По доброй воле

Holly Hope Karter, 2022

Вступив в ряды загадочной Гильдии, собравшей под своим крылом сотни наемников, Дэниел Стоун даже не мог предположить, как сильно изменится его жизнь.Отряд верных товарищей, ставших друзьями, жестокий, но справедливый командир, любимая женщина – Гильдия многое дала ему. И ее приветливые объятья совсем не похожи на ловушку, а черный браслет – на оковы.По крайней мере, на первый взгляд…Приквел цикла "Еще один…".Содержит нецензурную брань.

Глава 2

СПУСТЯ ГОД ПОСЛЕ ВЫСТРЕЛОВ

Алессандра счастливо засмеялась.

— Дэнни, ты просто молодец!

— Ты кофе много пьешь, или итальянцы все с рождения такие жизнерадостные?

— Иди к черту и повтори упражнение! Давай, детка, порадуй меня своей моторикой!

Я не сдержал легкую улыбку, глядя на восторженно хлопающую пушистыми ресницами девушку. Она улыбалась, наблюдая за тем, как я перекручивал карандаш пальцами правой руки, одновременно вращая кистью. Ее карие глаза светились от удовольствия, но от моего взора не укрылось, как внимательно она следит за моими действиями.

Ничто не могло укрыться от ее пристального взгляда. И потому я прилагал титанические усилия, чтобы рука не дрожала. Не хотелось попасть на внеочередную ментальную порку…

— Уже год прошел. ГОД! По-моему, это ожидаемый результат за такой срок постоянной работы, нет?

Алессандра подняла на меня вмиг потяжелевший взгляд, и меня обдало холодом.

— Это мне решать, такого результата мы ждем или нет. А с учетом того, как плохо ты выполнял мои рекомендации в первые месяцы, гробя все труды хирургов, я вообще удивлена, что ты можешь нормально шевелить рукой! Ты в курсе, что такое неполноценное сращение костной ткани, Дэниел?

— Если ты начнешь грузить меня осложнениями, вероятность которых составляет несколько гребаных процентов…

— ТЫ ЕДВА НЕ ПОПАЛ В ЭТИ ГРЕБАНЫЕ ПРОЦЕНТЫ, ДЕТКА!

Звонкий голос ворвался в мои уши, и я невольно поморщился, крепко сжимая карандаш. И с тоской понимая, что кисть все-таки дрожит. Едва ощутимо, почти незаметно, но дрожит.

Девушка скрестила руки на груди и тряхнула головой, отбрасывая упрямую прядку каштановых волос со лба. Ее взгляд, обычно искрящийся от смеха, теплый, как кофе с молоком, прожигал насквозь.

Снова. Она снова отчитывает меня, как мальчишку! Да мы почти ровесники! Мне — двадцать пять! Ей — не больше двадцати восьми! Какого черта она снова это делает?!

— Алессандра…

— ДЕТКА! ТЫ МЕНЯ БЕСИШЬ!

Я выдохнул, сжимая карандаш уже откровенно дрожащими пальцами.

— Ты меня тоже! Как ты меня достала со своим «детка»! Какого черта ты так меня называешь?!

Девушка весело засмеялась, запрокидывая голову, чтобы собрать каштановые волосы до плеч в пушистый хвост.

— А ты попробуй! Тебе тоже понравится! Что у нас с тремором?

«Все кошмарно».

— Все прекрасно.

Алессандра скептически выгнула бровь и склонила голову, но я лишь широко улыбнулся.

— Неужели я буду врать своему доктору?

Я театрально вздохнул и положил карандаш на белый столик. И в тот самый момент, когда предмет почти коснулся пластиковой поверхности, перенапряженный запястный сустав подвел меня. Пальцы словно ток пробил, и я выронил гребаный карандаш. По кабинету разнесся такой грохот, словно рядом бомба взорвалась.

«Дьявол…».

Я выдохнул сквозь стиснутые зубы и прикрыл глаза в ожидании настоящего взрыва и матерясь про себя всеми известными словами.

КАКОГО ЧЕРТА МЕНЯ ПОДВОДИТ ЗАПЯСТЬЕ?! У меня была сломана ключица! Почему запястье ходит ходуном-то?!

«Не только ключица. Еще лопатка. И ребро, если ты вдруг забыл».

Тишина, повисшая в кабинете, разъедала нервы похлеще кислоты. Я уже почти молился, чтобы мой потрясающий доктор в очередной раз начала орать на меня. Но Алессандра поступила хуже.

Тихий, спокойный голос прошелся пилой по обнаженным нервам:

— Дэниел Николас Стоун, ты — самый отвратительный пациент, которого можно пожелать.

Я нервно огрызнулся:

— Если ты думаешь, что я так долго МУЧАЮ ТЕБЯ, потому что ты — прекрасна и восхитительна, и я нуждаюсь в твоем обществе…

Алессандра засмеялась. Звонко, весело. Будто ничего смешнее не слышала!

Тонкие пальчики плавно опустились на мое правое плечо, скользнули вниз через ключицу, погладили шрамы от пуль сквозь футболку. Меня передернуло всем телом — я ненавидел, когда кто-то прикасался к ним. И она знала об этом. И специально тискала меня.

— Поверь, детка! Последнее, чего я жду от такого засранца, как ты, это симпатия.

Я сжал челюсти до скрипа зубов и искоса глянул на Алессандру. Она улыбалась так искренне и душевно, что мне стало стыдно.

Вот только непонятно, за что и почему.

Я невольно повел плечом, пытаясь сбросить теплую руку. Но не тут-то было. Алессандра вцепилась в него еще крепче, заглядывая мне в лицо.

— Послушай меня, детка…

— Твое «детка» меня бесит!

— Живи с этим!

Я раздраженно закатил глаза, и она мягко хлопнула меня пальцами по лбу.

— Я буду бесить тебя! Буду! Постоянно! Потому что злость и раздражение — единственные ЖИВЫЕ и НАСТОЯЩИЕ эмоции, на которые ты способен! И если они помогут тебе выздороветь, я буду бесить тебя и терпеть твое дерьмо, ДЕТКА!

Я снова дернул плечом. На этот раз Алессандра отпустила меня и сложила руки на коленях.

— Мне НУЖНО бесить тебя. Потому что только в эти моменты, когда мне удается пробиться к тебе, я вижу ТЕБЯ! Я вижу живого человека, которому страшно и больно! Тебя, а не того робота, который вошел ко мне в кабинет, сгорая от ненависти и сжигая всех вокруг себя! Ты так сильно хотел вернуть себе руку, что ждал, что это произойдет… через сколько? Через три сеанса? Через пять?

Ее голос устало дрогнул, опускаясь почти до шепота.

— Это так не работает, Дэнни. Не работает! Ты пришел с очень серьезной травмой! У тебя было сломано три кости! И одна из них, ключица, на секундочку, уникальна! Ты пришел с легким покалыванием в пальцах, с рефлекторными движениями на раздражители, убитый и опустошенный, ведомый лишь злостью! Да я вообще не должна была принимать тебя без заключения от психолога… или психиатра, видят боги, мне порой хочется засунуть тебе в глотку пару седативных пилюль! Но я взялась за тебя! Я сразу тебе объяснила, насколько трудным и долгим будет наш путь! Три кости, Дэниел! Три! А ты что же, ждал, что я прошепчу заклинание, и ты снова ломанешься крушить мир? Нет, детка! Чтобы выздороветь, нужно работать!

Каждое слово Алессандры врезалось в мозг ледяной иглой.

Нужно работать. Нужно работать. Нужно работать.

Эти два слова давным-давно стали моей мантрой. Я повторял их каждое утро, глядя в зеркало. Каждое мгновение, когда вспоминал тот день. Выстрелы.

Девушка осторожно коснулась моего бедра. Я вздрогнул и отвернулся, когда теплый воздух скользнул по моей щеке, путаясь в волосах на виске.

— Я видела, как ты старался в самом начале. Видела, каким огнем горели твои глаза. Как тебе хотелось поправиться. А потом… Ты помнишь, что случилось потом?

На плечи словно небо рухнуло, когда я вспомнил свой… приступ. Состояние аффекта.

Это действительно страшно, когда злость настолько порабощает тебя, что не оставляет в тебе ничего человеческого.

Стыд сжал сердце в тугой комок мышц. Я медленно повернулся и с сожалением посмотрел на девушку.

— Да, Алессандра. Помню.

Она грустно улыбнулась.

— И я помню.

— Прости меня…

— Прощаю… детка.

— АЛЕССАНДРА!

Я взбеленился и развернулся к ней всем телом. Девушка весело засмеялась, запрокидывая голову, и снова вцепилась в мое правое плечо своими невероятно острыми пальцами.

— Дыши, Дэниел! И прекрати мне врать. Я не дура. Все вижу.

Я глянул на карандаш так, словно он мог ожить и вонзиться мне в глотку, пробив сонную артерию.

— Я просто… Я задолбался.

— Я знаю.

Я ответил на ласковую улыбку обреченным вздохом.

— Сколько еще это будет длиться?

— Это?

— Лечение.

Алессандра опустила взгляд на мою правую руку и задумалась. И я с трепетом и искренним страхом ждал ответ.

Она права. Я сам похерил шанс на скорое восстановление. Начал херить еще в госпитале, когда вместо физиотерапии пускал слюни и пялился в стену. Там было больно. Потом была инфекция. Таблетки. Много таблеток. Антибиотики. Иммуностимулирующие. Кальций. Много возможных осложнений, которых я каким-то чудом избежал, несмотря на то, что нихрена не делал. Кости срастались правильно, наличие винтов в лопатке и скоб в ключице перестало пугать меня. И когда я оказался у Алессандры, злой, как черт, и готовый бороться за будущее — за возможность свернуть Грину шею ОБЕИМИ руками — мне пришлось на собственном опыте узнать, что значит выражение: спешка дурака — не скорость.

Спустя всего два месяца, стоило мне понять, что быстро я с тремором, ограниченной подвижностью и выводящей из себя слабостью в конечности не справлюсь, я пришел в такую ярость, что разгромил кабинет Алессандры, умудрившись сломать даже то, что, в теории, сломать было нереально. В том числе, я едва не сломал едва сросшуюся ключицу во второй раз. И на этот раз — в акромионе…

Возможно, до того момента я действительно верил, что хватит заклинания или пяти сеансов. Но ведь прошел уже год! Чертов год!

«И ты умудрился обосраться и сдаться уже в самом начале пути…».

Кажется, я еще никогда так сильно не нуждался в человеке, который скажет мне — эй, все будет в порядке, ты поправишься, ты восстановишься и сделаешь то, чего так сильно желаешь! Ты сумеешь! Я в тебя верю!

Впрочем, Алессандра в избытке сыпала на меня эти фразы с первого дня. Но ей я почему-то не верил…

Бодрый голос вырвал меня из раздумий.

— Если перестанешь врать и халтурить, думаю, мы управимся довольно быстро и…

Довольно быстро. Она постоянно так говорила, не обозначая точные сроки. И это злило меня до багровых пятен перед глазами.

— Я не халтурю.

— Ой, да брось ты! Детка…

Девушка снова засмеялась, когда я едва слышно зарычал.

— ДЕТКА. Направь то, что так жжет тебя внутри, наружу. Только не на меня, очень прошу. Обрати это в упорство. И начни уже, наконец, работать в полную силу.

Выпустить, значит. Обратить в силу. Да как бы ЭТО не сожгло весь мир…

— Прекрасный совет… детка.

Алессандра засмеялась так звонко, что я отшатнулся. Она тут же схватила меня за плечо и вернула на место, игнорируя раздраженное ворчание.

— Я же говорила, что тебе понравится!

Я вздохнул, ощущая приятное тепло в груди.

Алессандра была практически единственным человеком, с которым я контактировал за последний год. И она мне нравилась. Не как женщина, хотя ее экзотическая романская внешность и абсолютно дикое поведение притягивали взгляды мужчин. Она завораживала.

Самого изящного среднего роста, со спортивной фигурой без следов лишних физических нагрузок, с плавными линиями плеч, мягкими окатами форм. Она много жестикулировала, размахивая хрупкими лишь на первый взгляд руками. На узком личике с острым подбородком и высокими скулами весело сверкали огромные карие глаза, присыпанные золотым песком, в обрамлении просто невероятно густых ресниц. Ее брови не задерживались на одном месте надолго, то взлетая к линии роста волос, то сходясь на переносице, и ее кожу уже изрезали морщинки. Она вечно улыбалась, растягивая полные губы нежнейшего розового оттенка. Густые темно-каштановые волосы она неизменно собирала в прыгающий при каждом шаге пушистый хвост.

Сильная, упорная, дерзкая, уверенная в себе, она сбивала меня с ног, опрокидывала на землю, доводила до приступов бешенства… и не переставала верить в меня.

Поддавшись порыву, я накрыл ее пальцы своими и заглянул в глаза.

— Спасибо, что не бросаешь меня… детка.

«Детка. Хм. Действительно, здорово звучит».

Девушка улыбнулась и ответила в свойственной ей манере:

— Бросишь тебя, как же. Признай, Стоун, ты запал на меня. И потому халтуришь.

Я вскинул брови и засмеялся. Кажется, впервые за очень долгое время — весело, искренне, в голос.

— Нет, детка, все дело в том, что я — идиот.

«Идиот, который так сильно хотел отомстить, что похерил все шансы уже на первом этапе».

Тепло ее глаз окутало меня мягким пледом. Я смотрел на нее и не верил, что мне так повезло — встретить человека, готового вынести мой характер, справиться с моими приступами… помочь мне.

— Алессандра, я…

Громкий стук в дверь заставил нас обоих вздрогнуть. Девушка резко обернулась и нервно выкрикнула:

— Секунду!

Она повернулась ко мне, дыша чуть чаще, чем дышит спокойный человек, видимо, от испуга.

— Что?

Я мотнул головой и повел плечом, сбрасывая ее руку.

— Нет, ничего.

Я успел уловить разочарование в ее карих глазах, прежде чем отвернулся. Девушка резко выпрямилась, разворачиваясь к двери.

— Войдите. На сегодня мы закончили. Возвращайся через неделю, хорошо? И помни — все зависит от тебя, Стоун. Ну и чуть-чуть от меня.

— Я запомнил, поверь.

Алессандра рвано кивнула и двинулась к вошедшему.

— Здравствуй, Аарон. Честно — не рада тебя видеть! Сколько можно?!

Я обернулся как раз в тот момент, когда вошедший мужчина крепко обнял девушку левой рукой и нежно поцеловал в щеку. Алессандра обняла его за шею обеими руками, совершенно не по-докторски прижимаясь к его груди.

Я невольно вскинул брови. Дружелюбие доктора Коппола не знало границ. Личных — в том числе.

Девушка отстранилась от молодого мужчины и легонько стукнула его кулачком по левому плечу. Его правая рука была в гипсе.

— Что на этот раз? Время отличных историй, или ты разучился ровно ходить?

Мужчина хрипло засмеялся, слегка щуря правый глаз.

— Нет, Эйс, не повезло подвернуться под отрез металлической трубы.

Его взгляд, еще мгновение назад теплый, метнулся ко мне и стал ледяным. Он дружелюбно улыбался, но от меня не скрылась его настороженность. Кадык скаканул вверх и вниз, когда мужчина сглотнул.

«Окей, не моя проблема».

Я развернулся на пятках и быстро обошел парочку по периметру.

— До встречи, док.

Алессандра успела схватить меня за левое запястье и остановить уже в дверях.

— Эспандер забыл!

Она прошла к своему рабочему столу в глубине кабинета и принялась переворачивать бумаги.

— Да куда же я его…

— У меня уже есть эспандер!

— Не верю!

Я закатил глаза и сложил руки на груди, чувствуя на себе пристальный взгляд серых глаз. Мужчина разглядывал меня, словно экспонат в музее, нисколько не стесняясь и не скрываясь. Настороженность ушла из его глаз, сменившись искренним любопытством.

Я медленно повернул голову и вопросительно приподнял брови.

— Что-то подсказать?

Мужчина — странно называть мужчиной своего ровесника — улыбнулся уголком рта и протянул мне левую руку.

— Для начала — имя. Аарон Таппер.

Я смерил его большую ладонь скептическим взглядом, но пожал ее. И прищурился, когда мужчина сдавил мои пальцы гораздо сильнее, чем того требовали базовые правила этикета.

— Дэниел Стоун. Ты что-то показать пытаешься? Или понять? За каким дьяволом пальцы мне ломаешь?

Аарон засмеялся, все так же щуря правый глаз, и выпустил мою руку.

— Да нет, просто интересно стало, какая у тебя хватка на левой. Ты же явно правша.

Я озадаченно моргнул.

— И?

— Что «и»?

— Я — правша. И что?

Аарон мотнул головой, беззаботно улыбаясь.

— Нет, ничего. Просто отметил, что ты правша.

Я скользнул взглядом по гипсу и хмыкнул.

— А ты — левша?

— Нет, тоже правша.

«Крепкое у тебя рукопожатие с левой для правши… Какой-то странный диалог!».

Алессандра будто мысли мои прочитала. Она приблизилась, протягивая мне упаковку с новеньким эспандером. Точно такой же лежал у меня на полочке в ванной комнате.

Запакованный…

— Аарон у нас слишком часто ведущую руку ломает! И компенсирует временную, НО РЕГУЛЯРНУЮ неработоспособность левой.

Мужчина перевел на доктора взгляд, и я невольно улыбнулся.

В серых глазах только что сердечки не плясали!

— Эйс, не гунди! Ты рада видеть меня, признайся.

То ли в его голосе действительно прозвучала неприкрытая надежда, то ли неловкая ситуация заставила меня так подумать, но я поспешил ретироваться.

— Ладно, мне пора. Алессандра, до встречи.

— Была бы рада видеть еще больше, если бы ты приходил реже, чем раз в три месяца! До встречи, Дэниел.

Аарон хрипло засмеялся, поворачиваясь ко мне.

— Приятно познакомиться.

— Взаимно.

Уже выходя из кабинета, я скользнул взглядом по идущему к банкетке мужчине. Точнее — по его спине с узором крепких мускулов, играющих под футболкой.

Приходит раз в три месяца. С переломами. Часто лишается ведущей руки. Под отрез трубы подвернулся. Интересно, кто он такой?..

Уже покинув центр, я крепко задумался над словами… Эйс… Почему Эйс, интересно?

Алессандра сказала: компенсирует неработоспособность правой руки левой. И довольно неплохо, судя по силе рукопожатия. Довольно практично, раз он так часто правую руку ломает, иметь в запасе не уступающую ей по функционалу левую, да?

Я слышал о людях, владеющих обеими руками с рождения. Они не выделяли ведущую руку. А еще я видел парней, которые учились этому — не просто стрелять с обеих рук, а именно ВЛАДЕТЬ обеими руками одинаково хорошо. Как же они называются? Ампи… Амбе… Ам… Дьявол!

— Амбидекстры.

Бровь изогнулась и поползла вверх. Я задумчиво хмыкнул, глядя под ноги и сжимая правую кисть с отвратительно дрожащими пальцами и ноющим от перенапряжения запястьем в кулак.

— Амбидекстры…

В голове на бешеной скорости завращались шестеренки. Я застыл посреди одной из улиц дождливого в это время года Чикаго и думал.

Владение обеими руками — это же просто потрясающе! Такой навык мог несомненно стать преимуществом в почти любом деле! Особенно, в том, про которое я забывать не собирался — я все еще планировал вернуться в ряды служащих по контракту.

Азарт кольнул диафрагму легким разрядом тока. Я улыбнулся, отдаваясь почти забытым ощущениям. Кажется, у меня появилась новая цель. И эта цель казалась достижимой, в отличие от полного восстановления ублюдской правой руки.

«К слову, в исполнении того самого обещания амбидекстрия тоже может стать неожиданным преимуществом, а?».

Я зашагал в сторону дома, бормоча под нос:

— Нам стоит выяснить, как именно становятся уникальными, и составить план действий.

Я облегченно вздохнул и даже засмеялся своим мыслям.

У меня появилась надежда. План «Б» на тот случай, если я не смогу полностью восстановить функции доминантной руки.

«Станешь амбидекстром, и на правую руку станет плевать».

***

Несколько следующих дней я потратил на то, чтобы понять, кто такие амбидекстры и как присоединиться к их небольшой, но интересной рати — всего один процент людей на земле мог похвастаться, что родился поистине уникальным. И охренел от того, насколько все казалось простым в теории.

Писать и рисовать двумя руками одновременно и только недоминантной рукой.

Укреплять мышцы недоминантной руки.

Совершать простые бытовые действия только недоминантной рукой.

Закреплять навыки, доводя их до автоматизма.

А в следующие месяцы охреневал от того, как сложно все было на практике.

Я начал с простого — с похода в магазин детских товаров. Я с трудом сдерживал раздражение, когда болтающиеся по торговому залу женщины пускали слюни на молодого мужчину, выбирающего прописи и детские раскраски.

Видимо, со стороны это казалось чем-то весьма милым и привлекательным. Знали бы они, на кой черт мне сдались эти книжки, чего я хотел достичь в итоге и РАДИ ЧЕГО все это начинал…

Каждый день я старался делать что-то левой рукой. Только левой. Простые бытовые действия. Почистить зубы. Застегнуть пуговицы. Расчесать волосы. Заправить постель. С этим все было довольно просто — несколько месяцев жизни без правой руки вообще научили меня более-менее справляться со своими нуждами одной… кхм… левой.

Забавно прозвучало, не спорю.

Хотя вот ножом я зря решил орудовать одной левой — чуть палец не отрезал, чтоб его.

Каждый вечер я посвящал тому, чтобы заставить работать оба полушария. Я мучил обеими руками разные эспандеры, которые мне успела за год всучить Алессандра и большая часть которых, стыдно признаться, валялась у меня по всей квартире, писал буквы, закрашивал картинки, соединял точки. Натирая мозоли на пальцах и впадая в бешенство, когда что-то не получалось.

Но я не сдавался. Матерился, психовал, рвал страницы… и садился за стол. Снова и снова. Каждый вечер.

Я уже сдался один раз. И сейчас страшно жалел об этом.

Во-первых, потому что разгромил кабинет Алессандры, разбив все, до чего мог дотянуться. И все лишь из-за того, что она ТОНКО, В СВОЕЙ МАНЕРЕ намекнула на то, что я — засранец, которому лень приложить достаточные усилия, потому что правая рука, видимо, вообще не нужна.

Мучая по вечерам тугое кольцо эспандера, я со стыдом осознавал, насколько она была права. Стоило мне тогда встретиться с первыми трудностями и понять, что установленные мной сроки восстановления никак не соответствуют действительности, я опустил руки. Руку. Вторая и так почти не шевелилась. А сейчас, за несколько недель с чертовыми игрушками я, казалось, добился больших успехов, чем за почти полный год с ней. Если бы я так старался в самом начале и повторно не травмировал только сросшуюся кость…

И это было «во-вторых». Если бы я тогда приложил чуть больше усилий, возможно, сейчас я уже вернулся бы на службу. Но тогда я не занялся бы левой рукой, которая с каждым днем становилась все сильнее. И этот простой, но заметный прогресс, распалял меня все сильнее, заставлял раз за разом уродовать чертовы прописи и брать в руки раскраски и цветные карандаши.

Алессандра со свойственной ей внимательностью отмечала все перемены. И радовалась, как ребенок, чем знатно раздражала меня.

Хотя кого я пытался обмануть? Я слишком долго ждал ее восторга. Стоило карим глазам полыхнуть от радости, я испытывал такую гордость, что грудь раздувало до размеров вселенной, индюк чертов.

Но мне действительно было, чем гордиться. Пальцы перестали дрожать. Я без проблем и заминок выполнял более тонкие и точные действия и почти полностью восстановил объем движения плечевого сустава.

Почти полностью…

Во время одного из приемов Алессандра вдруг задумчиво хмыкнула, отметив мелкий спазм, скрутивший мою правую руку в районе плеча во время выполнения очередного упражнения.

— Детка…

— АЛЕССАНДРА!

— ДЕТКА!

Она не засмеялась по привычке, когда я зарычал, и ткнула меня пальцем в правое плечо. Я поморщился от вспышки острой боли и уставился в напряженное лицо девушки. Она следила за мной с неприкрытой тревогой.

— Я рада, что ты, наконец, пообщался со своими извилинами, и они перестали на тебя обижаться, но ТЕПЕРЬ тебе стоит притормозить.

Я ошарашенно моргнул. Алессандра согласно кивнула, хмурясь и покусывая нижнюю губу. Я закатил глаза.

Какого черта?! Что опять?! Моя правая рука снова подчинялась мне! Почти так же уверенно, как до ранения! Все еще не хватало объема движений в плече, да порой где-то между лопаткой и ключицей, будто внутри сломанных костей, просыпалась злая, жгучая боль, а мышцы иногда сводила судорога. Но за два месяца я достиг прогресса! Огромного прогресса! И сдаваться уж точно не собирался! Не сейчас!

И я ведь еще ни разу не продемонстрировал Алессандре, насколько ловко научился управляться с левой рукой! Я совершал ею почти все бытовые действия, с легким смехом вспоминая, сколько раз опрокидывал стаканчик в больничной палате. Буквы с каждым разом становились все ровнее, все читабельнее, и я даже написал пару писем. Правда, так и не отправил — адресаты были мертвы. Раскраски я бросил, потому что мне почти сразу удалось не выходить за гребаные черные линии контура. А когда взял эспандер в левую руку, сразу вспомнил Аарона, понял разницу между ведущей и не ведущей руками и крепко задумался — это же насколько часто этот мужчина лишается правой руки, что так хорошо натренировал левую?

Я тренировал левую руку, давая отдых правой, и хищно улыбался — я планировал как можно быстрее уничтожить любую разницу между ведущей и не ведущей руками…

— Я серьезно, детка. Тебе стоит притормозить. У меня такое чувство, что ты решил махом без отдыха и выходных отработать все прогулы за прошедший год.

Я поморщился и отвернулся, пряча взгляд.

Так оно и было!

Стыд жег душу. Каждый гребаный день. Стоило подумать о том, как я облажался, я брал эспандеры и заставлял себя тренироваться. Я тягал резинки, отжимался, пытаясь отогнать от себя образ самого себя, громящего кабинет доктора Коппола. Единственного человека после доктора Стивенсона, который пытался мне помочь. Который не бросил меня. Который был за меня.

— Если я брошу сейчас, весь прогресс…

— Если ты не ПРИТОРМОЗИШЬ, Дэнни…

Я удивленно моргнул, но не от перемены ее тона. Крайне редко она называла меня по имени, предпочитая свое идиотское «детка».

— Если ты не притормозишь, тебя может ждать одна очень большая проблема. Которая уже подкралась к тебе и пока что тихо шепчет: эй, я тут, присмотрись!

Она специально проговорила последнюю фразу тонким голоском, и я невольно улыбнулся.

— Да что ты? И кто же шепчет это?

Алессандра не улыбнулась в ответ. Наоборот — ее лицо словно окаменело.

— Боли, Дэнни. Стойкие мышечные боли. Тот самый процент уникальных осложнений…

Я машинально отметил:

«И тут процент уникальных людей, ну надо же…».

–…в которые я крайне не советую тебе попадать.

С трудом заставив себя улыбнуться, я расправил плечи, прислушиваясь к себе. Точнее — пытаясь нащупать боль в правом плече.

— Хорошо… детка. Я постараюсь быть осторожнее.

— Не постарайся, а будь. Это не шутка. Ты халтурил почти весь год и за два месяца достиг того, чего я ожидала от тебя… через шесть… да, где-то через полгода.

Я изумленно округлил глаза.

Полгода?! Да она издевается!

Девушка правильно растолковала выражение моего лица.

— Да, детка, полгода. Минимум. Ты боишься, что, притормозив, прогресс потеряешь? Так вот — доведешь себя до стойких болей и вообще не сможешь ничего делать! Ты спать не сможешь, гарантирую! Ты вообще помнишь, что сломанная ключица повредила твои нервы? Нет? Так я напомню!

Я тепло улыбнулся и открыл рот, страстно желая закончить ее пламенную речь, но Алессандра не унималась и, кажется, с каждым словом заводилась все сильнее.

— Если не хочешь сидеть на скамейке запасных из-за того, что от боли будешь выть и кидаться на стены…

— С болью легко справится викодин. «Доктора Хауса» не смотрела?

Я едва не вздрогнул от неожиданности и медленно повернулся на знакомый голос.

Аарон стоял в дверях и тепло улыбался, но в серых глазах вихрями кружил снег.

Алессандра резко вскинула подбородок.

— Я не слышала, чтобы ты стучался.

— А я и не стучался.

Я изогнул бровь, когда мужчина скрестил руки на груди. Правая, еще совсем недавно сломанная, уверенно легла сверху.

Да, я много вычитал и про то, как определить амбидекстра. Правда, среди детей… Но жизненный опыт и наметанный тренировками с Грином глаз позволили мне сделать вывод — передо мной правша. Опорная нога — правая. Ведущая рука — правая. Постоянно щурится на правый глаз — не самый надежный признак, конечно, может, просто привычка. Но я был уверен: Аарон — правша.

И кое-что еще мой наметанный глаз отметил.

Когда мужчина двинулся к нам, я оценил его движения — резкие, четкие, словно под марш. Так двигаются солдаты на параде…

Однако, едва осознав, что я слежу за ним, Аарон словно запнулся об воздух и стал двигаться совершенно иначе. Плавно, тягуче, лениво. Сосредоточенный на мне взгляд стал рассеянным, сталь сменилась серой хмарью.

— Привет, Дэнни. Рад видеть, что тебе лучше. А ты неплохо подкачался с нашей последней встречи. Эйс, посмотри на эти бицепсы!

Девушка осторожно вздохнула и поднялась с банкетки, когда Аарон приблизился.

— Будешь советовать моим пациентам викодин, и я перестану с тобой работать, барыга ты недоделанный!

Они крепко обнялись, и мужчина поцеловал Алессандру в щеку… пристально следя за мной.

Я выгнул брови, не скрывая удивления, и медленно отвернулся.

На ревность меня проверяет, что ли? Права на нее заявить пытается? Придурок.

— Ты за выпиской?

— За ней. Ты же знаешь, мое начальство трепетно относится… к здоровью своих сотрудников.

Алессандра как-то рвано вздохнула и отошла к столу. Я скосил на нее взгляд и нахмурился.

Уж слишком озабоченным было выражение ее лица…

Мужчина подошел к ней, поправляя браслет на левом запястье. Девушка проследила за его действиями и едва заметно сглотнула.

— Еще рано, Аарон. И мы оба это знаем. ЭТОТ перелом был сложнее, чем…

— И, тем не менее, я завтра должен уехать. И эта выписка нужна мне, как воздух.

Несколько секунд они смотрели друг на друга. Алессандра хмурилась и поджимала губы. Аарон хрен знает, что делал, я не видел его лица.

Наконец, девушка сдалась.

— Ладно, сейчас. Дай мне несколько минут.

Мужчина кивнул и повернулся ко мне. Он окинул меня удовлетворенным взглядом, задержав его на пару секунд на моих бицепсах, скользнул по грудным мышцам, выступающим под тканью белой футболки.

— Прекрасно выглядишь, Дэниел Стоун. Эйс хорошо с тобой поработала.

Алессандра недовольно буркнула, но я не расслышал, что именно. А вот Аарон расслышал, хрипло засмеялся и подошел ко мне, протягивая… левую руку.

Я озадаченно хмыкнул, но пожал ее. И, как и в прошлый раз, Аарон до боли сдавил мои пальцы, перекатывая суставы.

Он смотрел мне прямо в глаза и явно ждал реакции.

Я стойко встретил его взгляд, пытаясь понять, какого черта ему нужно. В альфа-самца играет? Все, что он делал, слишком сильно походило на провокацию. Настолько сильно, что не могло не быть ею.

И я решил не поддаваться на нее.

— Я так понимаю, твоя правая рука все еще не в порядке?

— Нет, это привычка. Эйс ведь говорила. Слишком часто я в последние годы ее ломаю. И левая частенько меня выручает.

Он пристально посмотрел на мою кисть и сжал ее сильнее. Я поморщился и глянул на него с нескрываемым раздражением.

— Судя по твоей удали, ДОВОЛЬНО ЧАСТО она тебя ВЫРУЧАЕТ?

Аарон удивленно моргнул, а потом почти согнулся пополам в приступе совершенно неестественного хохота, выпустив, наконец, мою руку.

— Ох, Дэнни, а я думал, что один живу с таким дерьмовым чувством юмора!

Мужчина поднял на меня взгляд, и я против воли напрягся всем телом — серые глаза резанули заточенным лезвием. Я хищно улыбнулся в ответ.

— Радуйся, теперь нас таких двое. Есть повод подружиться!

Аарон снова засмеялся. На этот раз совершенно искренне.

— Я подумаю над твоим предложением. Ну а если серьезно — хорошо выглядишь. Так держать!

Я кивнул и посмотрел на Алессандру. Она наблюдала за ними с мрачным видом, но стоило нам встретиться взглядами, тут же тепло улыбнулась.

— Вот, держи. Предупреждаю — если вернешься после поездки с переломом, пойдешь искать другого врача.

Аарон взял протянутый лист бумаги и лучезарно улыбнулся.

— Эйс, в этом городе нет врача лучше тебя. Поэтому хрен ты от меня отделаешься.

Алессандра покачала головой и обняла мужчину на прощание. Она несколько раз хлопнула его по спине и тихо ответила:

— Береги себя.

Мужчина на мгновение сжал ее сильнее, чем того требовали дружеские объятья, и зажмурился. А я отвернулся, пряча улыбку.

Она ему нравилась. И еще как.

Не говоря ни слова, Аарон выпустил девушку, развернулся и чеканным шагом солдата на параде вышел из кабинета. Алессандра еще несколько секунд смотрела на закрывшуюся за его спиной дверь с явной тревогой, а потом повернулась ко мне.

— На чем мы остановились?

Я тяжело вздохнул.

— На болях.

Алессандра села рядом со мной и с серьезным видом подвела итог:

— Детка, это не шутки. Тебе стоит притормозить. Если ТЫ этого не сделаешь, за тебя это сделает БОЛЬ. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Я медленно кивнул, думая совершенно не про боли. И неожиданно для нас обоих спросил:

— Он тебе нравится, да?

Девушка ошарашенно моргнула и застыла на пару мгновений, а потом засмеялась. Нервно и до жути фальшиво.

— Я не кручу романы с пациентами.

Я тепло улыбнулся.

— А если бы он не был твоим пациентом?

Алессандра снова застыла, скользя по мне удивленным взглядом. Что-то вдруг проснулось в глубине ее карих с золотыми крапинками глаз… и я похолодел.

«Дьявол, Стоун, засунь в жопу свое любопытство!».

Наконец, она медленно покачала головой.

— Нет, детка. Аарон мне нравится, но… не так, как ему хотелось бы.

Я невольно сглотнул, разглядывая золотые искорки, что все ярче полыхали на шоколадной радужке.

«Кажется, надо валить».

— Ладно, я думаю, я тебя понял. Буду давать себе передышку.

«Очень постараюсь! Клянусь!».

— Постарайся, Дэнни. Мне не хочется снова смотреть на твои мучения.

Я слишком быстро встал с банкетки и едва не запутался в собственных ногах. Уже в дверях меня остановил тихий голос:

— Он спрашивал о тебе.

Я обернулся и вопросительно моргнул. Алессандра кивнула на дверь.

— Аарон. Спрашивал, кто ты такой, откуда взялся и что у тебя за травма.

«Какого черта он ко мне прицепился? Так ревнует, что ли?».

Девушка развела руками

— Расслабься, я ничего ему не сказала. Врачебная тайна и все такое.

— Спасибо… детка.

Алессандра кивнула с серьезным видом.

— Береги руку. Она тебе еще пригодится.

Мне показалось, или в ее последних словах действительно разлилась тягучая горечь?

***

Я действительно следовал совету Алессандры. Первые три недели.

Я налегал на левую руку, упорно перекладывая на нее всю основную деятельность, и с хищным азартом отмечал, насколько легче становилось совершать бытовые действия. И насколько чертов мир заточен под правшей…

Я тренировал правую руку осторожно, стараясь не перенапрягаться, а потом и вовсе перестал. И боль, которая только начала нашептывать мне на ухо о своем присутствии, ушла. Неделю я прислушивался к себе, пытаясь уловить ее отголоски в глубине мышц. И, в очередной раз убедившись, что она ушла, расслабился и возобновил полноценные тренировки. И очень зря…

Я проснулся посреди ночи с диким воплем.

По телу растекался огонь. Мне казалось, что я чувствую, как в нем сгорает каждое мышечное волокно. Рука и правая сторона груди онемели. Боль была такой страшной, что мне казалось, будто меня режут живьем, пытаясь добраться до костей, которые ломаются и срастаются внутри моего тела сами по себе.

Приступ был таким внезапным, что в первые несколько минут мне казалось, что кто-то забрался в квартиру и пытается меня убить, втыкая в плечо нож. Снова и снова. И снова. И снова. Я выгибался по кровати и махал левой рукой, пытаясь отогнать нападавшего, но, конечно же, никого не было.

Я был совершенно один в квартире на окраине Чикаго и мог только вопить.

Голова раскалывалась от подскочившего давления. На лбу выступила холодная испарина. Я выл в потолок, окруженный темнотой, похороненный в своем одиночестве. И если кто и слышал меня, он явно не торопился ко мне на помощь.

Я молился, чтобы боль прошла. Это было похоже на судорогу, которая иногда сводит мышцы ног во сне. Вот только сейчас такой судорогой была сведена вся правая верхняя половина моего тела. Я словно горел заживо и молился только об одном — чтобы это прекратилось! Как — неважно! Лишь бы это прекратилось! Хоть на мгновение!

Когда бок пробила невралгия, я захлебнулся кашлем и попытался перевернуться на левую сторону. Боль тут же запустила острые когти в лопатку и позвоночник.

Из глаз катились слезы. Я изо всех сил закусил наволочку, пуская слюни. Мне казалось, что это длится целую вечность. И когда боль достигла своего апогея, перед взглядом встали ледяные голубые глаза боевого товарища. Он смотрел на меня из глубин моей памяти и хмурился.

Я зарычал, напрягая и без того сведенные мышцы.

«ЧЕРТОВ ГРИН! ЭТО ВСЕ ТВОЯ ВИНА! ТВОЯ! ВО ВСЕМ, ЧТО ПРОИСХОДИТ СО МНОЙ, ВИНОВАТ ТОЛЬКО ТЫ!».

Я почему-то вспомнил рассказ доктора Стивенсона о ребенке-солдате и с кристальной ясностью осознал, чего он пытался добиться. И заскулил, вжимаясь в подушку лицом.

«Нет, док! Не сработало! Ты был не прав, сравнивая взрослого мужчину, отдающего отчет своим действиям, и ребенка, выросшего в огне войны! Пошел ты к черту, док! Иди к дьяволу!».

Пытка болью продолжалась. Я рыдал, не в силах сделать хоть что-то, и уже не молился о том, чтобы это прекратилось.

Я хотел умереть. Сдохнуть в съемной квартире на окраине Чикаго. В полном и беспросветном одиночестве. С невыполненным обещанием. С недостигнутыми целями. Слишком молодым, чтобы умирать.

Я молил всех богов, которых мне удалось вспомнить, о том, чтобы они прикончили меня!

Когда организм, наконец, не смог больше справляться с адской нагрузкой, я отключился. Но даже будучи без сознания, вздрагивал от волн боли, атакующих мое тело…

***

Алессандра, едва взглянув на меня, сразу поняла, что что-то не так. Впрочем, неудивительно! Мне только транспаранта не хватало с надписью: ВСЕ СОВСЕМ ХРЕНОВО!

Я ввалился в ее кабинет, бледный, с глубоко запавшими глазами, влажными от пота волосами. Ввалился, пошатываясь от слабости, вздрагивая от боли, которая то и дело вонзала зубы в мои мышцы и кости.

Она ринулась ко мне и схватила за запястья. Я глухо застонал, когда она потянула меня за правую руку, и едва не рухнул на пол.

— Алессандра…

— Дэнни, что с тобой?!

Теплые ладошки скользнули по моему лицу, прижались ко лбу.

— Дэнни, что случилось, где болит?!

Я хрипло выдохнул и приподнял правое плечо. Пара дюймов — и я ослеп от очередной вспышки боли, заваливаясь на девушку. Она тут же потащила меня, обнимая за талию и позволяя опереться на себя. Но вместо того, чтобы усадить на банкетку, провела дальше, к дивану, спрятанному за бумажной ширмой.

Сквозь гул крови в ушах я смог разобрать:

— Я же предупреждала! Дэнни, я же предупреждала тебя!

И прошептал, запинаясь от боли:

— Я знаю, Алессандра, знаю.

Девушка пропала из поля моего зрения. Зажурчала вода. Хрустнул пластик. Спустя несколько секунд, лично для меня растянувшихся в вечность, она протянула мне таблетку и стакан воды.

— Выпей. Быстро.

Я отрицательно мотнул головой и согнулся пополам, пытаясь справиться с тошнотой. Я и так выблевал все, что съел за прошедшую неделю. Внутри оставались только необходимые мне для жизни внутренние органы. И мне хотелось, чтобы там они и остались!

— Я уже. И много.

— Выпей! Быстро! Твои витаминки с этим не справятся!

Я скользнул взглядом по ее бледному лицу и взял таблетку в левую руку. Правую то и дело сводила судорога, от которой мои пальцы загибались крючками, и она повисала плетью. Закинуть таблетку в рот до нового приступа я успел, а вот запить — нет. Алессандра ловко поднесла стаканчик с водой к моим губам.

— Давай, Дэнни. Давай, запивай. Быстро.

Я сделал несколько глотков и, когда она убрала стаканчик, уронил голову на грудь.

Теплая ладошка заскользила по моей спине, ласково поглаживая, успокаивая. Я прикрыл глаза, упиваясь ощущениями… а в следующее мгновение дернулся вперед с воплем и рухнул на пол, потому что Алессандра схватила меня за правое плечо и сильно надавила на эпицентр боли.

Звонкий голос пробился сквозь барабанный бой в голове:

— Я помочь хочу! Помочь!

Она опустилась на пол рядом со мной и протянула руку, но я отбил ее. Вся ярость, скопившаяся в груди, вырвалась наружу в одном вопле:

— НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ!

— СТОУН!

Я вздрогнул всем телом, когда Алессандра вцепилась в меня обеими руками, и дернулся от нее в сторону. Но она держала меня с невероятной для ее комплекции силой. Когда она прижалась к моей спине и обхватила поперек груди руками, я вцепился в ее предплечья.

— Я помочь хочу! Тише! Тише, сейчас будет легче! Дай мне помочь тебе…

Я судорожно вдохнул, цепляясь за ее руки и пытаясь не утонуть в настоящем шторме боли, в око которого меня зашвырнул необдуманный рывок.

Когда пальцы легли на мое правое плечо, я зарычал и дернулся. Девушка прикрикнула:

— Я ПОМОЧЬ ПЫТАЮСЬ! ПРЕКРАТИ!

Я с трудом заставил себя остаться на месте, когда ее пальцы запорхали по моему плечу, изредка нажимая на одни точки и мягко разминая другие.

Спустя какое-то время боль начала отступать, уж не знаю, что помогло — таблетки или умелые руки доктора Коппола.

— Тебе лучше?

Я медленно кивнул и внезапно осознал, что Алессандра все еще прижимается грудью к моей спине. Ее ладонь покоилась на моей груди, там, где билось сердце. Пальцы поглаживали рельеф мускулов, нежно, осторожно. Вторая ладонь лежала на плече. Ноготки едва ощутимо царапали кожу на шее. Она льнула ко мне совсем не как мой доктор, снося к хренам личные границы.

Я охренительно густо покраснел. Хотел отстраниться, но тепло ее тела успокаивало меня.

Нет, не так.

Я вдруг в полной мере осознал, насколько был одинок, как сильно мне не хватало живого человека рядом с собой. Прошлая ночь показала, чем опасно одиночество…

Когда я дернулся, Алессандра отмерла и осторожно отстранилась. Я едва не застонал от отчаяния, но быстро взял себя в руки.

Опираясь на левую руку, я поднялся на ноги и помотал головой. В нее словно свинца накачали, и я пошатнулся, но не упал, вовремя перенеся вес на опорную ногу.

— Дьявол…

Боль ушла не полностью. Я чувствовал ее где-то внутри правого плеча, между лопаткой и ключицей, и где-то в плечевом суставе. Но судорога больше не сковывала мою руку. Я осторожно сжал кулак и с тоской посмотрел на правую руку.

— Дьявол, как же…

— Я предупреждала тебя, Дэнни! Предупреждала!

Я медленно повернулся и обжегся об кипящие от гнева карие глаза. Они блестели, как стекла на ярком солнце.

— Какого черта ты такой упрямый?!

Голос девушки дрогнул в конце фразы, словно она вот-вот собиралась заплакать. Изящные плечики опустились. Поддавшись порыву, я приблизился и обнял ее левой рукой. Так крепко, как мог. И зашептал ей в волосы, чувствуя, как ее руки мягко скользят по моей груди:

— Прости, я знаю, я идиот! Тупица! Я сделал перерыв, сделал! Боль ушла совсем, и я решил, что…

Алессандра тяжело вздохнула, и я выпустил ее. Тонкие пальцы скользнули по моему затылку, ероша волосы. Мурашки куснули шею и разбежались в разные стороны по плечам и спине.

Мы встретились взглядами, и мне стало не по себе — в ее глазах было столько боли, что сердце словно чья-то рука сдавила, да так сильно, что оно на пару секунд биться перестало.

Тонкие пальцы скользнули по моему лицу, поглаживая скулу. Ноготки зацепились за короткую щетину. Девушка грустно вздохнула и почти прошептала:

— Поздравляю, детка. Ты таки угодил в гребаный процент.

Еще пару секунд она всматривалась в мои глаза, словно пыталась найти ответ на какой-то незаданный вслух вопрос, а потом отстранилась и отошла к рабочему столу. Я тупо проследил за ней взглядом и шумно выдохнул, когда она взяла рецептурный бланк и что-то написала, кривясь, будто от боли.

— Алессандра, что ты делаешь?

Девушка подошла и сунула бланк, не глядя на меня. Я лишь мельком глянул на рецепт… и изумленно выдохнул.

— Что?!

— А чего ты ждал?

Тихий голос резанул нервы тоской. Та же тоска была в ее взгляде.

Не смотрят так доктора на «провинившихся» пациентов. Так смотрят на тех, кто разочаровал тебя до глубины души. Тех, кто тебе не безразличен.

«Тебе кажется, Дэнни, тебе кажется! Просто она слишком сильно привязывается к своим пациентам! Вспомни Аарона!».

Я сглотнул и покачал головой.

— Нет.

— Да, Дэнни.

Я снова прочитал короткое слово на листке, поминая Аарона всеми матерными словами.

— Нет, Алессандра. Я не сяду на ЭТО!

Я скомкал лист и швырнул на пол.

Девушка шагнула ко мне. Ее глаза полыхнули праведным гневом.

— Ты хочешь с ума сходить от боли, да?! Все на практике нужно усвоить, да?!

— Это было всего раз!

— И повторится! И не раз! Будет повторяться снова и снова! Потому что кое-кто не слушает то, что ему говорят!

— Алессандра, это пройдет! Ты говорила, что…

— Я сказала, что если ТЫ не притормозишь, то с тобой это сделает БОЛЬ! И теперь нам с тобой придется сражаться с ней, а не делать то, что мы планировали!

Я зарычал. Из памяти снова выплыл образ боевого товарища. Звуки выстрелов.

«Чертов Грин!».

— Алессандра, давай что попроще!

Она тяжело вздохнула и подняла скомканную бумагу с пола.

— Садись на банкетку.

Девушка, уставшая и расстроенная до глубины души, порвала рецепт на мелкие кусочки и отправила в урну.

Мне снова стало стыдно. Жутко стыдно!

— Алессандра…

— Банкетка, Дэнни.

«Не детка, больше не детка. Снова ты обосрался, Стоун!».

Без лишних слов я уселся на твердое сиденье. Шевелить правым плечом было все еще немного страшно, хоть боль и отпустила.

Боже, как прекрасна жизнь без боли!

Следующие полчаса Алессандра объясняла мне, что делать, когда боль снова накроет. Когда она брала мою левую руку в свою, легкий ток проскальзывал по кончикам пальцев.

С какого-то хрена каждое ее прикосновение теперь казалось слишком интимным, переходящим все границы. Она касалась меня не так, как доктор касается пациента.

Ее пальцы надолго задерживались на моем плече, ласково гладили мышцы, пока она вбивала мне в голову инструкцию, то и дело скользили по шее, ероша короткие волоски, скользили по лицу…

Она касалась меня так, как женщина касается мужчину. Да не просто мужчину, а того, к кому она неровно дышит. И я больше не мог убеждать себя в том, что мне кажется.

Я вдруг поймал себя на мысли, что и сам смотрю на нее совершенно по-иному. Отмечаю женственность в каждом движении. Ловлю каждый взгляд. Стараюсь вдохнуть воздух, который она выдыхает, когда ее лицо оказывается слишком близко от моего. И с каждым мгновением она нравится мне все больше. И совсем не как сильный и упорный человек.

«Дьявол! Ты больше года видишься с ней раз в неделю, и что?! Только сейчас разглядел в ней женщину?!».

Я мотнул головой, возвращаясь в реальность, где спокойный, но твердый голос пытался научить меня побеждать боль в одиночестве.

— Повтори, пожалуйста.

Алессандра тяжело вздохнула и нахмурилась.

— Дэнни, слушай меня внимательно!

— Прости меня, я не хотел тебя… так… ну…

Она приподняла брови. Золотые искорки в ее глазах устроили сумасшедший танец.

— Расслабься. Не ты первый, не ты последний. Давай продолжим…

***

Я застыл перед центром, сжимая пузырек с таблетками. Не те, что она пыталась выписать мне рецептурным бланком. Эти были… легче. Гораздо легче. Как мертвому припарка, на самом деле.

Перед взглядом проносились недели в палате. Я словно видел себя со стороны — упорно вливающего в себя обезболивающие препараты, пускающего слюни и смотрящего мультики на стене напротив. Гребаные наркотики…

Нет, больше я так не хотел. Я не мог себе это позволить. Больше не мог…

— Дэнни, привет.

Я резко обернулся и увидел Аарона. Он стоял в десятке футов от меня, подпирая стену.

«И чего это мы тут тремся?».

От внезапной догадки я слабо улыбнулся.

«Он пришел к Алессандре».

И следом еще одна, странная и страшная: а не ломает ли он себе кости специально, чтобы попасть к ней?

— У Алессандры никого. Я ушел раньше.

Аарон отвернулся с чересчур равнодушным видом.

— О чем ты?

Я усмехнулся в ответ.

— Не притворяйся тупым. И меня за идиота не держи. Ты пышешь гормонами любви рядом с ней.

Аарон нахмурился, бросил быстрый взгляд на вход в центр, посмотрел на меня… и протяжно, обреченно вздохнул.

— Да уж. Даже если ТЫ догадался…

— Что значит: «даже если я»?

Я моментально закипел.

Он меня сейчас кретином обозвал?!

Аарон вскинул руки — обе целые, рабочие — и отступил.

— Не ори, я к тому, что… ты видел меня… сколько? Три раза? Четыре?

Серые глаза тоскливо сверкнули. Мужчина бросил быстрый взгляд на вход в центр и скривился.

— Что, все НАСТОЛЬКО очевидно, да?

— На лбу напиши: «Ты мне нравишься» — и тогда все станет совсем кристально ясно.

Мужчина еще пару секунд рассматривал меня со смешанными чувствами, а потом опустил взгляд на пузырек с таблетками в моей руке.

— О, вот оно что…

Я прищурился, пряча пузырек в карман. Аарон слабо улыбнулся.

— Боли, да? Перетрудился?

Я тупо кивнул, отмечая во взгляде собеседника сожаление. Искреннее, живое.

— Соболезную.

Я снова кивнул. Так же тупо и совершенно неэмоционально. Усталость навалилась на плечи тяжелым колючим одеялом. Захотелось телепортироваться домой, рухнуть в кровать и лежать, бездумно пялясь в потолок, в ожидании приступа.

Я кивнул на центр.

— Ладно, пост сдал. Принимай.

Аарон грустно усмехнулся и покачал головой.

— Да нет, я… пойду, пожалуй.

Я коротко кивнул и развернулся, чтобы уйти, но мужчина внезапно окликнул меня.

— Дэнни!

Я вопросительно моргнул, глядя на него поверх плеча. Мужчина как-то смущенно улыбнулся.

— Настроение — дрянь. У тебя, судя по таблеткам в твоем кармане, тоже. Выпьем?

Я уже собирался отказать ему… но вдруг вспомнил прошедшую ночь. Пустую квартиру. Темноту. Оглушающие крики. И абсолютно безучастных к чужой беде людей за стенами.

Одиночество куснуло нервы. Я поежился и смахнул мурашки с шеи ладонью. Правое плечо предательски заныло.

— Давай выпьем…