Обреченные обжечься

Anne Dar, 2019

За считанные месяцы жизнь Таши производит оборот в 180º. То, что прежде казалось нереальным, обращается в правду, то, что когда-то было утеряно навсегда, возвращается сквозь боль, то, чего она могла бояться больше всего, случается и это невозможно исправить. Впервые Таша оказывается ни к чему не подготовленной. Обстоятельства заставляют её либо отрекаться от того, что прежде имело для неё смысл, либо страшиться того, что обещает ей будущее. Смирение перед неизбежным и принятие происходящего облегчают её ношу, и Таша, как поистине сильный человек, начинает обретать баланс в вихре необратимых перемен, но последняя перемена становится фатальной. Содержит нецензурную брань."В книге встречается упоминание нетрадиционных сексуальных установок, но это не является пропагандой".

Глава 6.

Амелия.

Мой отец, Волков Бронислав Молчанович, был богатым русским князем, унаследовавшим своё неисчеслимое богатство от своего отца, у которого он был единственным наследником. Матери он не знал, так как та умерла на второй день после родов, его же отец, Волков Молчан Миронович, отошёл в другой мир, когда Брониславу Молчановичу шёл восемнадцатый год. Кроме матери отца, Волковой Пелагеи Гордеевны, у моего отца не осталось более никого.

В начале 1914-го года, в канун Рождества, Пелагея Гордеевна, дожив до глубокой старости, преставилась в самый тёмный час перед рассветом. Перед смертью она призвала к себе внука и предсказала ему будущее Российской Империи. Она предупредила внука, чтобы сразу же после её смерти он поспешил сорваться с родового места, почему-то сказав ему ехать именно на Британские острова, на которых она была единожды с мужем, ещё до рождения Молчана Мироновича. Она завещала ему бегство “прежде чем золотую яблоню срубят и плоды её будут уничтожены”. Как позже выяснилось, в предсказании Пелагеи Гордеевны речь шла о гибели царской семьи. Также она предрекла гибель всего имущества и гибель родственников, носящих фамилию Волковых, которые останутся в Империи лицезреть её падение.

Похоронив Пелагею Гордеевну, её богатый внук, слушающий её во всяком её наставлении, решился на авантюру. Купив поместье в Британии, за три месяца он перевёз в него всё своё богатство, что же не смог перевезти, то продал, но от отцовского имения не отрёкся. Спустя четыре месяца после предсказания Пелагеи, он обвенчался со своей возлюбленной, Заболоцкой Апполинарией, дочерью обедневшего дворянина Заболоцкого Белослава, что вызвало волну недовольства в светском обществе, по мнению которого Волков Бронислав Молчанович должен был жениться на равной себе по богатству особе. Недолго задержавшись в Российской Империи после свадьбы, уже спустя месяц молодой князь Волков переехал в купленное им имение в Британии, взяв с собой помимо своего богатства молодую жену с её пятидесятилетним отцом и младшей сестрой, которой тогда шёл тринадцатый год. Ещё через полтора месяца началась Первая мировая война.

Во время Первой мировой отец получил две Звезды «1914-1915», три огнестрельных ранения и трёх сыновей, зачатых во время его отпусков по состоянию здоровья. Всего у моих родителей в браке родилось десять детей. Два мальчика умерли в младенчестве во время Первой мировой войны, ещё трое юношей и три девушки, не оставив после себя наследников, не пережили Вторую мировую войну, и в итоге из всех детей Волковых остались в живых только две младшие дочери — я и моя сестра Сарра, ставшая поздним и последним ребёнком моих родителей. Сарра до сих пор жива, ей восемьдесят пять лет и она, вместе с единственной дочкой, единственным внуком, его женой и их детьми (два мальчика, учащихся в старшей школе, и три дочки, две из которых ходят в среднюю школу и одна в младшую) живёт в нашей единственной сохранившейся после войны усадьбе, оставшейся нам после смерти родителей.

Во время Второй мировой войны отец воевал только первые два года, после чего был сослан домой по состоянию здоровья, и я до сих пор считаю, что благодаря его возвращению мы в итоге выжили: взрослые дети успели погибнуть до его возвращения, юноши — на фронте, девочки — в госпиталях.

С возвращением отца мы вновь начали нормально питаться и матери удалось выжить в борьбе с серьёзным воспалением лёгких. Однако война продолжалась. В усадьбу, в которой сейчас вместе со своей семьёй живёт Сарра, мои родители перебрались в середине войны, так как наше основное поместье во время бомбёжки было разнесено в щепки. В тот вечер мы гостили с ночёвкой у военного друга отца, жившем в соседнем городе, а на рассвете нам уже некуда было возвращаться — от поместья остался лишь пепел. Так мы переехали в небольшую усадьбу, приобретённую отцом за год до начала войны по настоянию одного из моих погибших братьев.

В 1960-ом году, пережив нашу мать на год, мой отец умер в глубокой старости. На тот момент я уже жила семейной жизнью в доме, в котором теперь встречаю свою старость. Я не хотела продавать усадьбу, как последнюю память о своих многострадальных родителях, поэтому отдала её в полное владение своей младшей сестре. Сарра к тому времени уже вышла замуж за хорошего соседского парня, ожидала рождения дочери и не собиралась уезжать из старого городка своего детства, отчего с великой радостью приняла от меня владение той частью усадьбы, которая отошла мне в наследство от отца.

С сестрой мы общаемся всё реже — подводит её испортившийся к старости слух. Да и живём мы в разный концах Британии, что тоже не способствует активному общению. Один раз в пару месяцев мы созваниваемся по стационарному телефону, к праздникам по-старинке высылаем друг другу открытки. Наши устные и письменные разговоры неизменно ведём исключительно на русском языке. Хотя мы и родились в Британии, отец завещал нам помнить, кем были наши предки. Для этого главное — помнить язык, на котором он с матерью общался с нами каждый день с момента нашего рождения. В своё время я передала знания русского языка и своему сыну, который свободно говорил на языке своего деда, позже он научил и своих детей этому сложному языку, но им он уже давался с значительной сложностью. Что же касается их детей — они и вовсе не знали русской речи. Единственным моим внуком, который через невероятное усердие выучил определённый набор слов и даже строки моих любимых поэтов, была Таша. Я с уверенностью могу сказать, что она понимает, о чём изредка говорит со мной на русском, потому как пару лет назад, когда я застала её курящей на крыльце нашего дома и сделала ей замечание относительно здоровья её лёгких, она, игриво заглянув мне в глаза и сладко выругалась русскими словами: “Хрена с два я брошу курить! “. Таша тогда заговорила по-русски, чтобы порадовать меня (она всегда учила новые русские выражения ради моей улыбки), и хотя она говорила с значительным акцентом, я не могла не забыть о выброшенной ею в тот момент сигарете и не улыбнуться, увидев в её глазах отражение своего отца.

Фамилия моего отца канула в лету. Две из пяти его выживших дочерей выйдя замуж взяли фамилии мужей, пятеро же сыновей ушли из жизни прежде, чем успели бы оставить хотя бы одного наследника фамилии Волков. Мой брат, названный Мироном в честь моего прадеда по отцовской линии, которого я чаще остальных своих братьев и сестёр вспоминаю, так как с детства любила его больше других, всё же мог оставить после себя ребёнка. Он рано женился, но умер в первый же месяц после начала войны. Его молодая жена, пытающаяся перебраться от своих родителей из Франции к родителям своего мужа, попала под бомбёжку и пропала без вести. Позже моя мать в разговоре с вернувшимся с фронта отцом говорила о том, что подозревала у невестки беременность, и что она, как и сотни других людей, попавших в ту бомбёжку, могла выжить, но выяснить это наверняка мы так и не смогли. Девушка не значилась в списках погибших, а её родители умерли во время обстрела. Её судьба и судьба возможного младенца так и осталась для нас тайной.

В итоге у нас с Саррой не осталось иных кровных родственников, кроме нас самих. Сестра нашей матери, которую отец перевез в Британию вместе со своим свёкром, в шестнадцатилетнем возрасте вышла замуж за двадцативосьмилетнего состоятельного мужчину и затерялась где-то в США. Всё, что о ней было нам известно — это то, что она родила четверых детей и вскоре после рождения четвёртого умерла. Связь с этой линией наших родственников оборвалась.

Мои родители, в особенности отец, всю жизнь скучали по потерянной родине, неизвестной их потомкам. Подсознательно эта тоска и даже печаль передалась и нам с Саррой. В 2000-ом году я с сестрой, уже войдя в приличную старость, решились на первую и впоследствии единственную встречу с родиной наших предков. Нас пригласило русское культурное сообщество, организовавшее из родового поместья, когда-то принадлежавшего нашему отцу, а до того его отцу и отцу его отца, музей исторической и архитектурной важности. Двухэтажное поместье первой половины девятнадцатого века пережило революцию, две мировые войны и последовавшую за этим ужасом разруху. Бродя по просторным залам, которые когда-то принадлежали моим предкам, по земле, по которой они ступали, я неожиданно остро ощутила чувство оторванности, которое всегда тайно жило в моей душе. Оторванность от своей земли, от своих корней, от настоящего прошлого… Всё было отобрано. Я чувствовала себя ограбленной, но не материально, нет. Я чувствовала, что у меня украли родину.

Первая половина моей жизни сложилась неплохо. В девятнадцать лет я вышла замуж за двадцатичетырехлетнего Хьюи Джеральда Грэхэма — одного из лучших скрипичных мастеров во всей Британии. Спустя год у нас родился Бернард, однако не смотря на материнство я смогла окончить университет и получить место библиотекаря в городе, в котором мой муж собственными руками построил нам дом. После Бернарда у нас так больше и не удалось завести ещё хотя бы одного ребёнка, зато сын наделил нас внуками. Он женился очень рано, в девятнадцать лет взяв в жёны свою первую любовь, восемнадцатилетнюю Мелиссу Куинси. Через год у них родился первый для них ребёнок и первый для нас с Хьюи внук — Родерик. Ещё через год на свет появился Генри и ещё через два года родилась Майя. Наш большой и прежде казавшийся всегда немного пустым дом заполнился топотом маленьких ножек и детским смехом…

Не смотря на раннее родительство, Бернард и Мелисса были “умеренно счастливы” в своём браке. В отношениях они никогда не переходили на чрезмерную нежность, всегда любили сдержанно, но искренне. Бернард даже сумел создать небольшую, но весьма успешную полиграфическую фирму, которая в последствии десятилетиями кормила нашу семью. Мелисса же была чудесной домохозяйкой, целиком отдав себя воспитанию детей и поддержанию семейного уюта в доме. Их брак продлился ровно четырнадцать лет и три дня. Кровоизлияние в мозг избавило Мелиссу от мучительной смерти, но забрало её слишком рано — ей было всего тридцать два. После её смерти Бернард больше так и не женился, хотя мог. Спустя двенадцать лет, через год после смерти своего отца, моего мужа, он передал руководство над своей фирмой сыновьям Родерику и Генри, в сорок пять лет полностью отстранившись от дел и посвятив себя своим первым внукам: Энтони и только что родившейся Пени. Мой любимый Хьюи ушёл от нас в лучший мир, а Генри переехал в дом по-соседству, но мы умудрялись продолжать радоваться жизни под крышей дома, который он когда-то возвёл для нашей семьи. Я, Бернард, Родерик, Стелла и Энтони с Пени стали винтиками, поддерживающими на первый взгляд такой сложный, но на самом деле очень простой механизм семейного счастья.

…Я была рада тому, что Бернард решил поберечь своё сердце, резко сдавшее после ухода его отца, всегда и во всём поддерживающего его по жизни. Теперь всё своё время он, вместо офиса, проводил в скрипичной мастерской своего отца или играл с внуками, однако его сердце всё равно не продержалось достаточно для того, чтобы не разорвать моё. Мой Бернард, наш с Хьюи единственный сын, умер на сорок девятом году жизни, не дожив одного года до появления тройняшек. Мальчика было решено назвать именем прадеда, так как боль по его деду была всё ещё слишком близка нашим сердцам.

Я вырастила сына, увидела внуков, правнуков и детей своих правнуков. Однако я заплатила за это цену. Минус долгой жизни в том, что ты начинаешь переживать тех, кто тебе дороже этой жизни. Я пережила Хьюи, нашего сына Бернарда, его жену Мелиссу и их дочь Майю, невестку Стеллу и её сына Джереми, и я десятилетие наблюдала за тем, как убивают себя Родерик и его дочери Миша, и Таша, пока мой правнук Хьюи пребывает в беспробудном сне…

Всё это мне предстояло пережить в моей старости. Стоя же в 2000-ом году у могилы Волковой Пелагеи Гордеевны, я лишь предчувствовала это, ощущая себя потерянной в месте, которое должно было быть моей родиной. Я не знала, почему Пелагея сказала моему отцу бежать именно на Британские острова, но я знала, что она оказалась права. Если не на родине, тогда именно здесь должны были родиться правнуки и дети правнуков её единственного внука.

…С тех пор, как я вернулась с родины своих предков, посетив могилу своей прабабки, я начала предсказывать будущее, но только счастливое. Я не видела предстоящего ухода своих близких, но видела приход каждого из них. О своём даре я узнала от Пелагеи, однажды явившейся ко мне во сне. “Ты моё третье колено. Ты будешь видеть счастье”, — сказала она мне, после чего, возложив на моё плечо свой перст, добавила. — “Дважды рождённая третьей дева из твоего третьего колена не сломится от предначертанной ей боли, но обретёт от неё силу. Ты предречёшь и распростронишь от себя общее счастье, она поглотит и поразит в себе общую боль. Но будет человек в сто крат превозмогающий её силой, и сила его испепелит её, чтобы она получила исцеление через гибель свою, и за пережитую гибель больше не будет страдать. Придёт время третьей из третьего колена твоего и она увидит больше тебя”.

Пробудившись ото сна той ночью, я вспомнила сказанные мне однажды отцом слова о том, что в нашем роду по женской линии от третьего колена к третьему передаётся некий великий дар. От третьего колена к третьему, что означает — от прабабки к правнучке. От Пелагеи, спасшей наш род, ко мне, умножившей его, и от меня к… Таше. Я знала, что Пелагея в ту ночь говорила мне о Таше. Хотя тогда Таша была ещё слишком мала, мы со Стеллой видели, кем она растёт…

Таша была дважды рождённой третьей в моём третьем колене. Рождённая третьей дочкой Родерика и Стеллы, она родилась третьей в тройне…

От слов Пелагеи тогда мне стало страшно за Ташу, но сейчас, глядя на неё, я понимаю, что бояться за неё незачем. Таша Волкова русская даже больше, чем она о том может подозревать — в её жилах течёт голубая и древняя кровь предков, о силе которой она даже не подозревает…

Подобного о ней не расскажет ни один сыщик и ни одно досье. Я знаю, что, не смотря на всё то, что ей пришлось пережить, ей ещё только предстоит погибнуть, и что ей поможет в этом человек, в сто крат превозмогающий её в силе. Из пепла она восстанет и получит исцеление своё через гибель свою, и за свою гибель не будет больше страдать…

Я страшусь того, что Таше предстоит пережить. Страшусь её гибели и её тягостного возрождения. Но того человека, её избавителя и её губителя, я страшусь более всего.