Хотите реальную, а не
литературную историю про жизнь-любовь-страдания?
Надеюсь, благодаря этой книге вы откроете для себя хорошо знакомые
литературные истории с новой, ни на что не похожей стороны.
Позднее, уже в школе с удовольствием стал декламировать со сцены стихи и в лицах представлять драматические и
литературные истории.
Вообще в течение
литературной истории по отношению к роману наблюдается несколько периодов как упадка, так и расцвета.
Стремянная улица заставляет вспомнить нас ещё один эпизод
литературной истории.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: обагряться — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Это не книга по лингвистике или
литературной истории и не манифест в защиту «чистой науки» от идеологии.
Вместе с автором читатель проходит путь к пониманию смысла произведений и отдельных образов, стихотворных строк и имён, обрядовых и обыденных действий, природных и вещественных реалий, наблюдает, как складывалась их
литературная история, менялись значения, варьировалось восприятие.
Кто-то может подумать, что в этой книге придаётся слишком большое значение звёздной мифологии, которая в наши дни считается избитой темой, но она помогает создать
литературную историю звёзд, а возраст мифов оправдывает наш интерес к ним.
Нас хорошо натаскали по части классических подходов и «новой критики», в свете которых модернизм представлялся как естественный конец
литературной истории.
Прежде чем перейти к изложению
литературной истории и интерпретации «империальной формулы», мы обратим внимание на её грамматическое строение.
Объём текстов, посвящённых этим вопросам, намного превышает объём
литературных историй, но не превосходит их в значимости.
Но образовалась утончённая культурная лаборатория, место встречи разных идейных течений, и это был факт, имевший значение в нашей идейной и
литературной истории.
Однако большинство участников этих движений и специалистов по ним сходятся в этих терминах как наиболее упрочившихся в недавней
литературной истории.
Но в другом отношении моя задача усложнилась, поскольку я сделалась редактором-составителем уникального фрагмента
литературной истории, одновременно участвуя в беседе внутри этого фрагмента.
Литературная история куклы создавалась на фоне бурных споров о назначении женщины.
Сам непреднамеренно стал подбирать возможный сюжетный конфликт, ну, тот самый, когда происходит столкновение одного или двух интересов внутри
литературной истории.
С другой стороны, в «Хранителе» перед глазами читателя возникает срез целого десятилетия, наша с вами
литературная история со звёздными именами эпохи, поскольку автор описывает реальные события, происходившие в литературных кругах начала XXI века.
Литературная история XIX и XX столетий – особенно русская, – изобилует печальными и памятными примерами, о коих всего спокойнее промолчать.
Если посмотреть ретроспективу произведений одного писателя, то помимо
литературной истории будет и история его души, личностного, духовного и душевного развития.
По сути это был творческий клуб, куда ежедневно стихийно сходились поэты и прозаики, художники и столичные диссиденты, где в воздухе витали самые невероятные тундровые и
литературные истории, рождались сюжеты, давались безжалостные и честные оценки тому, что недавно опубликовано, или над чем пока работают мэтры тамошней литературы.
Но своя
литературная история есть и у них.
Под другими в настоящей работе подразумеваются
литературные истории, написанные в методах, которые принято обобщено называть «модернизм».
Больше того, в её
литературной истории был даже «век саг» (930 – 1030), когда был сочинён или зафиксирован огромный объём сказаний о родовых распрях и военных походах исландцев друг против друга.
Одним из важнейших механизмов, обеспечивающих авторефлексию периодов
литературной истории, вычленение писательских поколений, преемственность типов художественного языка (например, сложное взаимодействие стиха и прозы) и художественного сознания в целом, является механизм рецептивной работы.
Поскольку мы исследуем природу человеческого разума и его эффективность в рамках рациональной психологии, а также пытаемся выявить причины тех явлений, которые наблюдаются в нашем сознании, важно, чтобы в
литературной истории незнакомец и гость не игнорировали существующий в образованном обществе обычай: новые идеи обычно не принимаются, если они не подвергнуты критике в течение определённого времени и не вызывают зависти или угрозы искоренения.
Но придумывать вместо реальных подвигов реальных людей некие
литературные истории – это и есть создание мифа.
История появления сборника сама по себе интересна, поскольку в его создании участвовало несколько разных людей в разных странах, а также потому, что, как и во всех
литературных историях, здесь налицо и детективный элемент, о котором ниже.
Это своего рода веха, окончательно завершающая предшествующий период русской
литературной истории.
Чтобы не возвращаться к данной теме, специально для любителей разводить мерехлюндию и копаться в тончайших нюансах человеческой души, уточню и заострю вопрос: может ли в центре
литературной истории находиться вялый (слабый, лишённый мотивации) герой?
Верхнюю полку заполняли серые книги, на корешках которых некрасивым чёрным шрифтом красовались три волшебные буквы, известные каждому человеку, который хоть раз сталкивался с советской
литературной историей, и буквы эти были – ЖЗЛ.
Благодаря этой технологии можно создавать замечательные
литературные истории или сценарии кино.
Таким образом, автолегитимация «новых течений русской литературы» обеспечивалась тем, что их истоки отыскиваются, в сущности, всюду в прошлом, причём на завершающем этапе они сливаются в единый поток современного символизма, эсхатологически претендующего завершить
литературную историю вообще.
Но своя
литературная история есть и у него.
Литературные истории о «настоящих» куклах приоткрывали для русского читателя заманчивый мир дорогих игрушек и богатых детей.
Автор старался, чтобы, чтобы сказочки были не только озорными по содержанию (озорство для алфавитных историй вполне естественно), но и оставались именно
литературными историями – сказочными или полусказочными.
Статья писалась долго и трудно, много раз переписывалась – я старался вставить побольше анализа творчества и любопытных
литературных историй, от меня ждали подробностей личной жизни.
Это есть его жизнь, не только как фактическая биография, или
литературная история творчества, но как подвиг его души, её высшая правда и ценность.
Таким образом, богословский анализ библейских книг должен в первую очередь исходить из их канонической формы, независимо от её
литературной истории.
Однако их искусство питается и управляется не событиями «оттуда», но внутренне, через взаимосвязи и балансировку частей каждого отдельного произведения, а также в зависимости от ритма колебаний
литературной истории.
Литературная история обрядности представляет значительный интерес, но разве удастся хорошо её воссоздать, если обнаруживается, что, во-первых, среди перечисленных как используемые в обрядах предметов ни один – или близко к этому – не был найден при раскопках, а во-вторых, что среди найденных при раскопках предметов лишь очень немногие хоть как-то упомянуты в описаниях обрядов?
Тогда как формалистическая доминанта устремлена к самодостаточному автономному слову (а в
литературной истории – к имперсональной поэтической функции), бахтинский кружок выступал за открытый вовне, взаимозависимый, межсубъектный персональный жест, который к концу десятилетия был переосмыслен как слово или высказывание.
Оно описывает те периоды, которые уже стали
литературной историей.
Однако почему он при этом внимательно перечитывает и делает злые пометки на полях «Писем русского путешественника» – произведения, которое наверняка им давно прочитано и которое к 1818 году уже превратилось в достояние
литературной истории?
Тему можно сравнить с общим вектором направления движения – на восток через тайгу и болота, а константа выполняет роль маршрута на карте, задавая конкретные ориентиры (структуру
литературной истории).
Литературная история, утверждали формалисты, также является структурой.
Ведь только античная
литературная история легенды об амазонках насчитывает свыше 25 столетий.
И это тоже часть нормального хода
литературной истории: лишь ничтожно малому числу людей удаётся войти в пантеон великих деятелей культуры, чьи произведения канонизируются и несут на себе печать вечной ценности.
Там уже галдели мальчишки из филологического «в», которые без устали хвастались, что у них класс круче нашего: им будут преподавать литературное краеведение,
литературную историю, литературную математику или что-то типа того – всерьёз литературное.
В
литературной истории, особенно такой, как английская, искусство комического (вспомним пушкинское: «страна карикатуры и пародии») необычайно многолико.
Собственно,
литературная история никогда полностью не игнорировала рецепцию.