Случайный лес

Fum Fum (2024)

Что же интересного в этом мире? В нем есть ужасные ведьмы, загадочные волшебные механизмы под названием волшебнизмы, и, что гораздо более поразительно, нет инфляции! Вам этого недостаточно? Тогда предлагаем посетить традиционную гаражную распродажу перед концом света. Вы будете приятно удивлены размером скидки, которую можно выторговать за час до последней ночи.

Апофения

Бум. Пол был твердый. Бум. Биться об него головой было больно. Бум. Удар вышиб из глаз Эйдена слезы, которые сорвались с ресниц, поймали отблески огня из очага и сверкнули, как настоящие искорки. Это тоска просочилась наружу, но столь чистое горе моментально воспламенилось, вступив в реакцию с жестокостью внешнего мира. Бум-бум.

— Я хо-чу до-моооой! — голос Эйдена вибрировал, подскакивая на каждом слоге. Все существо мальчика сжалось до маленького комочка, который пульсировал глубоко в груди и отчаянно ловил кислород. Только весь воздух еще на вдохе поглощали вопли. — Отпустите меня домоооой!!

Бум. От очередного удара в ушах Эйдена зазвенело, поэтому он предусмотрительно подставил под лоб ладошку. Удары стали глухими, трагичность из них пропала. Голова мальчика ритмично подрагивала, мысли штормило от тряски, но в комнате было тихо. Такая истерика совсем никуда не годилась. Подумав, Эйден начал сучить по полу коленками. Шум атаковал комнату с новой силой. Даже стенания кричащего зеркала зазвучали громче, ободренные новым союзником.

— Я еще совсем маааааленький, так не чеееестно! Отпустииите меня!!

Слезы застила глаза, поэтому Эйдену пришлось пару раз моргнуть, прежде чем он смог украдкой взглянуть на Бобо. Ничего. Ни один мускул не дрогнул.

— АААААААААААААААА! — Эйден подбавил отчаяния в свои крики, вспомнив что, ко всему прочему, он еще и голодный.

Однако горло мальчика сильно болело, а голос осип, поэтому звуки, которые он издавал, уже давно перестали быть громкими и пронзительными. Поначалу ему приходилось зажимать уши руками, чтобы случайно не повредить себе ум. Его вопли проникали в голову и метались внутри, как дикие птицы, которые когтями разрывали мозг на ошметки. Сейчас же Эйден едва слышно хрипел, да захлебывался воздухом, который он жадно глотал, после каждого вскрика. Толку от этого было мало.

Эйден глубоко вздохнул и перевернулся на спину. Деревянные балки, которые поддерживали крышу дома, были изъедены дырами. Какие-то насекомые основали внутри целый город. Вигго всегда говорил, что у стен есть уши, оказывается, они были и у потолка. Впрочем, Эйден, надеялся, что у этих насекомых были достаточно длинные лапки, чтобы закрыть ими ушки. Было бы очень досадно, потратить столько сил на истерику, а в итоге уничтожить ведьминых паразитов.

Мальчик еще раз глубоко вздохнул, чтобы успокоить бешено стучащее сердце и вытер лицо рукавом. Нет, в отчаянии решительно не было никакой пользы, более того, оно было отвратительным на ощупь. Мокрое и липкое. Эйден шмыгнул носом, проглатывая остатки горя, и сел.

Кричащее зеркало оказалось на уровне глаз мальчика, и на вид печаль была еще хуже. Эйден первый раз смотрел в зеркало напрямую, поэтому не знал, всегда ли оно видело мир черно-белым, или это от его криков оно помутилось рассудком. Однако, впервые заметив себя, Эйден на миг подумал, что от своих воплей он случайно вывернулся наизнанку, и из отражения на него смотрела его страшная и неприглядная душа, совсем как ее описывал Вигго. Но, когда он опустил взгляд на свои руки, те оказались обычного цвета.

Эйден снова посмотрел в зеркало. Жуть. Нос и глаза распухли, по щекам текли слезы, а кожа была совсем бесцветной. Словно кто-то раскрасил его белой краской. Точно Бобо. Мальчик так резко метнул взгляд к болванке, что едва не промазал. К счастью, он успел вовремя зацепиться взором за маску на голове болванки, и ему не пришлось пялиться на пустую стену.

Болванка сидела с прямой спиной, руки и ноги вытянуты вперед. От одного взгляда на нее у Эйдена ныли кости, которые бы рассыпались в пыль, застынь мальчик в подобной позе хоть на минуту. А Бобо было все нипочем. Ни вопли, ни боль, ни жучок, чьи тонкие лапки несли массивное тело по гладкой шее болванки. Лапки быстро мелькали, едва касаясь гладкой поверхности, а мурашки бежали по коже Эйдена. Жучок упорно шел к своей цели, которая была скрыта под маской, где было достаточно места для маленького насекомого, круглой головы без лица и мертвого равнодушия к миру.

Бобо не была живым человеком. Как стол, у которого сидел Эйден, не был деревом. Хотя любой мог сказать, что он деревянный. Так и болванка обладала чем-то неуловимо человечным, что не оставляло большой простор для фантазии — Бобо была чьей-то несчастной душой.

До этого дня Эйден думал, что душа должна быть мерзкой на вид. Кассия вопила от ужаса, найдя на подушке зуб, который подкинул Эйден. Но душа уходила корнями в тело гораздо глубже молочного зуба. Что-то гадкое должно было к ней прилипнуть. К примеру, кровь, кишки или подлый поступок.

Бобо не была противной, она была чистой и, можно сказать, опрятной. Разве маска на голове немного съехала набок. Но у болванки отсутствовали уши, чтобы ее поддержать, а руки не гнулись в локтях, поэтому стоило закрыть глаза на такую оплошность. К слову, глаз у Бобо не было тоже. Размером болванка была со взрослого человека, поэтому Эйден сильно удивился, как ей удалось пролезть сквозь куриную косточку. Наверное, души были текучими, как вода или моральные принципы. Но как тогда у Бобо получалось сидеть на полу, где в щели между досок можно было просунуть палец?

Бобо невыносимо страдала, заключил Эйден. Ей приходилось часами сидеть в неудобной позе, выполняя приказы Ведьмы, но та, в свою очередь, даже коврик ей не дала, чтобы Бобо случайно не вытекла подпол.

А все угнетенные классы должны были быть побратимами, ведь так говорил мастер-надзиратель.

— Госпожа Бобо, — очень ласково начал Эйден, — Вам не больно вот так, без тела, сидеть на голом полу?

Сказав это, мальчик вдруг испугался, что это очень невежливо — напоминать душе о потере тела. Вдруг она горько переживала по этому поводу, и лишь усилием воли да опытом общения с такими же грубиянами сохраняла бесстрастный вид.

— Не обижайтесь, пожалуйста, — поспешно добавил мальчик. — У Вас очень хорошая душа! Если бы у меня была такая душа, я бы даже хотел, чтобы ее высосали, и все вокруг увидели, какая она большая и светлая! Я бы ей очень гордился! Но моя настоящая душа совсем малюсенькая и гадкая, — Эйден произнес эти слова противным высоким голосом, чтобы Бобо точно поняла, какая жалкая у него душа. — Например, сегодня утром я подкинул Георгу записку для магистра от мастера-надзирателя. В ней я написал, что брови магистра похожи на две мохнатые навозные гусеницы, которые целуются, каждый раз, когда он хмурится. И я, то есть мастер-надзиратель, это же как будто он написал, мечтаю смотреть на этих гусенец вечно. Теперь Вы понимаете, что я за человек? — Бобо продолжала, молчать, поэтому Эйден решил еще больше себя очернить. — Георг — он настоящий сплетник! Сейчас, наверное, уже все в мастерской знают про эту записку, а мастер-надзиратель от стыда рвет на себе свои собственные брови. Видите? Мне никак нельзя вытаскивать душу наружу. Это все равно, что прийти в гости в дырявом носке! Подумайте, как неловко будет остальным достопочтимым душам оказаться в такой компании.

Бобо продолжала молчать, но Эйден надеялся, что она все же прониклась к нему сочувствием, или, на худой конец, искренним отвращением. Оба варианта были мальчику на руку. Он не был гордым, и принял бы любую помощь. И совершенно неважно, что пришло бы на выручку: жалость или страх провести веки вечные рядом с его подлой душой.

— Вы мне поможете? — спросил Эйден, вложив в голос всю свою скромность. Ее было немного, но он отдавал последнее, а это чего-то да стоило.

Ничего. Бобо даже усом не повела. Усов у нее, сама собой, не было, но она всем видом давала понять, что, даже обладай она густой бородой, та бы не шелохнулась. Такое поведение болванки Эйден счел крайне грубым. Он выворачивал перед ней постыдные тайны, как карманы перед вооруженным головорезом, а в ответ получал молчание. Мальчик решил пристыдить Бобо, чтобы пронять ее чёрствую душу позором, но неожиданно понял, что был единственным, кто заслуживал выволочки.

— Вы меня не слышите, правда? — спросил он болванку, и сразу в ответ сам себя стукнул по лбу. — Конечно, не слышите, у Вас же ушей нет.

Дело принимало дурной оборот и поворачивалось так, что Эйден сам должен был себя спасать. Он не был готов к тому, что все зайдет так далеко. Мальчик винил в этом Кассию. С ее стороны было крайне бессовестным — приучить его к помощи до состояния полной безответности за свою жизнь, а потом вот так вероломно бросить в самый важный момент. Он мог ожидать подобного от себя, но никак не от верной до глупости Кассии. Эйден задумчиво покачал головой и невольно восхитился девочкой.

Осмотревшись вокруг, Эйден понял две вещи: помощи ждать было неоткуда, и ему придется замарать руки трудом. К счастью, прутья клетки были толстыми и железными, сломать или перегрызть их не было шанса, поэтому трудиться физически не было смысла.

Кроме мальчика в клетке был заперт стол со всеми предметами на его поверхности. Это были пустые склянки, бумаги, карандаши и даже половинка яблока. Самым полезным из всех вещей оказалось яблоко, все-таки Эйден был голоден. Но мальчик решил съесть его в крайнем случае, если надежда спастись иссякнет. У души не было носа, поэтому и причин хранить его не останется.

Эйден сбросил со стола все предметы, оставив лишь яблока, сел на стул и задумался. Он не мог выбраться изнутри, в клетке даже двери не было, а прутья уходили вверх, оставляя тонкий зазор под потолком, в который едва проходила ладошка. Оставался один вариант — убрать клетку снаружи. А единственным человеком снаружи была Бобо.

Эйден внимательно посмотрел на болванку и снова треснул себя ладошкой по лбу. Так никуда не годится, еще немного и Кассия превратит его мозг в жидкую кашу, которую будет перчить и солить на свой вкус. Конечно, у Бобо не было ушей, чтобы к ней подольстится, зато у Эйдена были глаза, которые видели, как ведьма отдает болванке приказ.

Вскочив со своего места, Эйден в один прыжок оказался возле решетки. Болванка сидела предусмотрительно далеко, просунь Эйден сквозь прутья ногу, и то не смог бы коснуться ее башмаком. Зато маленькая курильница чадила тонкую струйку дыма ровно посередине между Бобо и решеткой. Сидя на корточках, мальчик легко подцепил курильницу кончиком пальца и втащил в клетку.

Курильница легла в ладошку теплым округлым весом, сравнимым с целое яблоко. Металлические бока выдувались наружу. Прорези в плоской крышке рисовали сражение крылатой змеи со своим хвостом. Лобастая голова с разинутой пастью тянула узкое тело вокруг маленькой ручки в центре крышки и пыталась замкнуть рисунок в равномерный узор, сквозь который дым вырывался наружу. Едкий запах полыни давно пропитал всю комнату, обманом заставив поверить, что именно так всегда пах свежий воздух. Однако, в отличие от носа, глаза Эйдена сразу распознали подлог. От горького дыма они заслезились, и мальчик поспешно убрал курильницу от лица.

Курильница не была волшебнизмом, ее создатель оставил ей медно-коричневый цвет, за которым никак нельзя было скрыть волшебство. Она выглядела обычной, даже немного грубой, будто ее делали наспех или не очень умелыми руками. Внутрь курильницы был насыпан черный порошок, который тоже не имел отношения к звездной пыли.

Эйден глубоко вдохнул, заполнив грудь воздухом и верой, и дунул на крышку курильницы. Точно так же, как делала ведьма.

— Помоги мне! — приказал Эйден Бобо самым своим строгим тоном, который он украл у магистра.

Мир вокруг мальчика мгновенно взорвался. Всё рассыпалось в пыль, которая летела к Эйдену со всех уголков разрушенных городов. Не осталось ничего, кроме клетки, в центре которой бушевала буря из вихрей дыма. По крайней мере, так думал Эйден, а что думали остальные, его не интересовало. Невыносимо пахло полынью, чад от курильницы обжигал глаза, а сердце мальчика барабанило по ушным перепонкам.

Тонкие белые пальцы обхватили прутья решетки. Вслед за руками завесу тумана разорвало лицо в фиолетовой маске. Сквозь узкие прорези голубые глаза, не мигая, смотрели на Эйдена. Бобо наклонила голову вбок и задумчиво изучала мальчика. Она была одета в простую белую одежду, от чего стала похожа на обычного человека. Встреть ее Эйден на улице, он бы даже не обернулся.

— Выпусти меня! — снова приказал Эйден.

Мальчик старался говорить твердо, но от радости его голос подпрыгнул так высоко, что буквы запутались, и из слов выпало несколько гласных. Однако Бобо все равно его поняла и кивнула.

Входная дверь с грохотом отворилась.

От резкого звука курильница выпала из рук Эйдена и с шипением покатилась по полу. Дым вокруг мальчика начал рассеиваться, превращаясь в полупрозрачную вуаль, сквозь которую он увидел огромную тень, которой был тесен дверной косяк. Тени пришлось съежиться и с силой втолкнуть себя в дом. Потолочный светильник мгновенно поймал неясный силуэт в пятно света. Только от этого стало еще страшнее. Эйден охнул и сделал два шага назад.

Мастер-надзиратель был зол. Лицо его было перекошено, будто сквозь раздутые ноздри, плотно сжатые в линию губы и выпученные глаза что-то рвалось наружу. И это что-то было намерено разорвать Эйдан на кусочки. Мальчик метнул взгляд к решетке и с радостью обнаружил, что клетка была на месте. Впрочем, железные прутья вдруг показались совсем тонюсенькими.

— Схватить, — из-за спины надзирателя раздался голос магистра.

Мастер-надзиратель прыгнул. Эйден съежился. Мастер-надзиратель снова прыгнул. На этот раз в сторону. Прыжок. Еще один. Мужчина зигзагом продвигался вперед, каждый раз уворачиваясь от невидимого врага очередным броском вбок. Достигнув середины комнаты, надзиратель резко пригнулся, ушел в кувырок и снова вскочил в нескольких метрах от прежнего места. Рот Эйдена от удивления открылся, и весь испуг вышел наружу.

— Эйден, где ведьма? — спросил магистр, который стоял у двери вместе с Вигго.

— Она куда-то ушла, — ответил мальчик, не отрывая взгляда от странных плясок мастера-надзирателя.

Тем временем, Эйдена от мастера-надзирателя отделил последний прыжок огромных ног. Мужчина взвился в воздух, в полете развернул тело и спикировал правее клетки. Кувырок, и тело мужчины накрыло собою Бобо. Только сейчас Эйден заметил, что болванка снова застыла, как кукла. Вверх вздернулись негнущиеся конечности, голова без лица с глухим ударом врезалась в пол.

— Хранитель слова, будьте так добры, сделайте что-нибудь с этим ужасным воем, — слова магистра пробивались к Эйдену сквозь полное отсутствие интереса мальчика к чему-то кроме боя надзирателя с болванкой. — Звучит так, будто кто-то пытает волынку.

Надзиратель с Бобо кувыркались по полу, представляя собой клубок из которого во все стороны торчали руки и ноги болванки. Надзиратель, пытался подмять Бобо под себя, но каждый раз какая-то сила вновь опрокидывала его на спину. Мужчина тяжело и громко дышал, болванка болталась в его руках с привычным для нее безразличием к миру.

Внезапно в комнате стало тихо. Возня от сражения и пыхтение надзирателя остались на месте, но какой-то основной звук исчез. И от этой неожиданной пустоты в ушах Эйдена зазвенело. Кричащее зеркало. Мальчик настолько привык к его стонам, что просто перестал замечать. Теперь же, когда оно вдруг замолчало, боль хлынула в голову Эйдена, словно кто-то выдернул пробку из бочки.

У зеркала стоял Вигго, который, поднявшись на носки, шарил рукой за верхней перекладиной зеркальной рамы. Эйден никогда не видел Вигго за пределами мастерской. В понимании мальчика он был частью библиотеки, поэтому в доме ведьмы он смотрелся не к месту, как иллюстрация из другой книги, которую вклеили по ошибке. Мужчина отошел от зеркала и отряхнул руки, Эйден с удивлением обнаружил, что не только крики исчезли, отражение тоже стало цветным.

Мгновения, которое Эйден отдал кричащему зеркалу, стало решающим в борьбе мастер-надзирателя с Бобо. Мужчина сумел оседлать болванку и теперь, держа ее руками за горло, заколачивал в пол свою ярость головою врага. В пылу схватки маска сползла с болванки, обнажив непрокрашенное пятно на ее лице. Сквозь проплешину в белой краске виднелась красно-коричневая основа болванки, которая выглядела почти как кровь.

— Хватит! Ей же больно! — закричал Эйден.

— Достаточно, — раздался приказ магистра.

Мастер-надзиратель мгновенно замер. Он сидел на Бобо, как захмелевший наездник, который перепутал, с какой стороны нужно седлать коня. Хотя болванка больше напоминала перевернутого жука.

— Хранитель слова, пожалуйста, разберитесь с клеткой, — к Вигго магистр обращался подчеркнуто вежливо, без тех лающих ноток, которыми он кидался в мастера-надзирателя.

Вигго был недоволен. Он был недоволен всем и всегда, и, казалось, делал большое одолжение жизни, просто вставая с кровати. Но обычно глаза его были полуприкрыты, будто он не хотел смотреть на творившееся вокруг безобразие. Сейчас же мужчина внимательно изучал Эйдена, а его брови, будь они чуть погуще, давно бы слились в поцелуе на зависть мохнатым гусеницам.

Услышав просьбу магистра, мужчина подошел к клетке и наугад подергал пару прутьев, те в ответ даже не дрогнули. Вигго хмыкнул что-то себе под нос и начал обходить решетку вокруг. Он с нажимом давил ногами на каждую половицу, прислушиваясь после каждого шага. Через некоторое время раздался скрип, Вигго присел на корточки и поддел половицу, которая легко поддался. Под доской было углубление, в котором лежала металлическая цепь, один ее край тянулся к решетке и нырял под ней в землю, другой уходил под соседнюю половицу. Вигго стал разбирать пол, преследуя цепь, которая вела его к стеллажу у стены.

Когда Вигго подобрался к стене вплотную, цепь снова от него ускользнула, забравшись под ящик, который служил полкой для большой вазы. В мире Эйдена на цепи сажали только собак, поэтому он был абсолютно уверен, что под ящиком окажется пес, который укусит любого, кто сунется в его будку. Мальчик хотел предупредить Вигго, чтобы тот ни в коем случае, не убирал ящик, но опоздал. Мужчина одним пинком отбросил ящик и вазу в сторону. Никакой собаки там не было, зато была деревянная катушка, которая собирала цепь на себя. Вигго наклонился, взялся за ручку катушки и начал ее крутить.

Клетка жалобно застонала. С металлическим лязгом прутья решетки начали опускаться вниз. Вигго крутил катушку с надрывом, после каждого оборота он тяжело вздыхал и хватался за спину, поэтому прутья двигались медленно. Магистр морщился от каждого скрипа. Его вежливая улыбка кривилась, уголки губ опускались и вновь поднимались обратно с каждым новым оборотом катушки. Эйден знал, что, если улыбка исчезнет, для него дело кончится плохо. Он начал мысленно подгонять решетку, и в своих мольбах дошел до того, что обещал ей отдать кусок обеденного пирога Кассии, если та поторопится. Когда прутья ушли в подполье до середины, магистр не выдержал

— Мастер-надзиратель берите ребенка, и мы уходим, — сказав это, магистр, не дожидаясь ответа, повернулся к выходу.

Надзиратель рыкнул, вскочил с болванки, и рывком вынул Эйдена из клетки. После этого он потащил мальчика за собой на улицу. Вслед за ними шел Вигго, который все также не спускал хмурого взгляда с Эйдена.

Где-то далеко зачинался рассвет. Его не было видно, небо смешивалось с землей в темноту, которая поглотила все, кроме дворика ведьмы. Маленький островок, который держал осаду только благодаря травам, чей мягкий золотой свет разгонял мрак. Совсем чуть-чуть. Только, чтобы увидеть границу между реальностью и фантазией, которая пряталась в темноте.

Но рассвет уже был рождён. Эйден чувствовал его на лице лёгкой вибрацией воздуха. Едва ощутимо, будто рябь по воде, которая раскачивала упавший лепесток. Ветры проснулись и подняли в облака звезды. И они несли их к Эйдену.

Однако быстрее ветров появилась ведьма. Или она давно здесь была. Стояла, опершись об изгородь, и ждала, пока мальчик закончит любоваться рассветом.

— Господа, — ведьма по очереди кивнула головой каждому мужчине, — магистр, хранитель слова, пес шелудивый. Не ожидала увидеть Вас так скоро.

Мастер-надзиратель зарычал и до боли сжал плечо Эйдена, будто готовился к прыжку, а мальчику отвел роль трамплина. Однако магистр сделал шаг вбок и преградил ведьму от надзирателя.

— Госпожа Мэй, — вежливо обратился к женщине магистр, будто это не он пару дней назад называл ее злобной ведьмой. — Очень рад видеть Вас в добром здравии, от всей души надеюсь, что и при следующей нашей встречи оно Вас не подведет, — с каждым словом фальшивая легкость покидала голос магистра, будто его интонации падали в ледяную яму.

— Вы мне угрожаете, господин магистр? — очень ласково осведомилась ведьма.

— Ну, что Вы, — магистр укоризненно улыбнулся, строго, но по-отечески, — Как Вы могли подумать? Я просто хотел напомнить, что, не смотря на то, что Вы выглядите столь же прекрасно, как и при первой встречи, годы берут свое. И нужно начинать заботиться о своем здоровье, прежде, чем совершать необдуманные поступки такие, как прогулки поздней холодной ночью.

— Как это мило с Вашей стороны, — ответила ведьма. — В таком случае, позвольте еще раз воспользоваться Вашей добротой и спросить совета.

Магистр лишь учтиво кивнул в ответ, но ведьма, похоже, сочла его жест за согласие.

— Один мой добрый друг, — продолжила женщина, — много лет назад попросил меня позаботиться о его козлике. Мой друг очень любил своего козлика и не хотел с ним расставаться, однако обстоятельства не позволяли ему оставить животное у себя. Тогда он на время отдал козлика мне в надежде, что я буду хорошо за ним приглядывать. Однако я, будучи женщиной озлобленной, узколобой и, честно говоря, откровенно глупой, — ведьма виновато улыбнулась и развела руками, — все эти годы забивала голову козлика опасной, оскорбительной, суеверной ересью. А, когда я злилась, в меня будто вселялась бешеная собака, и я выбивала из козлика дух, что пыль из коврика. Из-за моих отвратительных поступков однажды темной ночью козлик от меня сбежал и потерялся. Он едва не закончил свою короткую жизнь на вертеле у голодных крестьян, но, к счастью, был спасен благородным, бескорыстным и прекрасным во всех отношениях человеком.

— Если все так счастливо разрешилось, какая помощь Вам нужна от меня? — уточнил магистр, когда пауза в рассказе ведьмы затянулась.

— Ах, — ведьма будто очнулась от воспоминания о чудесном герое, который спас козлика. — Только что я разговаривал со своим другом, и он хочет проведать своего козлика в ближайшее время. Так что бы Вы сделали на моем месте?

— Не могу представить себя на вашем месте — мастерам запрещено прикасаться к животным, — с этим словами магистр отвернулся от ведьмы и пошел по тропинке вперед.

Вся процессия молча последовала за мужчиной. Когда Эйден поравнялся с ведьмой, он вдруг услышал:

— До скорой встречи, маленький лорд.