– Я стал старым и всё вижу. Ты хочешь взяться за это дело. И не говори,
ма шер, что я ошибаюсь.
Ма говорит, там в одной комнате много книг, и я их смогу посмотреть, пока она займётся делами.
– Посиди спокойно ещё мгновение,
ма шери, твой проницательный взгляд должен быть увековечен на холсте!
–
Ма всегда разрешает нам брать блестящие кувшины и фарфорового пуделя, когда мы идём в гости или гости приходят к нам!
– Ты в порядке? – заботливо спросила
ма и, потянувшись, потёрла пальцем мой лоб. – Измазался как поросёнок, видно, дело спорится.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: мартенсит — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Ма улыбалась, наклонившись над краем скалы, чтобы нащупать дневник, спрятанный в маленькой щели…
Интересно, что скажет
ма, когда…
Ма вела дневник в комнате с жёлтыми птицами на обоях.
– Возможно. Вы заботитесь обо всех. Моя старая
ма всегда так делала.
Ма рассказывала блестяще, и мы каждый раз внимали ей с тревожным ожиданием.
Вздохнув,
ма посмотрела мне в глаза, и в её взгляде я увидел скорбь и ту затаённую боль, что преследовала и меня.
Я проводила
ма до ворот академии, помахала на прощание, зная матушкину привычку несколько раз обернуться, прежде чем она скроется из виду за поворотом.
На древнем языке облако называлось марица, и имеет генезис происхождения из двух слов
ма – мать и рица – дождевой поток, а вместе означало – мать дождевого потока, т. е. облако.
Ма никогда не обсуждала одного из близнецов в присутствии другого.
– Ну
ма, давайте почитаем!
Потом только спохватился: – Эх
ма, журнал потерял!
Комната
ма была тише гробниц фараонов.
Мурзавецкий: Постойте! Нет, в самом деле,
ма тант иррите?
Знай
ма, что ты шастаешь по этому старому лесу, где полно привидений, и гоняешься за каким-то чёртовым каторжником, она бы сказала: ты что творишь?!
Ма могла «тактично», тихо, как ей казалось (но так, чтобы весь школьный магобус слышал), спросить, надела ли я рейтузы с начёсом.
Забилась в угол под кухонным столом и на призывы
ма выйти отвечала рычанием и воздушным покусыванием.
Зачем ещё у каких-то артефакторов просить
ма… чего?!
– Да, – ответила
ма, – в гости к родственнику.
– Нет
ма, я не голоден, спасибо.
– Поэтому, дочь! – продолжает
ма уничтожать мои надежды выйти замуж по любви, а не по расчёту.
– Нет, мы видимся, – неожиданно заявила она. –
Ма приходила пару раз, пока тебя не было.
Сняв обёртку, я счастливо заулыбалась и обняла
ма… маму.
– Привет, па! – говорит он с порога квартиры. – Где
ма?
Ма шина скрылась за поворотом.
Вообще моя
ма считает, что родители жестоко поступили с твоим завещанием: можно было назначить опекуна, и тогда тебе не пришлось бы ездить по всей планете.
И так продолжалось до тех пор, пока двери не скрыли за собой поистине грустный образ
ма бель.
– Только хуже сделаешь, – сказала
ма уже громче.
–
Ма нишма?! – Заорал я на всю улицу.
И по правде говоря, ба умер, когда умерла
ма.
У ящика даже имелась дата для извлечения – первое августа, день, когда мне должна позвонить
ма.
– Мой па любил
ма до безумия.
Ма стоит, застыв, с выражением ужаса на лице.
– Е
ма е да где она? Я же сюда её ложил или сюда? – наконец после нескольких минут безуспешных поисков он виновато посмотрел на шефа, промямлив:
Я испугался, что сейчас
ма спросит, что же всё-таки случилось, а он наябедничает.
– Скажешь тоже, – махнула рукой
ма, украдкой смахивая набежавшую слезу, – я уж одна привыкла.
– Послушай, – устало произнесла я, – на каком языке тебе сказать, чтобы ты понял? Нет! Найн! Ноу! Невер! Ну вообще никогда! Жамэ де
ма ви!
Ма снова прикладывает руку ко рту.
– Тебе один путь,
ма белль, – в больницу.
– Мархаба (араб. – привет), племянник, шу фи
ма фи (араб. – как дела?)? – с сарказмом начал он.
– Ах вы… – в сердцах воскликнула
ма.
По моему лицу
ма догадалась, что произошло, и удивилась и обрадовалась не меньше меня.