А обернувшись, обнаружил, что гостивший у настоятеля
архидьякон наблюдал всю эту сцену в непосредственном его тылу.
Она день ото дня вспоминала глаза и лицо
архидьякона.
Став во главе огранизации, ведающей просвещением, он получает и сан
архидьякона.
Только после предполагаемого мученичества она заявила, что человек, который забрал её сына, «назвался поваром
архидьякона, но она совсем ему не доверяет».
– Что тебе от меня нужно? – раздражённо спросил
архидьякон.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: отвыть — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Между тем его архимандрит и
архидьякон вошли в алтарь, стали в простых рясках перед престолом и положили было на престол принесённые ими служебники, ризы и стихари.
– О, Боже, как она прекрасна. – подумал
архидьякон, когда он увидел её лицо.
– Прости меня.– прошептал
архидьякон.
– Богохульство! Кощунство! – снова послышался голос
архидьякона. – Не может коза быть такой умной. В неё, верно, вселился дьявол!
– Я бы попросил вас зайти и кое-что объяснить
архидьякону собора и моим братьям, – сурово глядел на них старик с лампадой, уже готовый созвать других монахов себе на помощь.
– Отвратительней твари я не видывал! – сказал
архидьякон.
– Любовь не может быть греховной, – бесстрастно отвечал
архидьякон.
– Я бы непременно так и сделал, хотя и прихожусь братом
архидьякону.
– Во-первых, сударь, – начал
архидьякон самоуверенно резким тоном, – даже не смотря на то, что кожевник всего лишь лихорадил, я, тоже будучи не столь безнадёжно болен как вы должно быть себе вообразили, был обязан своим посещением успокоить семью больного и его самого, а также уверить их в том, что болезнь эта не опасна.
Однако, кроме обычных для непритязательных клириков предметов мебели (как например кровать) в келье
архидьякона примостился резной письменный стол, на котором, в ночь с 13 на 14 февраля 1666 года, лежал весьма странный набор вещей: две жемчужины, – чёрная и белая, – выкатившиеся из небольшого кошелька; распечатанное письмо с обломками траурной печати и тяжёлый золотой крест с пятнышком ещё свежей крови на блестящей поверхности.
– Вот как? А не будет ли с моей стороны навязчивостью поинтересоваться, в чём недуг господина
архидьякона?
Слова
архидьякона привели епископа в замешательство.
Поворачиваясь всем телом, чтобы не нарушать своей наивной маскировки, она осмотрелась, заметила
архидьякона, и смущённо покраснев под его пристальным взглядом, всё же решительно направилась прямо к нему.
Епископ засмеялся: дальновидность и предусмотрительность
архидьякона пришлись ему по душе, а окончательное решение порадовало.
Архидьякон сорвал с него тиару, сломал его посох, разорвал мишурную мантию.
Скоро в арке главного портала собора вновь появилась фигура
архидьякона.
Епископ проследил взгляд
архидьякона до самого весёлого и многочисленного из здешних кружков: десятки придворных щеголей и модниц собрались возле молодой темноволосой женщины, туалет которой ничуть не уступал одеяниям самой королевы.
– Пал?! – воскликнул
архидьякон, не сумев скрыть своего отчаяния и растерянности, хотя и попытался тотчас взять себя в руки. – Пал? Откуда вы это узнали?
И всё же он решился бросить в сторону
архидьякона ещё один пробный камешек.
Присутствие рыжей девушки заставляло
архидьякона испытывать сильнейшее беспокойство: кто знает, какие намерения и мысли скрываются за её трогательной улыбкой.
Но и эти надежды пошли прахом: неподдельное удивление и боль отразились во всём облике священника; у него задрожали губы, а без того бледное лицо
архидьякона пошло серыми пятнами.
Так мистические настроения в народе, вызванные молвой о разного рода культах, были бесцеремонно прерваны слухами о тяжёлой болезни
архидьякона, которая помешала ему присутствовать на отпевании и похоронах дяди, а также не позволила провести по нему заупокойную службу…
– А-а… – задумчиво протянул
архидьякон.
– Так вот, – ободрённый серьёзностью и вниманием
архидьякона продолжал молодой человек.
– Иначе?.. – желая узнать, есть ли альтернатива, поинтересовался
архидьякон.
Сам же прелат вышел
архидьякону навстречу и, критическим взглядом окинув его вполне обыкновенную сутану, недовольно указал на неё пальцем.
Женщины отвернулись, чтобы не видеть, как он растерзает
архидьякона.
Стук в дверь вывел
архидьякона из задумчивости.
– Ничего, – сказал наконец
архидьякон.
Владей я поэтическим пером, я воспел бы теперь в эпических стихах благородный гнев
архидьякона.
Так считал
архидьякон, и тесть ему верил.
– Значит, у меня есть надежда? – тихонько спросила девушка, которая внимала
архидьякону скорее сердцем, нежели ушами.
–
Архидьякон молча налил свою рюмку и благоговейно выпил её за увеличение и упрочение земных сокровищ церкви, столь дорогих его сердцу.
– Опять
архидьякон орудует мехами! Там полыхает сама преисподняя! – перешёптывались обыватели.
Однако мысли
архидьякона уже перенеслись из обители смерти в кабинет премьер-министра.
Я вовсе не хочу сказать, будто премьер-министр дал
архидьякону прямое обещание.
Затем епископ представил их своей супруге – сначала подобающим тоном
архидьякона, потом регента – уже не так торжественно.
Затем
архидьякон снова снял шляпу и выпустил ещё немного пара.
Наступила пауза: регент пытался осознать, что
архидьякон епархии в саду собора обозначил вот этим словом супругу барчестерского епископа, пытался – и не мог.
В этом коротком послании трусу, потерявшему самообладание, предлагалось капитулировать… а в остальном папа советовал
архидьякону действовать, исходя «исключительно из принципа доброй воли».
В это самое время опасно заболел
архидьякон, и так как он был бездетным вдовцом, за ним днём и ночью ухаживали младшие братья и сестры общины.
Это действие
архидьякона вызвало новое замечание наших властей патриарху.
Всегда после подобных молитв
архидьякон чувствовал себя опустошённым.
Ни говоря более, ни слова,
архидьякон резко развернулся и направился к исповедальной.
В этот момент она отчаянно пожалела, что пришла, но тогда ею двигал страх смерти, но к её сожалению, страх перед
архидьяконом оказался сильнее.