он и есть политик. Соображения выгоды для Короны — прежде всего. Басурман они собираются порвать на куски и, похоже, преуспевают. Но понимают, что без России удачный — не говоря уж вообще об осуществимости сего, — раздел Османской империи невозможен; так, значит, надо отдать России вожделенную часть — и тогда Петроград безо всяких примет любой вариант английского и французского расположения хоть в Африке, хоть в Азии. Тем паче, если возле наших границ будут какие-то… скажем, сравнительно нейтральные страны.

— Да, государю будет интересно познакомиться с позицией союзников… — подтвердил Сазонов. — Понимание ценой русской крови — это, в общем-то, ожидаемо.

— Это не всё, что произошло на Даунинг-стрит, — напомнил статский советник.

— Оппозиция? — поднял брови министр.

— Увы… И весьма серьёзная. Черчилль прямо заявил, что если Россия поднимет свои флаги над Босфором и Дарданеллами, то всякая свобода действий и в Северной Африке, и на Ближнем Востоке для нас — то есть для Британии — закончится. Это, мол, не полуживая Турция, на которую цыкнули — и получили бы всё, что надо, не вмешайся Вильгельм вкупе со своим венским рамоликом, а великан, с которым придётся считаться, и чем дальше, тем больше.

Сергей Дмитриевич невольно улыбнулся при словах «венский рамолик» — лексика Первого лорда Адмиралтейства могла позабавить кого угодно, — и спросил:

— Сию позицию-оппозицию разделяют многие?

— Боюсь, что да. Особенно в палате лордов. И не считаться с этим нельзя. Кто, как не вы, ваше высокопревосходительство, проведя столько времени в Лондоне, знаете, что британская политика делается не только — чтоб не сказать «не столько» — на Даунинг-стрит.

— Да, с этим приходится считаться, — согласился министр. — И что же предлагает оппозиция? «Не пущать»? Перечеркнуть наши устремления, позицию государя — и, как следствие, наше участие в борьбе?

— Отнюдь. Самим захватить проливы, открыть судоходство к взаимной выгоде, прежде всего в военной кампании, а потом, после победоносного завершения войны, милостиво разрешить нам поставить свой флаг рядом с английским и французским.

— Это ваши предположения или их реальный план?

— Насколько реальный — не могу сказать, — глядя в глаза, констатировал Иванов. — Информации пока мало. Но вот что в ведомстве первого лорда, в Адмиралтействе, начали прорабатывать план большой операции соединенных флотов против Дарданелл — уже известно.

— У вас что, свои люди даже в британском Адмиралтействе? — похоже, что Сазонов всё-таки удивился.

Но Алексей Иванович не счёл нужным посвящать министра в подробности.

— Косвенные источники иногда полезнее, — только и сказал разведчик.