Я до сих пор
помню чувство потерянности, потрясения и одиночества.
Там я впервые увидела разрушающиеся, зияющие покосившимися окнами дома, и даже сейчас
помнила чувство острой жалости, пронзившее меня тогда.
Мне должно было быть около двух или трёх лет, но среди волнения, криков и пламени я ясно
помню чувство успокоения и безопасности, охватившее меня, когда я обвила маленькими ручками шею полицейского.
Я
помню чувство невесомости, меня будто раздавили, поджарили и окатили водой в один и тот же миг.
Не помню, что так сильно вдохновляло, но
помню чувство окрылённости, которого было достаточно, чтобы продолжать творить.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: зимаза — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Я
помню чувство полной опустошённости.
И
помнил чувство тревоги, пронзившее его, когда он впервые ступил в эти рощи.
Я до сих пор
помню чувство горечи, с которым следил за неудачной посадкой одного из наших парней, который не попал на палубу «Яростного» («Furious») и оказался в море.
Мне, наверное, было года два или три, но я отчётливо
помню чувство успокоения, охватившее меня среди всей этой суматохи – криков и пламени, уверенности, веявшей от полицейского, когда я обхватила ручонками его шею.
Я пока ещё
помнила чувство страха, но уже с трудом вспоминала, из-за чего оно было.
До сих пор
помню чувство зависти и восхищения, с которым я смотрел на его красивую форму.
Как часто клиенты, говоря о детских травмах, отлично
помнят чувства, адресованные родителям или другим участникам ситуации, но совсем не знают, как ощущали себя в этой ситуации.
Из других периодов жизни я
помню чувство свободы и хорошее самочувствие, сопровождающие прогулки и поездки на велосипеде туда, куда мне было нужно.
Я до сих пор
помню чувство эйфории, которое охватило меня тогда.
И
помнила чувство внезапной пронзительной грусти, появившееся в тот миг, когда кто-то сообщил ей о смерти кладоискателя в очередной гробнице…
Он слишком хорошо
помнил чувства, толкнувшие его на роковой поступок: влечение и желание, помноженные на ревность и возведённые в абсолют из страха не успеть испытать нечто подобное в силу своего возраста.
Я отлично
помню чувство абсолютного спокойствия и блаженства, как будто все вокруг замедлилось и остановилось.
Я
помню чувство облегчения в тот момент, когда увидел пилотов, выбирающихся из машин невредимыми (самая тяжёлая травма в той аварии – перелом ноги).
Я с детства
помню чувство любви ко всему миру.
Я
помню чувство гордости…
Будучи болезненным ребёнком, я вообще не
помню чувства голода, и даже желания что-нибудь съесть.
До сих пор
помню чувство жгучей зависти, которое я испытал, когда он со снисходительным видом показал мне своё «скромное» как он его назвал, жилище.
День майского парада был, конечно, ещё более радостный: до сих пор
помню чувство какого-то воодушевлённого старания отличиться, когда рота наша проходила мимо государя.
Чётко
помню чувства, когда самолёт приземлился.
Я
помню чувство страха, охватившее меня, когда я в одиночку продвигался в глубину леса.
Любой, кто когда-либо находился при неудачном, с позиции техники речи, выступлении,
помнит чувство дискомфорта от свистящих шипящих и пришепётывания, тихого голоса или визгливых интонаций, которые психологически являются признаком агрессии.
Когда дошли до него, он поднял на меня свои огромные карие глаза и я, до сих пор
помню чувство провала в эти глаза, отдала ему молча ложку и… без денег.
Я до сих пор
помню чувство соперничества, горечь поражения, бессилия.
Я
помню чувство возбуждения от перспективы среди бела дня увидеть ночные светила.
До сих пор
помню чувство панического ужаса, когда очередь читать доходила до меня, по-моему, у меня волосы шевелились от страха, а в желудке уныло подсасывало.
Но я отчётливо
помню чувство трагической пустоты в сердце.
Я до сих пор
помню чувство чистой радости, когда я проанализировала данные и увидела результаты: тренировка осознанности защищала сочувствие и сострадание и уменьшала депрессию и тревогу по сравнению с контрольной группой.
Отчётливо
помню чувство растерянности, возникавшее у меня всякий раз, когда я укладывала в кроватку свою первую малютку и она, будто под воздействием какого-то гравитационного датчика, вдруг просыпалась и начинала кричать.
Остро
помню чувство заброшенности, ненужности своей.
Я вспомнила эту историю, мне её рассказывал кто-то близкий, почти родной. Образы всё ещё уплывали из памяти, но я
помнила чувство сродства.
Я явственно
помню чувство слежки.
Я
помнила чувство ярости и волка.
Я
помню чувство всепроникающего удовольствия, точнее, странное чувство выхода за пределы себя; как будто я разрастаюсь, становлюсь больше себя самого, больше своей жизни благодаря участию в этом коллективном действе [McNeill 1995: 2].
И хотя морально устаревшие книжки, бичующие наркоманов, мне тогда не пригодились, всё же я хорошо
помню чувство благодарности за ту молчаливо проявленную заботу.
Я мало с кем общался во вне игровое время из футбольной компании, но, чёрт возьми, как сейчас
помню чувство единения, царившее в те годы.
Но между тем я прекрасно
помнила чувство наслаждения и едва ли не эйфории, когда она в очередной раз пытала или убивала при помощи своих сил.
Современные люди в подавляющем большинстве уже не
помнят чувства настоящего голода, не дрожат от холода в плохо отапливаемых помещениях.
Но прекрасно
помню чувство отчаяния, которое накрывало меня.
Я отчётливо
помнила чувство потерянности, когда уходила от первого мужа только с несколькими сумками вещей, и ощущение давления, когда проживала с властной матерью.
Он
помнил чувство полнейшей беспомощности и растерянности, первый допрос, крик следователя…