На грани

Юрий Лантан (2024)

Ранним июльском утром Антон встречает на мосту в центре Питера девушку по имени Нина. Их знакомство перерастает в романтические отношения, которые крепнут с каждым днем. Но однажды Антон понимает, что совершенно ничего не помнит о своем прошлом.

Я не помнил, как очутился на мосту. Наверное, гулял по городу? Утренний свет сочился сквозь ветхий саван облаков, сырой ветер холодил кожу. Казалось, я впервые в жизни дышал полной грудью, и от затхлого запаха реки кружилась голова. Я почувствовал на себе взгляд и обернулся.

У противоположной ограды моста замерла девушка в легком платье, джинсовой куртке и кедах. Она смотрела на меня со странной смесью удивления, восторга и испуга.

— Привет, — осторожно проговорила девушка. Плечи ее подрагивали — то ли от холода, то ли от волнения. Темные волосы развевались на ветру. Тонкая рука, согнутая у живота, держала красный блокнот.

— Привет. — Я замер, изумленный звуком собственного голоса: он показался мне фальшивым. — Мы знакомы?

— Нет, но… — неуверенно начала девушка, а затем, словно набравшись смелости, выпалила: — Я Нина. А ты…?

В голове всплыло имя, и я, чуть замешкавшись, ответил:

— Антон.

Нина кивнула. Ее бледное лицо дернулось в мимолетной улыбке.

— Рада знакомству, Антон. И давно ты здесь… стоишь?

Я посмотрел на часы. Стрелки показывали 7 часов 7 минут.

— Не помню, — я растерянно улыбнулся, смущенный своей забывчивостью. — Даже не знаю, зачем сюда пришел.

— Наверное, загадать желание? — Нина подошла ближе, и я рассмотрел сухие губы, покрытые трещинками, и серые тени у глаз. — Ты ведь понимаешь, что это за место?

Я огляделся. Мы стояли в центре короткого пешеходного моста, перекинутого на пересечении двух узких каналов в гранитных оковах. Рядом и чуть вдали виднелось еще несколько мостов — я насчитал шесть штук. Деревья и невысокие старинные здания, раскрашенные в пастельные тона, ютились на набережной. За ними возвышался собор с тусклыми куполами.

— Это Семимостье. — Нина не сводила с меня темных глаз. Ее близость дарила тепло и тревогу. — Самое загадочное место города. Здесь из одной точки видно сразу семь мостов. В Питере есть легенда: если на Семимостье загадать желание в семь часов семь минут седьмого числа седьмого месяца, то оно обязательно сбудется.

— И ты загадала?

— Да. — Нина улыбнулась и отвела взгляд.

— Оно сбылось?

Нина рассмеялась, и глаза ее ярко заблестели.

— Похоже на то! — Она убрала блокнот в карман куртки, взяла меня за руку и потащила с моста. — Идем, я покажу тебе город!

* * *

Казалось, все дни слились в один. Каждое утро я просыпался на матраце в пустой комнате: голые стены, белый потолок, стылый воздух. Я принимал душ и плелся к шкафу в прихожей, где висел нехитрый набор одежды — пара джинсов и несколько черных футболок. «Тебе идет темный цвет», — говорила Нина, и всякий раз, натягивая футболку, я вспоминал ее слова.

Далее завтрак — всегда один и тот же. Я вытаскивал из холодильника миску с молоком, в котором плавали куски сырого мяса, садился за стол и медленно пережевывал жилистые ошметки. Ни о чем не думая, я таращился на стену в коросте облезлых обоев. Когда к горлу подкатывала тошнота, я шел в туалет и выливал остатки молока и мяса в унитаз.

И так — каждое утро: пробуждение, душ, завтрак. Бесконечный цикл, разорвать который могло только одно событие — встреча с Ниной.

Я дышал ради нее. Нина целиком поглотила мое существование, и в какой-то момент я осознал, что только рядом с ней чувствую себя живым. Когда она держала меня за руку, все обретало смысл и ясность.

Ежедневно мы встречались на Семимостье, а затем шли куда глаза глядят. Гуляли по городу — по его паркам, аллеям и дворам. Обнимались. Смеялись. Кормили уток. Встречали закаты на набережных. Но каждый вечер расходились в разные стороны: Нина — к себе домой, а я — в свою холодную конуру. Ночь становилась временем, проведенным впустую − без Нины. Проваливаясь в глухую черноту, я думал лишь о том, как поскорее вновь ее увидеть.

Конец ознакомительного фрагмента.