Кулинарное чтиво. Вкусная повесть о любви

Юрий Моренис

Юрий Моренис, «Кулинарное чтиво». Автор считает эту книжку первой в мире повестью о еде: как о приготовлении, так и вкусовых качествах оной.

Елене Моренис, одному из лучших репортеров ВГТРК, вдохновившей меня на эту книжку

© Юрий Моренис, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Утро

Они никогда не ссорились. Мелкие размолвки, легкие капризы, редкие раздражения — не в счет. «Миру — мир», — шутил Анатолий, — «а у нас вечное перемирие»… С тем и дожили до своего уютного маленького юбилея.

Сегодня пришлось встать пораньше. Он и прежде не залеживался в постели, но нынче хоть и праздничек, а день обещал быть крутым. Успеть бы…

Анатолий любил кормить жену в постели. Потому не числил себя в сонях. Ему нравилось, как Тоня делала большие глаза, каждый раз восхищенно ахала и с восторгом поедала подношения.

Казалось бы чего особенного? Обычные, к примеру, бутерброды. Но Толя всегда старался чего-нибудь придумать. Не просто хлеб с маслом, а сверху колбаса… Не-ет, так всякий может. А если взять крутое яйцо, порезать его на тонкие ломтики, чтобы желтые кружочки играли в ослепительном обрамлении белка, положить на хлеб и капнуть чуть майонеза? Или вместо яйца — помидор? Чтоб светился, как рубиновый глаз Будды… Ах, да что угодно, на что фантазии хватит, но зеленью украсить обязательно.

Правда, это по быстрому… А если не торопиться и затратить лишних пять минут? Взболтать яйцо, добавить в него чуть-чуть томатной пасты. Затем, полукольцами нарезать лучок, натереть сыр и все это смешать с приготовленной смесью. На горячую сковородку положить ломтики батона и пока они жарятся, верхнюю сторону намазать вот этим непонятным чудом. Когда сторона ломтика стала хрустящей, как шорох осенних листьев, легким жестом перевернуть его и дать массе схватиться. Бутерброд приобретает вид волшебной лодочки, которую можно по морю пустить, но лучше в рот затолкать.

Все это, мурлыча себе под нос, разложить на тарелке и внести к супруге, с дымящимся на подносе кофе, при этом отчаянно выдувая губами какой-нибудь дурацкий марш. Мол де, графиня, уже рассвет и кушать подано…

Антонина сладко потянется, посетует, что зубы еще не чищены, но поднос возьмет, на коленки поставит и начнет незамедлительно уплетать, с нежностью взирая на благоверного.

Но сегодня Анатолий завтрак ей не готовил. Мало дел невпроворот, так еще во второй комнате спал их друг Женька. Он жил, хоть и не далеко, рядом, но в другом областном центре, потому приехал заранее, как на их юбилей, так и по придуманным делам. А главное, вкусно поесть. Уж что-что, а в еде Женька толк знал.

Если откровенно, то Женькой его осмеливались называть только близкие друзья, вроде Антонины и Толи. Евгений Ольгердович был под метр девяносто ростом и столько же, как утверждал Анатолий, в талии. Если это брюхо можно назвать талией. Необыкновенное отчество Женьке досталось не от отца, а от деда, поскольку тот нарек сим древним именем своего отпрыска. И Ольгердыч, так его кликал Толя, на полном серьёзе утверждал, что не зря носит такое отчество, поскольку род свой ведет чуть ли не от Рюриков, Синеусов и прочих варягов, пожаловавших во время оно на Русь. Хвастал, что кроме фамильных драгоценностей, в их семье хранятся древние родовые рецепты. По одному из них он приготовил блюдо и угостил им друзей. Но как!..

Евгений Ольгердович работал в соседнем городе собственным корреспондентом одного из центральных телевизионных каналов и являлся коллегой Антонины, которая тоже была собкором того же канала, но у себя. Как-то друзья созвонились и прибыли к Женьке, как договаривались, к вечеру…

У Евгения Ольгердовича был собственный дом с большим участком, на котором, кроме восьми сосен, двух дубков и одичавшей пятиметровой груши, не росло ничего. Зато наличествовало бесконечное количество гамаков и лежаков — мужчина любил полежать…

Во дворе горели костры. В сумерках одиннадцать деревьев казались непролазными дебрями. Откуда-то доносился Вагнер, со своими жуткими трубами. Приятели расположились у центрального, почти прогоревшего костра, и Женька притащил загадочный поднос и какое-то железное сооружение.

— Внимание! — Роковым голосом произнес он. — Сейчас мы готовим «Свиные ребрышки по варяжски»!

Он начал хватать таинственные куски с подноса и запихивать их в таинственную железяку, которую потом водрузил на зловеще шипящие уголья.

Остальные костры вокруг продолжали гореть, бросая на лица присутствующих багровые отсветы. Глаза лихорадочно блестели. Мерещился далекий конский храп, хруст ветвей под неосторожными шагами, чужие голоса. Хотелось схватиться за рукоять меча или, по крайней мере, выставить дозор. От странной коробки шел дурманящий запах и делиться добычей ни с кем пришлым не было желания.

Женька сумел вызвать у гостей первобытные инстинкты и добиться тревожного настроения.

— Чего, воины, приуныли?! — Захохотал он. — Ща мясо жрать будем, да добрым элем запивать.

— Каким еще элем? — Не понял кто-то.

— Видишь ли, дорогой, — пояснил хозяин, — в те годы мои славные предки водки не знали. А поскольку жили на севере, то вина тоже. Виноград там не произрастает. Варили эль.

— И у нас будет самый настоящий эль?

— Ага… Местного пивоваренного завода. Но ты, дорогой, вообрази, что пьешь натуральный эль…

Пиво — пивом, но еда была сказочная. И по вкусу, и по настроению. Вроде не переодевались, маскарада не устраивали, сидели в современных костюмах, а чувствовали себя подлинными викингами и даже разговаривали гортанными голосами.

— Как тебе это удалось, Ольгердыч? — Спросил его потом Анатолий.

— Представь себе — гулкая старина, непроходимая чаща и по этим северным джунглям продираются наши любимые варяги. Тут навстречу — вепрь. Трах — бах, замочили. Освежевали, разделали… Как приготовить? А из того, что под рукой. Разожгли костер, ребрышки поколотили мечом или секирой, и положили все это дело в стальной шлем. Прикрыли щитом и — на угли. Что я и сделал. Ну, конечно, чеснок, укроп, петрушку — как закон… Посолил, поперчил — вот тебе и «свиные ребрышки по варяжски». Чем не древняя коптильня?

— Так эта конструкция и есть варяжский шлем?

— Почти угадал! Пожарная каска.

— Сам придумал?

— Окстись, Толик! Старинный фамильный рецепт. Раритет…

Сейчас Женька спал. Анатолий прекрасно понимал, бутербродами веселого гиганта не насытишь. Тут пусть Антонина старается. Он же пока обойдется ни к чему не обязывающим завтраком и достал из холодильника самое простое: творог, сметану, варенье из черной смородины. Стал смешивать…

Толя иногда спрашивал: «Что значит, вложить в еду душу?» И сам отвечал: «Мелкая нарезка, медленный огонь и пореже отходить от плиты».

Никто не запрещает все свалить на тарелку в кучу, торопливо перемешать и немедленно начать лопать. Именно: лопать, хавать, чавкать, шамать, жрать, трескать, рубать, подчищать…

Как готовишь, так и потребляешь… До заворота кишок. От чего преставился милейший русский баснописец Иван Андреевич Крылов.

А можно и — вкушать, отведывать, трапезовать, наслаждаться пищей, испытывать вкусовые ощущения, раз за разом пробовать и чувствовать в себе абсолютную гармонию.

…Творог вдруг растворился в сметане, превратившись в белый, чуть подтаявший, снег. На тарелку пришла зима. Но вот капнула первая смородиновая капля и, словно лыжник в фиолетовой шапочке, покатилась по наклону. За ней другой лыжник, третий, четвертый… Оставляя за собой сиреневые полосы. Кружат физкультурники, и уже не студеный сугроб, а лиловый пруд радует Анатолия.

— Дай ложечку…

— Ты уже встала?

— Да. Надо Женю кормить.

— Антошка, я тебя поздравляю.

— Я тебя тоже, родной. Дай ложечку.

— Ты же не любишь?

— Выглядит очень аппетитно.

Она сама выглядела аппетитно. Сон уже покинул ее, но маленькие кудрявые ангелочки порхали вокруг, натягивали свои крошечные луки и пускали в Анатолия стрелы. По крайней мере, он чувствовал приятное покалывание в груди и с обожанием смотрел на супругу.

Кто бы мог представить, что эта грациозная молодая женщина с волоокими зелеными глазами и ниспадающими на плечи каштановыми волосами — скорее барыня, чем простолюдинка, — могла лезть в самое пекло, рисковать перевернуться в утлом катерке на коварной волне, расплетать хитроумные интриги высоких чиновников (не зря какие-то идиоты замышляли на нее покушение), чтоб выдать в эфир острый и захватывающий репортаж. Ей бы в креслах располагаться, да кофей, оттопырив мизинчик, попивать, ан нет… Даже домашний халат с бело-красными цветами по синему полю развевался на ней, как национальный флаг.

Антонина отведала пару ложек «ни к чему не обязывающего завтрака» и показала большой палец.

— Во! — И вдруг обняла Анатолия. — Спасибо, родной, за цветы. Я проснулась, а надо мной нависают розы. Прелесть! Где они всю ночь хранились?

— Неважно…

Он еще вечером купил ее любимые розы, спрятал их в кладовку, а под утро поставил букет возле нее. Сейчас эффект был достигнут.

— Ты волшебник! Я всегда знала, что тебе со мной повезло.

Он рассмеялся. Только так можно воспринимать женскую логику.

— Может, еще поешь творог?

— Нет… Сейчас сварганю какое-нибудь едалище для Женьки, с ним и позавтракаю.

— Что ты задумала?