Хмели-сунели

Khelga, 2019

Книга коротких рассказов "Хмели-сунели" наряду с серией сборников стихов "Ступени"– первая публикация текстов автора Khelga (псевдоним), творчество которого яркое, увлекательное, не оставляет равнодушным читателя, потрясает,покоряет искренностью чувств, неожиданными метафорами и сравнениями, глубиной проникновения в суть окружающего мира, нестандартным взглядом на темы любовной, философской, пейзажной лирики. Сборник коротких рассказов рассчитан на широкий круг читателей.

Воробьёвы горы

— Да! — рявкнула я в телефонную трубку. Хилый пакетец, который я перехватила левой рукой, накренился, рискуя просыпать содержимое на тротуар.

— Ты уже святила куличи? — спросил Сашка.

— Еще нет, — ответила я. До ближайшей скамейки было метров сто. Из пакета выпал тюбик зубной пасты. — Ты вовремя, как всегда. Я вышла из магазина. У меня все…

–…валится из рук, — сказал Сашка. — Знаю я эти твои руки. Я в полпятого заеду, приготовь продукты к освящению. Яйца, куличи. В церковь на Воробьевы горы махнем.

Я наконец добрела до скамейки, плюхнулась на нее, с наслаждением освобождая запястье от полиэтиленовых пут.

— Махнуть в церковь — это вполне в твоем характере, — пробурчала я. Я знала: Сашка улыбается.

— Мать чтит традиции, — пояснил он, — если к Пасхе нечто покрашено, испечено, заизюмлено — просто необходимо побрызгать все это специальной водой.

Я потянулась, зажмурилась. Славный выдался день: солнечный, но не помпезный. Без особой яркости. Уютный апрельский флер. Даже ежевесенней покраской уличных поверхностей не воняло. Скромному ветру удалось сдуть антисанитарные ароматы.

— Еретик ты, Сашка, — укорила я. — Заезжай. И зубную пасту привези, детский"Колгейт". А то наш"Колгейт"в урне. Из-за тебя.

Наш с Сашкой недороман был настолько хорош, что мы остались друзьями. Идиотское выражение — "остались друзьями", когда мы по окончании того, что толком не началось, сплелись корнями и ветками — общими книжками и киношками, общими шатаниями по моллам в поисках моих намечтанных сапог, общими ночными телефонными скандалами, общими редкими поцелуями в щечку.

Сашка мало изменился с момента нашего знакомства — он был все тот же обожающий экстрим эрудированный симпатяга. Нет, пожалуй, красавчик. Просто я к нему привыкла за много лет. Даже изумлялась — отчего женщины льнут к нему, моему карманному Сашке.

–"Колгейт", — напомнила я, с тоской косясь на пакеты. — И купи еще мне помидоров несколько штук, я про них забыла. И синюю ручку. Никите нечем уроки делать.

Я знала: Сашка улыбается. Но слегка взбешен.

В полпятого я была не готова. Традиционно. Я рылась в шкафах, искала то специальную корзинку для пасхальных яиц, то специальную юбку для церкви. Сашка ныл у входной двери про как всегда и про мать убьет. Никита, получивший три синих ручки, тут же их потерял и вознамерился меня, свою мать, которая тоже убьет, сопровождать."У меня уже неделю — футбол и футбол, и ни одних роликов", — ныл он в унисон Сашке.

Я нашла корзинку, не нашла юбку, сложила в корзинку глянцевые, обвитые кантиками, изукрашенные наклейками яйца, натянула джинсы. Никита, обутый в роликовые коньки, стоял рядом с Сашкой и жег меня прекрасными очами.

— Уроки! — заорала я.

— Ну мама! — заорал Никита.

— В церковь — в брюках?! — заорал мой муж.

Сашка подцепил кого за шкирку, кого за рукав и потащился вон из дурдома.

Никита сиял. Я отвесила ему подзатыльник. Он не прочувствовал, так как от прилежания надел шапку.

Сашка припарковал машину в архаичном дворике:

— Сейчас выйдет. И Маня тоже.

Сашка уже несколько лет жил с Еленой Михайловной. Именно так он называл свою гражданскую жену. Жена, достаточно известный столичный врач-косметолог, была полноватой, ухоженной, властной, истеричной. Раза в полтора, что удивительно, истеричнее меня. От бывшего мужа Елене Михайловне осталась квартира на Плющихе и двое славных малюток. Одна из малюток сейчас бросилась к Сашке:

— Привет, папа!

Она звала Сашку папой. А его мать, и не помышлявшую никогда никого убивать интеллигентную старушку, — бабушкой. Меня немного коробили данные обстоятельства.

Маня по выходным гостила у миролюбивой бабушки. Потому на Воробьевы горы поперся не только школьник Никита, но и дошкольница Маня.

Апрельские Воробьевы Горы прекрасны: голые графичные тополя, байкеры, дрессирующие хромированных зверюг, раскинувшийся внизу игрушечный город блеклых благородных оттенков. И контрасты, и полутона. Я привычно залюбовалась. Сашка опять подцепил меня за рукав.

— Полина Сергеевна купила свечи, — он помахал перед моим лицом кипой охристых свечей, словно стремясь вывести меня из транса. — Она выгуляет детей. Пошли исполнять обряды.

Балансируя корзинами и блюдами, мы вошли за ограду рафинадно-изумрудного Храма Живоначальной Троицы.

На уличной территории церкви толпились люди с просветленными добрыми лицами. На длинных столах тесно стояли круглобокие куличи, как самодельные, так и приобретенные в круглосуточном супермаркете; крашеные яйца поражали затейливостью дизайнов. Сашка сомневался, стоит ли ставить на стол нарядную бадейку с выращенными к Пасхе семенами овса — Полина Сергеевна настаивала, что травке тоже нужно отведать святой воды. Заметив его метания, молодая женщина напротив тихо сказала:

— Пусть здесь будет травка. Пусть попьет.

Сашка благодарно выдохнул и достал зажигалку — зажечь свечи. Я пнула его в бок:

— Ты же бросил курить?!

— Я иногда, — сказал Сашка виновато, — нервы.

Свечное пламя дрожало от ветра, стремилось погаснуть. Приходилось держать ладони домиком, оберегая. Сашка с готовностью щелкал колесиком зажигалки, сотворяя всем желающим краткие трепетные огоньки. Щелястые ладони были ненадежными домиками. Сашка щелкал и щелкал.

— Спасибо Вам, — в который раз сказала женщина, разрешившая овес, — замучили мы вас.

— Нет, что вы, — зажестикулировал руками Сашка. Ближайшие свечи немедленно потухли. — Это не помидоры и не зубная паста. И не пластилин для урока технологии. В два часа ночи.

Я опять ткнула Сашку в бок:

— Тебе что-то не нравится? В два часа ночи?

Женщина вдруг сказала:

— Вы очень, очень красивая пара.

Я сначала оторопела, потом принялась хохотать. Неприлично громко, едва не подвывая. Уткнувшись Сашке в плечо. Тот тоже ржал, притянув меня к себе. Натуральный психоз рядом с Божьим собором накануне Божьего Воскресения. Нервы.

— Я что-то не то брякнула? — распереживалась женщина, теребя платок. — Простите, ради Христа.

— Все нормально, — ответила я, отодвинувшись от Сашки, — просто мы не пара. Я замужем, он замужем. То есть — как это говорится? Хотя, Шурик, ты теперь обязан покинуть свой замуж и жениться на мне.

— С удовольствием, — ответил галантный Сашка, — прямо сейчас. Давай сейчас?

— Батюшка идет, — зашелестело кругом. Сашка засуетился над свечами.

— Простите, — еще раз виновато сказала женщина, поправляя что-то на своей праздничной тарелке, — вы смотритесь, как пара. Или как родные. Или как родная пара. Запуталась я. Вы хорошие, оба. Я знаю.

Конец ознакомительного фрагмента.