Хирургия и соматическая медицина очень рано, ещё в период создания
гомеровского эпоса, вступили на путь трезво-практических наблюдений и систематизированного опыта.
Именно с этих династий, основанных в период около 1280–1230 гг., берёт начало век героев
гомеровских поэм.
Право, трудно себе представить
гомеровских героев, идущих в бой в дисциплинированном молчании!
Наконец, царь
гомеровской эпохи в своём лице соединял обязанности военачальника, правителя, судьи и жреца.
Познав силу богатства, ощутив вкус роскоши, эта знать, которая в
гомеровское время почти не отличалась от рядового крестьянства, теперь уже стремится изменить ситуацию в свою пользу.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: убегаться — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Но они не возникают, как не возникают и позже, и даже микенское время, которое характеризуется как социально конфликтное, приводит к догосударственному
гомеровскому периоду.
Мы сказали уже, что личные достоинства царя имели большое значение в глазах
гомеровских греков.
В
гомеровском обществе царь скорее представляется пожизненным вождём своего народа, нежели обладателем земли, населённой этим народом.
То, перед чем человек может склониться, не унижая своего достоинства, должно превосходить его, а этого нельзя было сказать о
гомеровских богах.
Мы только можем предполагать, что до середины VI в., когда, скорее всего, большинство судебных функций от царей отошло к эфорам и герусии, спартанские цари, подобно
гомеровским царям, были верховными судьями.
Для своих поэм он выбрал язык
гомеровского героического эпоса.
Она вся состоит из привычных
гомеровских строк и оборотов, только имена и предметы названы в них совсем не героические, потому что воюют не ахейцы с троянцами, а мыши с лягушками.
Кажется, что решительно ничто не способно угрожать прекрасному
гомеровскому городу изнутри.
По милости этого закона
гомеровские битвы выглядят цепочками поединков – каждая пара бойцов терпеливо дожидается своей очереди, да и внутри пары строго соблюдается очерёдность – разом противники никогда не бьются.
Следующую строку в перечне источников занимают так называемые «
гомеровские гимны», воспевающие различных богов.
И это очень хорошо видно в
гомеровских текстах.
Гомеровский мир – вещь непостижимая, как путешествие морем, прозрачным до самого дна: тоже момент моего крымского мироощущения.
В поэтическом странничестве
гомеровской традиции не только внедомность при жизни, но и «внедомность», «внепространственность» посмертно.
На самом деле текст не имеет отношения к богословию: скорее это комическое мифотворчество, включающее библейские и классические аллюзии, плюс мимолётный намёк на «
гомеровский список».
И греки, и римляне, и варвары, собираясь у своих алтарей, без труда приходили к убеждению, что, несмотря на различие названий и церемоний, они поклоняются одним и тем же божествам, а изящная
гомеровская мифология придала политеизму древнего мира красоту и даже некоторую правильность формы.
Но что привычные
гомеровские сказания нужно воспринимать не как миф, а как наивную сказку и что представлять себе богов толпой бессмертных исполинов, у которых всё как у людей, уже всерьёз нельзя – это многим становилось понятно.
Только увидев его, я понял, насколько
гомеровский эпитет соответствует реальному цвету воды в это время.
Попробуйте переписать советский производственный роман
гомеровскими образами.
Многие его проделки отражены в так называемом
гомеровском гимне в его честь.
Я жил несколько месяцев ритмом
гомеровского стиха, вслушиваясь в его звучание, всходя на корабли и участвуя в сражениях.
Он остриг волосы только спереди, по примеру
гомеровских абантов.
Одни считают его органической частью
гомеровского эпоса, необходимой для понимания всей фабулы, другие утверждают, что это самостоятельное произведение, включённое в эпос при его редактировании.
Я мог бы при сей верной оказии, подражая милым писателям русских новостей, описать все подробности офицерской квартиры до синего пороха, как будто к сдаче аренды; но зная, что такие микроскопические красоты не по всем глазам, я разрешаю моих читателей от волнова-ния табачного дыма, от бряканья стаканов и шпор, от
гомеровского описания дверей, исстрелянных пистолетными пулями, и стен, исчерченных заветными стихами и вензелями, от висящих на стене мундштуков и ташки, от нагорелых свеч и длинной тени усов.
Один лишь перечень работ, посвящённых так называемому
гомеровскому вопросу только за последние десятилетия, в три-четыре раза превышает объём этой статьи.
Гомеровский гекзаметр стал истоком и образцом для создания всей дальнейшей эпической поэзии, вплоть до конца античности, продолжая своё существование в творчестве учёных византийцев.
Кони – совершенно особые персонажи
гомеровских поэм.
Но самое интересное, что стоит какому-нибудь реальному жизненному событию полностью уложиться в рамки
гомеровского сюжета, как сознание напрочь отказывается узнавать его в случившемся и настойчиво пытается увидеть на его месте что-то иное.
Самим звучанием своего величаво-замедленного стиха поэт сообщал ощущениям современного человека цельность и самодовлеющую значительность, эпичность легендарных
гомеровских времён.
Но к удивлению этому все больше примешивался ужас: сознание все сильнее говорило
гомеровскому эллину, что дионисовское понимание жизни вовсе не так уже чуждо и ему самому.
Звуки наполняли комнату, словно стая
гомеровских сирен спустилась сюда, чтобы оставить мой рассудок на грани между помешательством и ощущением какого-то злого счастья.
Государства в подлинном смысле этого слова
гомеровское общество ещё не знало.
Миф о «вечном возвращении», свойственный
гомеровской картине мира, служит «инструментом уничтожения времени».
Тогда получается, что различие между нами и слушателями
гомеровских поэм не столь уж и заметное…
Не менее любопытный пример рационализма историка представляет обращение его с троянской легендой, причём
гомеровскому варианту он предпочитает вариант, слышанный им от египетских жрецов и более сообразный с требованиями его собственной логики.
Несравненно чаще
гомеровские сравнения приобретают характер самостоятельной и вполне законченной картины, причём содержанием сравнений служат либо явления природы, либо зарисовки из повседневного быта, сами по себе необычные для героического эпоса.
Одной из наиболее заметных связей было влияние
гомеровской мифологии на древнеславянскую религию.
Здесь не только желание автора лишний раз заслужить признательность светских дам, но и следование античной традиции каталогов, идущей от знаменитого
гомеровского списка кораблей и широко распространённой в древнеримской, а затем в средневековой литературе.
Слово «басилевс», типичное для
гомеровских эпических поэм, означало нечто вроде «большого человека», типичного вождя бронзового века.
Существование под яркими солнечными лучами таких богов ощущается как нечто само по себе достойное стремления, и действительное страдание
гомеровского человека связано с уходом от жизни, прежде всего со скорым уходом; так что теперь можно было бы сказать об этом человеке обратное изречению силеновской мудрости: «Наихудшее для него – скоро умереть, второе по тяжести – быть вообще подверженным смерти».
– Только эти несколько строк остались в память о грохоте столкновения, потрясшего весь мир, о героизме, достойном
гомеровских песен.
Гомеровский дух пронизывает всю картину, воплощая на экране то особое летнее состояние жизни, когда происходит многое, но вроде бы ничего важного, вроде бы и ничего, и каждое событие – лишь предисловие к долгой жизни.
– Так вот,
гомеровские истории.
Архаичная античная культура имела в своей основе
гомеровский эпос, однако с развитием международных отношений боги теряли статус защитников отдельных общин или городов, становясь покровителями возникающих социальных групп или ремёсел.
В ком-то из них был виден след низкорослых и черноглазых ахейцев, а в ком-то угадывались черты
гомеровских светлокудрых героев.