Аркан смерти

Юрий Усачёв (2024)

Лиам тяжело переживает самоубийство своего лучшего друга Герора, с которым его связывала необычная телепатическая связь. Всё глубже погружаясь в отчаяние, Лиам тоже пытается покончить с собой, но выживает. По некоторым признакам он постепенно понимает, что смерть Герора не была случайной. В это же время известный репортёр Аллан По начинает расследование, подозревая психотерапевта Эллу в доведении до суицида пациентов, среди которых был и Герор… Вас увлекают захватывающие тайны, мрачные интриги и остросюжетные драмы? Тогда вы не сможете пройти мимо захватывающего романа Юрия Усачёва «Аркан смерти», который погружает в глубины человеческой психики и раскрывает шокирующую правду о воздействии на неё. Это напряжённая игра разума — герои, каждый своим путём, стремятся раскрыть тайну, которая может стоить им жизни.

Глава 5

Обратно в цирк

Каждый из нас живёт в нескольких мирах, словно главный герой, путешествующий из одной книги в другую. Человек приходит на работу и становится уважаемым членом большой команды, выпускающей, например, еженедельный журнал со скандальными новостями мирового масштаба из мира политики или шоу-бизнеса. Он же, оказавшись в толпе во время обеденного перерыва и заняв очередь за толстым господином в потной майке со спортивным лейблом, который уже давно выцвел и растянулся на жировых отложениях хозяина, превращается в одного из покупателей фастфуда, чьё лицо никто не запомнит. Дома вечером он в одиночестве выпивает бокал сухого вина в компании зеркала, отмечая на лице тихий приход старости, и становится объектом обсуждения искусственно приветливых по утрам соседей.

Все роли в течение одного дня проигрываются каждым человеком по-настоящему, хотя в каждой из них он разный. Такое существование обеспечивает сохранение единого разума, не позволяющего расщепиться сознанию, как в случае множественной личности Билли Миллигана^[1]. Если бы мы освоили только одну роль, то мозг бы не выдержал контроля за всеми событиями нашей жизни исключительно с одной позиции восприятия, и случился бы крах.

Можно представить мир людей, освоивших единственную программу поведения и живущих со стойким внутренним Я, неспособным к перевоплощению. Тогда в первую очередь из мира исчезнет вся ложь, ведь никто не сможет играть то, чего нет на самом деле, и наступит время правды. Готовит ли это для нас идеальное общество? Ни в коем случае.

Вся правда в таком мире станет активатором целого цикла ответных эмоций и шизофренических реакций, ведь не каждый факт может стать переносимым для человека, живущего в своей так называемой зоне комфорта. Никто не отменит разнообразие и уникальность каждой личности, которая будет формироваться в социуме, пронизанном религией честности. Если мир переключится на единую программу без лжи, начнётся неописуемый хаос, где истина одних столкнётся с чужой, и никакая политкорректность, толерантность или принятие уже не сработают. А самое ужасное, тогда исчезнет искусство… Никто не расскажет нам о любви через выдуманную историю с аллегоричными намёками на человеческие глупости. Красивая сказка станет невозможной.

Но иногда правды хочется настолько сильно, что вздуваются вены на висках.

Выглядывая из-за широкого клёна, я всем своим естеством превратился в камень, где живой осталась только нарастающая волна из ярости, удивления и смятения, жаждущая истины. Моё личное доверительное лицо, мой терапевт, фактически моя подруга и мой ящик тайн существует не просто как наблюдатель и помощник, а, оказывается, живёт в моей истории.

Я вспомнил все наши разговоры с Эллой на консультациях, где наружу были выставлены все мои страхи и ужасы. Она была в курсе не только горя по умершему другу, но и всех мельчайших подробностей моего прошлого и настоящего. Даже о той истории из детства, когда я потерялся в цирке.

Я совершенно забыл о ней, но уже на второй психосессии, медленно выводя меня из траура по другу, Элла неожиданно спросила:

— Тебя ведь самого когда-то потеряли?

Мой затылок похолодел, все мысли о Героре и его похоронах, мрачно описываемых мной ранее, исчезли, и я будто бы вернулся из воспоминаний в момент здесь и сейчас — кабинет Эллы с рисунками бамбука на стенах, на широкий мягкий диван с бежевым вязаным покрывалом.

— С чего такой вопрос? — спросил я.

Элла откинулась на спинку крутящегося стула.

— Вы не были с Герором родными братьями, любовниками или сиамскими близнецами. Но ты ощущаешь его потерю, как часть себя, верно?

— Конечно! Хотя в твоём вопросе я слышу намёк на некую странность. Разве с близкими друзьями ничего подобного не может происходить?

— Может… Но этому должна быть причина, корни которой всегда кроются очень глубоко. Посмотри, как ты сидишь! Плечи опущены, спина сгорблена, ноги скрещены, руки обнимают предплечья — будто маленький испуганный мальчик. Тебе явно знаком опыт потерянности.

На мгновение задумавшись, я искал способы опровергнуть теорию Эллы:

— Но… а как же вся эта связь на расстоянии? Я знал: с Герором что-то случилось ещё до того, как новость дошла до меня. А эти наши сны об энергетическом единстве? Я не мистик, но не могу игнорировать эти факты. На другом пространственном плане у нас есть странная близнецовая связь. Разве она не может быть объяснением того, что вместе с оборвавшейся жизнью Герора ушла и какая-то часть меня?

В моём горле пересохло, во рту явно ощущалась пыль. Я готов был вступить в спор, решив, что все мои предыдущие рассказы, хоть и звучали достаточно эзотерично, воспринимались не всерьёз. Но взгляд Эллы стал очень мягким, и я почувствовал холод в затылке.

— Безусловно, это всё и лежит в основе вашей дружбы. Но это неизвестная нам тонкая глубинная материя, которую я не вправе тревожить. Я психолог и работаю с психическим планом. Да, эти мистические вещи в вашей жизни давали вам особое чувствование друг друга. И если верить во всё это, то сейчас, когда душа Герора в другом измерении, ты тоже можешь её чувствовать. Можешь сохранять вашу дружескую связь и вспоминать его со всей теплотой, но на психическом плане ты как разрушенное здание, у которого поломана часть несущей стены и вся конструкция вот-вот развалится. В тебе застрял корень непринятия горя. Моё профессиональное чутьё подсказывает, что он лежит в твоём личном опыте потерянности.

Я смотрел вроде куда-то вправо, но ничего не видел. Коричневые стены из лакированных деревянных реек выросли из пола, который стал превращаться в престарелый паркет. Потолок стал грязно-белым. Справа появились тяжёлые двери, которые стала открывать женщина в бордовом костюме с чрезмерным начёсом обесцвеченных волос. Люди зашагали вокруг — все спешили к открывшемуся входу. В воздухе появился странный запах. Я не мог дать ему название, он пах давностью и нервозностью. В животе зашевелилась смесь предвкушения и страха. Я просто перенёсся ни с того ни с сего в детское воспоминание.

— Почему-то после твоих слов мне вспомнился цирк, в который меня водили родители в детстве.

Элла спросила, чуть наклонившись ко мне:

— И что там произошло?

Возникшие вокруг образы растворились в одно мгновение и не хотели подчиняться моей воле. Мне было тяжело воспроизводить событие в памяти, и я завис.

Элла внимательно посмотрела на меня и предложила:

— Давай так: представь, что перед тобой большой белый экран и ты единственный зритель перед ним.

Я закрыл глаза.

— Ты находишься в удобном кресле и просто смотришь на огромный белый прямоугольник. Ты — заказчик фильмов. Просто включи мысленно кино, где маленький Лиам ходил когда-то в цирк со своей семьёй, и разреши себе его посмотреть. Проиграй запись того случая.

Белый экран в моём мысленном пространстве вдруг помялся и стал вспыхивать синими полосами. Меня это не напугало, скорее привело в замешательство, потому что метафора Эллы явно пошла не по заданному сценарию. Я медленно выдохнул и положил руки на грудь. Сердечный ритм отвлёк меня, внимание сосредоточилось на ровном дыхании. Постепенно экран выпрямился, и на нём появилось изображение.

— Кино включилось? — спросила Элла, дав мне время войти в свои воспоминания.

— Да, вижу, как сижу на седьмом ряду в полном зале. Мы были там с друзьями родителей, у которых тоже дети моего возраста. Нас всех посадили вместе.

— Сколько тебе там?

— Лет пять, наверно…

— Продолжай. Как ты себя чувствуешь на представлении?

— Немного волнующе, но весело. Неприятно большое скопление людей. Ощущение, будто вокруг всё сдавливает. Но на сцене дурачатся клоуны, и это меня веселит.

— Хорошо. И что потом?

— Всё закончилось, я увидел, что зрители вокруг начали вставать и идти в разные стороны. Тогда я стал смотреть по сторонам в поисках знакомых лиц. Оказалось, что вся моя компания куда-то пропала. Я увидел две большие распахнутые двери с левой стороны и пошёл к одной из них. Толпа продолжала двигаться, а я застыл у выхода. За ним начинался другой коридор, который не отложился в моей памяти. Куда идти дальше?

Ступор из воспоминаний ощутил я в настоящем времени, поэтому мой рассказ прервался.

— И что ты сделал тогда? — вернула меня Элла в сюжет того дня.

— Я начал выискивать взглядом среди выходящих людей маму. У меня скрутило живот, руки вытянулись вдоль тела, а ноги окаменели. Я пытался подать голос, но грудь сдавили невидимые клещи. Всё же мне удалось выкрикнуть, и вместе со словом «Мама!» вырвались слёзы. Солёная жидкость застелила глаза, а я всё продолжал срывающимся голосом звать её. Казалось, прошёл целый час, а на самом деле буквально минута. Чьи-то руки подхватили меня и пронесли сквозь толпу. Я ничего не слышал, кроме собственных рыданий, и было всё равно, куда меня несут, кто и что хочет со мной сделать.

— И кто же это был? — тихо спросила психолог.

— Папа… — ответил я. — Он быстро нашёл меня и унёс из цирка.

— То есть именно твой отец вытащил тебя из той паники?

— Да.

— И что ты подумал после этого, когда истерика стихла? Какой вывод сделал для себя?

Я открыл глаза:

— Вывод? В пять лет? Ты держишь меня за вундеркинда? Идиотский вопрос…

Элла улыбнулась:

— Я не об осознанных выводах. Просто вспомни ещё раз себя тогда. Что после этого засело в твоей голове?

Меня не покидало чувство несправедливости. Я оказался один. Потерянный. Ужасно, если такое происходит. Особенно с детьми.

— Я решил, что близких нельзя терять, за ними нужно присматривать… Дорогие люди нуждаются в нас.

— Почему?

Такой вопрос мне показался странным:

— Как это почему? Иначе им будет больно. Они же останутся в одиночестве, как я тогда.

— Герора тоже нельзя потерять, нужно было за ним присматривать?

Этот вопрос молнией прострелил мне лоб. Ответом стало моё молчание.

Элла продолжила:

— Да… тебя, пятилетнего ребёнка, совсем маленького, потеряли тогда в цирке. Ты оказался один, это было очень страшно… Все эти рыдания и последующие мысли стали нормальной реакцией. Папа спас тебя, и его поступок был принят тобой как идеальный в подобной ситуации. Но это был твой родитель. Он не мог повести себя по-другому по отношению к тебе — ребёнку. Сейчас я вижу перед собой совсем не пятилетнего Лиама. Взрослого парня, но не родителя-спасителя для Герора. Конечно, у тебя есть возможность выручать других людей из беды, но не все могут этого хотеть… Герор ушёл сам… Таково его решение — потеряться в неизвестности за воротами смерти. — Она сделала паузу. — И ты знаешь, что на самом деле не разрушил связь с ним. Теперь можно просто чувствовать её, зная, что потери не произошло. Нет надобности корить себя за то, что не смог вынести Герора из потока суицидальных мыслей, как твой папа когда-то вынес из толпы тебя.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Билли Миллиган — американский гражданин, первый человек, получивший оправдание в преступлениях благодаря диагнозу «множественная личность» (24 личности).