Сто шагов, чтобы простить

Vladi N, 2022

Они разбиты. Каждый мучительно носит свою боль, мечтая больше не чувствовать ее. Но если Диана хочет забыть все, что связано с Джеймсом, то он намерен вернуть свою женщину и больше никогда не отпускать. Чего бы ему это не стоило. Судьба же неоднократно столкнет их лбами при самых неожиданных обстоятельствах, расставив все по местам. Продолжение истории "Один шаг, чтобы проиграть".Содержит нецензурную брань.

Глава 9

Innocence — Avril Lavigne

Диана

В каком-то коматозе наблюдаю, как самолётные шасси ударяются о взлетно-посадочную полосу в аэропорту Ла-Гвардия. Я здесь. Снова в Нью-Йорке.

Стеклянными глазами смотрю в иллюминатор, непрерывным потоком встречая обрывки воспоминаний о том, как я улетала ещё совсем недавно. Как меня натурально рвало на части от попыток контролировать до невозможности расшатанные нервы. Как метало из угла в угол, как трясло в еле сдерживаемых припадках. Как срывался голос у стойки регистрации, лились слезы в салоне. Как молодая стюардесса беспрестанно накачивала меня успокоительным и чаем, потому что истерика просто грозилась снести все на своем пути. Как это было тогда.

И что я чувствую сейчас?

Опустошение? Боль? Разочарование? Да. Но даже эти взрывоопасные чувства не могут отменить того факта, что я рада прилететь в этот город. Не смотря ни на что — я любила и люблю его до сих пор.

Никогда не спящий мегаполис встречает нас сыростью и дождем. Очень соответствует моему душевному состоянию в данный момент. Все время, что добираемся до места моего нового дома, смотрю на такие родные до невозможности улицы и тяжело вздыхаю.

— Порядок?

Мэт, на удивление, понимающий и чуткий человек. Дарит свое тепло и не требует ничего взамен. Просто потому что может, хочет и думает, что так и должно быть. За весь полет ни разу не задал ни одного неудобного вопроса, хотя возможностей было предостаточно. Судя по всему, мужчина прекрасно понимает, что я сейчас чувствую. И это не даёт покоя мне.

— Диана?

— А?

— Все нормально? — слегка улыбается, но глаза по-прежнему полны тревоги.

— Да-да… Не переживай. Просто… Я задумалась над твоими словами.

Отворачиваюсь, чтобы не смущаться. Не привыкла лезть в чужую жизнь.

— Спрашивай. Только на меня посмотри, — взгляд обратно возвращаю. Как ему удается все так просто и непринужденно? А затем он подбадривает: — давай, я не кусаюсь.

— У тебя произошло что-то серьезное? Судя по… ммм… твоим последним высказываниям…

— Да, — отрывисто рассекает пространство. — Это перевернуло мою жизнь.

— Может, расскажешь?

Красивый он мужчина. Статный, добрый, отзывчивый. Но не мой. Раненое сердце и так захлёбывается в крови от собственной скорби, но не пропустить через себя его боль я просто не могу. Вместе с ним тоскую. Горю и мучаюсь, когда вижу, что пытается улыбаться, а глаза рвут все границы спокойствия и напускного равнодушия. Трясет его. До сих пор мучительно бьёт, как и меня.

— Тебе достаточно того, что происходит в твоей жизни, Диана. Когда все наладится, может и поговорим.

— Я не знаю, как все может наладится, — хмыкаю через силу. — На самом деле, и сейчас нормально.

— А будет хорошо. Я знаю. Мы приехали.

Огромный зонт, спасающий от проливного нескончаемого дождя, широкие двери, шикарное здание и большой холл. Люди, одетые с иголочки. Мэтью, о чем-то толкующий с портье. Лифт, уносящий на вершину. Узкий коридор, ещё одна дверь и, наконец, моя квартира.

Здесь просторно, красиво и дорого. Непомерно дорого. С неприкрытым осуждением сверлю взглядом мужчину, вносящего следом мои вещи. Харрингтон только лениво пожимает плечами, тормозит чемодан у стены и сам же спиной на нее откидывается.

— Зачем? — одно слово, но тяжелым грузом легло между нами.

— Моя квартира этажом выше. Хочу, чтобы ты была под присмотром, умница. И не спорь.

Складываю руки на груди. Сопротивляюсь сердцем, но умом понимаю, что так правильно. Что мне нужна помощь. Что у меня внутри растет ребенок. Поэтому нехотя соглашаюсь.

— Спасибо, — шепчу задушенно, — я отдам. Понимаю, что никогда с тобой не смогу рассчитаться за все, что ты сделал. Но сколько получится — все отдам. Правда… Спасибо, Мэт. Я не знаю, что бы делала без тебя…

Пара широких шагов, и крепкие руки снова на моих предплечьях. Серые глаза удивлённо пробегают по застарелым шрамам, которые обнажил закатавшийся рукав пальто и свитера. Лихорадочно одергиваю ткань, но Мэтью не отпускает.

— Думаю, что ты расскажешь мне не меньше, когда нам придется излить друг другу душу.

И больше ни слова. Ни расспросов, ни привычного обвинения и непонимания. Только полноценное принятие.

— Я оставлю тебя. Располагайся и отдыхай, если что — звони, — мужчина отстраняется и пристально смотрит мне в глаза. — Серьезно, Диана.

— Поняла, я. Поняла, — улыбаюсь. А параллельно ловлю зарождающийся где-то внутри живота сжимающийся ком, пророчащий очередной рвотный позыв. Токсикоз мучает уже меньше, но если я голодная, то меня неизменно стошнит. Собственно, как и сейчас.

— Что-то болит? Ты какая-то бледная, — тревога. Тревога. Тревога.

— Нет-нет, все хорошо, — лихорадочно сглатываю слюну, чтобы не опустошить и так пустой желудок перед Мэтом. — Просто утомилась с дороги. Поэтому, если ты не против, то я хотела бы отдохнуть.

— Конечно. Высыпайся и ни о чем не думай, — мужчина пятится к выходу, — завтра введу тебя в курс дела, а в понедельник отвезу на работу. Там уже по ходу дела разберемся.

— Хорошо.

Прощаемся. Как только входная дверь закрывается, бросаюсь по наитию к предполагаемой ванной. Вода, желчь и скудный обед вышли наружу, оставив меня перед унитазом — мокрую, трясущуюся и разбитую.

Кое-как добираюсь до кровати под зашкаливающий, грохочущий в висках пульс и падаю без сил. Да… Судя по всему, я себя сильно переоценила.

***

Последующие дни проходят более-менее расслабленно и спокойно. Мэтью всячески пытается оберегать меня даже от малейших стрессов. Постоянно как-то задумчиво оглядывает с ног до головы, вызывая откровенное беспокойство уже с моей стороны.

Он же не мог узнать? Не мог? Да неееет… Я никак себя не выдаю. Ем, сплю, смеюсь, правда иногда не совсем там, где надо. Вроде даже на труп больше не похожа. Нет, не знает он.

Работаю непосредственно с самим Харрингтоном, но, при этом, в обособленном отделе. Нас там шестеро: четверо парней и двое девушек, все приблизительно одного возраста. Приняли меня радушно и очень гостеприимно. Часть волнения осталась позади, я смогла спокойно выдохнуть. Даже расслабиться, что положительно сказалась на моем общем состоянии. Приступов больше нет, тошнота практически прошла, а в периоды острой нехватки кислорода от нахлынувших воспоминаний я просто разговариваю со своим маленьким. Глажу живот, рассказываю, как прошел наш день, пою ему песни. Уже до одури его люблю. Не знаю, как бы справилась, если бы Бог не послал мне моего ребенка.

Где-то спустя неделю после приезда бросила все усилия на поиск хорошего гинеколога. Лилит, моя новая коллега, помогла с вариантами. Почти за месяц моей обновленной жизни в Нью-Йорке мы с маленьким уже несколько раз были у миссис Шепард. Но сегодня я почему-то сильно волнуюсь и сама не могу объяснить себе причину.

— Что ж, — женщина водит роликом по моему голому животу и улыбается, — все у нас в порядке. Шустрый малыш.

— Правда? — не в силах убрать разрывающую рот улыбку. Не отрываясь, наблюдаю за крохотными ручками и ножками на экране монитора, а внутри такая патока растекается, что все, похоже, слипнется и никогда обратно не расклеится. Невероятное чувство. Потрясающее. Уникальное.

— Да, все хорошо. Но вами, мисс Уильямс, я недовольна.

Напрягаюсь, вытираю гель с кожи, опускаю рубашку и сажусь напротив доктора.

— Что не так?

— Ваш вес. Меня волнует катастрофический недобор. Вы же понимаете, что от этого зависит, сможете ли вы выносить плод?

— Понимаю… — не шепот даже, а какой-то скулеж. — Я правда стараюсь хорошо питаться. Не понимаю, почему вес не приходит.

Миссис Шепард печатает назначение, разрывая образовавшуюся тишину глухим стуком пальцев по клавишам.

— Что-то ещё беспокоит из первоначальных симптомов?

— Нет вроде… Только головокружение. Но очень редко.

— Хорошо, — женщина отрывает глаза от монитора и протягивает мне распечатанный рецепт. — Пока оставляем всё в той же дозировке, но, пожалуйста, Диана, берегите себя. Не напрягайтесь, избегайте стрессов. Любых, — внимательный долгий взгляд. — Чуть что, сразу набираете меня. Мы обязаны родить.

— Обязаны, доктор.

Обмениваемся улыбками, после чего я покидаю кабинет и спешу на работу. Как обычно прикладываю руку к животу, поглаживая своего Маленького, и тороплюсь к Харрингтону. В офисе какая-то возня, сегодня все как на иголках, в том числе и Мэт. Ничего не говорит, только гоняет всех по бесконечным поручениям. Надо отдать ему должное — меня он среди всех не выделяет, но и не жестит. Придраться не к чему.

В такси принимаю видеозвонок от своей блондинки. Соскучилась невероятно.

— Привет, подруга! — как всегда звонкий и заводной голос заставляет меня расплыться в улыбке. — Как там мой крестник?

— Хло… Ну не ори ты об этом направо и налево, — устало закатываю глаза, — у нас все нормально. Но мне опять сказали много есть.

— Ну правда, Диана, ты слишком худая. Такими темпами у тебя даже живот не появится.

Хлоя куда-то бежит. Стильная укладка развевается на ветру, а красные губы активно что-то говорят.

— Проехали. Куда ты несешься?

— Отец снова придумал какую-то непонятную возню, вот и лечу. Осторожнее! — кричащий голос перекрывает шум клаксона и улицы. — Короче, милая, вообще я звонила сказать, что через десять дней буду в Нью-Йорке. Летим с отцом. Так что жди!

— Боже! — сердце зашлось в радостном предвкушении. — Хло! Я счастлива!

— Знаю, Уильямс! Готовься, — хохочет, — заобнимаю тебя.

— Скорее бы! — поверх разговора всплывает окно сообщения. — Ой, погоди секунду.

Мэтью Харрингтон: Ты далеко? Мне нужны документы, над которыми ты работала.

Мэт знает, что я у врача. Только не осведомлен, у какого.

Диана Уильямс: Подъезжаю. Все папки?

Мэтью Харрингтон: Да. Принеси, пожалуйста, в конференц-зал, как приедешь. Только сразу. Это срочно.

Диана Уильямс: Окей.

— Хло, я отключаюсь. У меня важное дело.

— Я тоже на месте. Позже созвонимся. Целую.

Блондинка чмокает трубку и сбрасывает звонок. Я в каком-то торопливом и необоснованном волнении поднимаюсь к себе. Скидываю пальто, сгребаю разбросанные на столе документы, сортирую в соответствующие папки, складываю одну на одну и иду.

Каждый шаг почему-то отдается неприятным покалыванием где-то за ребрами. Нутро сжимается в предвкушении чего-то неизбежного, неотвратимого, разрушающего. Делаю глубокий вдох, уже на автомате приводя себя в чувства, и подхожу к неплотно запертой двери конференц-зала. Внутри много людей, приглушённый гул голосов долетает до меня с каким-то опозданием.

Поправляю стопку перед собой и уверенным шагом захожу внутрь. И в этот момент мой хрупкий мир полностью разлетается. Разбивается на крошечные кусочки, стирается в пыль и уничтожается.

Голос. Первое, что я слышу до того, как снова умереть. Глубокий, насыщенный, будоражащий. Я узнаю его в любом месте и времени. При любых обстоятельствах. Потому что одновременно такой родной и такой чужой. Одно единственное слово, обращённое даже не ко мне, заставляет рой папок с разрывающим грохотом обрушиться на пол, оглушая всех присутствующих.

Глаза в глаза. Напряжение в двести двадцать прямо в сердце. Ток по венам через кожу. Разряды, убивающие еле запущенное когда-то сознание. Все системы жизнеобеспечения на вылет.

Глаза в глаза. Черные озера, такие запоминающиеся и такие забытые. Шок на красивом лице. Смятение и боль. Мой натужный дрожащий вздох. Его рывок в мою сторону.

Паника.

Разряд.

Паника.

Разряд.

Темно в глазах. Я не чувствую ничего. Только пустоту.