Обычно
агиографы уделяют этой стороне его деятельности меньше внимания.
Старые
агиографы редко стремились подчёркивать индивидуальные особенности святого.
Как правило, события, которые
агиографы рассматривают, или даже чудеса, о которых они повествуют, связаны со зрелыми или даже преклонными годами жизни духовного подвижника.
Именно на таком материале основаны позднейшие работы на сингальском и бирманском; и теперь, когда нам стали доступны их источники, они представляют собой интерес преимущественно в качестве примеров неутомимости
агиографов.
Как отмечалось выше, древнерусские
агиографы (в частности, безымянные авторы северо-русских и ростовских памятников агиографии) писали в простой литературной форме, в виде летописи или биографии.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: плужок — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Агиограф пропускает через себя своего персонажа, субъективно и несколько произвольно интерпретирует его поступки, а также передаёт собственные воспоминания и мемуары других людей, документы и впечатления.
Нетрудно уловить и другие аспекты интеллектуального, нравственного и духовного облика
агиографа.
Агиограф посмеивается над прочитанным или услышанным где-то утверждением, что люди, привыкшие к сладкой и изнеженной жизни, совершают подобные подвиги, безропотно идут пешком.
Агиограф предпочитает прослыть молчуном, нежели Cicero pro domo sua.
Итак, первого его
агиографа нужно искать именно в этом городе.
К тому же, согласно 16, 2, неизвестный
агиограф не был свидетелем событий, рассказанных во второй части, что плохо вяжется с образом верного и любимого друга святого.
Агиограф осознаёт, что не должен просто изложить исторические факты, хотя в ту эпоху было немало интересных и важных событий, заслуживших увековечивания в хрониках.
Так поневоле поступают
агиографы, отделённые от святого длительным промежутком времени – иногда столетиями, когда и народное предание иссякает.
В окружении митрополита и по епархиям работала целая школа
агиографов, которая спешно составляла жития новых чудотворцев, переделывала старые в торжественном стиле, соответствующем новым литературным вкусам.
Однако и на этот раз труд
агиографа остался невостребованным.
Позднее
агиографы обязательно сделают осаждённый город сценой какого-либо чуда.
Но даже если кандидат в святые на самом деле приял муки за веру и совершил некие чудеса, его
агиограф просто не мог иметь об этом достоверной информации.
Не исключено, что
агиограф мог использовать оставшиеся в монастыре подготовительные материалы своего предшественника, которые тот не успел обработать.
Поэтому показания
агиографа о том, что младенец был окрещён на сороковой день после рождения, следует признать реальными.
Перед любым исследователем, который принимается за их изучение, неизбежно встаёт вопрос достоверности сообщаемых
агиографом сведений.
Не станем рассуждать о том, насколько эти восторженные слова
агиографа XVIII века могли соответствовать действительности.
Многие сочинения византийских
агиографов отличались не только назидательностью, но и занимательностью, почерпнутой из фабулы древнегреческих романов приключений.
Вместе с тем
агиограф тут же говорит о сорока днях.
Однако и принципиально скептическое отношение к тому, что сообщает
агиограф, подпитывается исключительно тем, что имя упоминаемого им короля не может соответствовать действительности.
Свидетельства о них бережно собирают в глубине веков
агиографы.
Опять же, не посягая на компетенцию церкви и не оспаривая правомочность актов канонизации, всё же нельзя не понимать, что в реальных условиях средневековья
агиографы не могли знать и не знали истинной биографии героев их житий, не могли видеть и не видели сотворённых ими чудес.
Потребность обрести лишнего конного воина толкнула
агиографа IX (?) века создать нового драконоубийцу, в результате чего мученик был посажен на коня, и в руки его вложено было копьё.
Поэтому, учитывая искажения, вносимые следованием
агиографа житийному канону, мы всё же не ошибёмся, предположив, что общая направленность мысли его составителя соответствовала действительному ходу событий.
Впрочем, нельзя отрицать, что сцена, столь скупо обрисованная
агиографом, подверглась в умах потомства несомненной амплификации.
Впрочем, былое жречество святого представлялось для
агиографов значимой деталью: в проложных версиях житий оно нередко выносится в заглавие.
Житийный канон складывался из предисловия и краткого послесловия
агиографа, обрамляющих собственно повествование, включавшее в себя следующие вехи: похвала родине и родителям святого, чудесное предвозвещение его появления на свет, проявление святости в детском и юношеском возрасте, искушения, решительный поворот на путь духовного спасения, кончина и посмертные чудеса.
Светильник не скрывается под спудом, а ставится на вершине горы, чтобы светить всем людям; полезно зело повествовать житие божественных мужей; если мы ленимся вспоминать о них, то о них вопиют чудеса; праведники и по смерти живут вечно: такими размышлениями подготовляет
агиограф своего читателя к назидательному разумению изображаемой святой жизни.
Но время подвигов святого обыкновенно хорошо было известно
агиографу по устному преданию, письменным воспоминаниям очевидцев, даже по личным наблюдениям; нередко он сам стоял близко к святому, даже «возливал воду на его руки», т. е. жил с ним в одной келье, был его послушником, а потому при всём его загробном благоговении к памяти небожителя сквозь строгие условности житийного изложения проглядывают обаятельные черты живой личности.
Вообще, когда
агиограф извещает о «книжности» какого-то святого, это чаще всего не часть литературного этикета, а отражение действительной черты характера.
Следует отметить тщательность, с которой работал
агиограф.
Посмотрим, когда жили упомянутые
агиографом люди.
Они были активными поборниками почитания святых, главным образом ассоциированных с их епархиями, и плодовитыми
агиографами.
Мог ли
агиограф понимать под этим затвор?
Это был сосновый бор на высоком берегу реки, «место зело красно и превыше иных мест», – записал
агиограф.
Реальные события прошлого переплетаются в этом литературном произведении с вымыслом воображения
агиографа.
– Согласен, – хрипло ответил широко известный
агиограф и краевед и подумал: “Куда-то надо ехать?”
Нам всегда приятно познакомиться с серьёзным
агиографом, а особенно с таким, который, подобно вам, занимается исследованиями не по профессиональной обязанности, но из любви к предмету.
Женский опыт чудес, описанный
агиографами, теперь обычно происходил публично и зависел от заступничества монаха или священнослужителя в качестве посредника между прихожанкой и святым.