Они могут быть продуктом академической и
публичной истории, разрабатываться профессиональными историками, историками-любителями, студентами и даже школьниками.
Мифологизированное повествование об общей в прошлом судьбе в форме
публичной истории остаётся одним из важнейших инструментов формирования национальной идентичности.
Таким образом, он поставил точку в
публичной истории компании и сделал её деятельность ещё менее прозрачной.
И опирается он на очень богатый материал, ведь перед его глазами в течение многих лет развивалась
публичная история российского фондового рынка, зеркалом которой является сайт smart-lab.ru.
Провести её нас побудили несколько обстоятельств: периодически обостряющиеся споры о правопреемственности современного вуза от исторического предшественника; историографические противоречия в хронологии истории локальных университетов и истории «российского университета» и прагматика (т. е. использование) концепта «университетская традиция» в политике (
публичной истории, политике образования, конкурентной борьбе на рынке образовательных услуг).
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: разнемочься — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Если двигаться шире от темы семьи к теме истории – именно здесь в 1970-е зародилось направление public history (
публичной истории), которое стало частью массовой культуры по всему миру.
Когда снова стало казаться реальным, что королевства и республики, управляемые христианами и по христианским законам, могут в разумной мере достичь земной справедливости, практика которой, достаточно публичная, чтобы участвовать в делах некоей civitas terrena, была бы положительно связана с искуплением посредством благодати, то и события
публичной истории – жизнь civitas, простёртая во времени, – начали восприниматься уже не просто как fortuna.
Однако именно такой баланс остаётся главной мерой как профессиональных практик
публичной истории, так и академических исследований в этой области.
Её монография является также прекрасным примером анализа функционирования
публичной истории на микроуровне городской жизни.
Наиболее заметным является отсутствие учебника или справочного пособия, которое служило бы введением в
публичную историю.
Она призвана быть путеводителем по разнообразному ландшафту существующих проектов и исследований по
публичной истории.
С точки зрения
публичной истории с её тонким балансом между представлением о прошлом как отличном от настоящего и различными стратегиями сокращения дистанции между ними эта перспектива представляется проблематичной.
С другой стороны, институционализация
публичной истории носит ограниченный характер.
Важнейшим вопросом для функционирования такой
публичной истории стала необходимость дистанции историка и сохранения его критической позиции.
Публичная история родилась вследствие общественного интереса к переосмыслению прошлого, а также в результате влияния новой социальной истории, вернувшей в науку живого человека.
Поэтому продвигаемая им
публичная история не только не испытывает даже дежурного почтения к профессиональной историографии, но предполагает её полный демонтаж.
Исследования публичности и публичной сферы как интердисциплинарный проект важны для понимания связи
публичной истории и городского пространства.
Как экологические историки могут адаптировать к своим нуждам подходы
публичной истории с целью распространения исторических знаний?
Паблик-арт и граффити давно стали частью городского ландшафта, но лишь недавно начался их анализ как форм
публичной истории.
Отдельные монографии предлагают яркий набор кейсов и анализ практик
публичной истории в городском пространстве.
Как этот подход соотносится с пространством
публичной истории?
Наконец, важно отметить недостаточность русскоязычной литературы по
публичной истории.
Что такое партиципаторная культура в контексте разговора о
публичной истории в городском пространстве?
Пространство
публичной истории в целом и эта книга в частности предоставляют им такую возможность.
Третья часть главы посвящена анализу некоторых практик
публичной истории в городском пространстве.
Переход краеведения от междисциплинарной области знания в сферу
публичной истории пока что исследован довольно мало.
Мы надеемся, что она станет той отправной точкой, с которой любой интересующийся прошлым и его бытованием в общественной среде сможет начать взаимодействие с
публичной историей как дисциплиной.
На мой взгляд, именно в этом и заключается назначение
публичной истории.
Определить границу и точки пересечения между
публичной историей и исследованиями памяти не так просто, ведь оба направления связаны с бытованием прошлого в настоящем и участием первого в конституировании второго.
Тогда «
публичная история» – это своего рода зонтичный термин, описывающий созданные профессионалами-практиками репрезентации прошлого.
Из перспективы
публичной истории открытым остаётся вопрос о том, возможно ли сочетание аффективных технологий в современных музеях с пониманием прошлого как «другого».
Изменился также дизайн исследовательских проектов, связанных с
публичной историей, антропологией и этнографией города: они стали более ориентированными на партиципацию и фиксацию не только свидетельств, но и реакции зрителей и посетителей на эти проекты.
Переосмысление слова «публичный» вряд ли указывает на какое-то существенное преобразование российской публичной сферы, однако «одомашнивание» понятия «
публичная история» вполне свидетельствует о растущем интересе российского общества к прошлому и памяти о нём.
Выстраивание связей между концепцией
публичной истории, самим понятием «история» и репрезентациями прошлого в городском пространстве предполагает прежде всего обращение к основам исследовательских оптик, в рамках которых проблематизируются понятия «город» и «городское пространство».
Междисциплинарное поле
публичной истории, в котором возможно использовать разные научные методы и подходы, позволяет посмотреть на музей с позиций целого ряда дисциплин: музееведения, философии, социологии, исторической науки, memory studies, искусствоведения и др.
Но если музейные экспозиции сегодня больше связаны с настоящим и будущим, нежели с прошлым, почему этот сборник посвящён именно «музею как пространству
публичной истории»?
Историки видят
публичную историю прежде всего как сферу практического применения профессионального исторического знания, а memory studies – как дисциплину, изучающую взаимоотношения между разными версиями прошлого в публичном пространстве.
Каждая глава состоит из введения и историографической части, отвечающих за «теорию» в названии этой книги, а также обзора, где авторы показывают возможности и способы анализа конкретных практик
публичной истории.
Более того, само слово «публичный», кажется, получило вторую жизнь: сегодня можно услышать не только о
публичной истории, но и о публичных программах в музеях, публичных лекциях, публичной политике и пр.
Реконструируя дебаты и
публичную историю «советского невероятного», воссоздавая «ансамбли нулевых гипотез» (сокрытые ныне в сумраке научно-популярных книг и журналов эпохи позднего социализма), мы попробуем показать, что подобные изменения подчинялись определённой исторической логике – и первыми, кто пытался вообразить и осознать эту логику, были, разумеется, сами советские граждане.
Для тех, кто интересуется проблематикой
публичной истории в городском пространстве, важными будут главы, в которых город и городское пространство описываются с точки зрения исследований городской повседневности, анализа городской политики, власти и социального разнообразия городских общин.
Идея партиципаторной культуры перекликается также с крупными проектами так называемого civic engagement(вовлечения граждан) в области
публичной истории, ориентированными на репрезентацию культурного и иного разнообразия.
Кроме того, эти дискуссии очерчивают проблематику
публичной истории в городском пространстве, где могут действовать исследователи и другие эксперты и где мы также сталкиваемся с повседневными стратегиями людей и сообществ и их реакцией (обусловленной разными факторами) на появляющиеся типы, формы и практики репрезентации прошлого.
Более того,
публичная история в силу своей двойственности – «это и научно-исследовательская область, изучающая формы репрезентации прошлого, и сфера прикладной деятельности по созданию подобных репрезентаций» – позволяет задействовать в анализе музея опыт работающих с прошлым «практиков»: кураторов, художников, экскурсоводов и драматургов.
Мы стремимся обратить внимание на то, что
публичная история – это не просто решение цеховых проблем исторической науки, но и множество существующих в медиасреде (в широком смысле) проектов, посвящённых прошлому и заслуживающих самого пристального внимания.
Публичная история, таким образом, возникает «как площадка, на которой могло бы стать возможным взаимодействие, во-первых, между историками, работающими как внутри академии, так и за её пределами, а во-вторых, между различными профессионалами, деятельность которых связана с историей».
Однако появление понятия «
публичная история», разумеется, не означало «открытия» прошлого в публичном пространстве: практики публичной истории существовали задолго до оформления её в дисциплину.
При этом задача выдвижения на первый план этой стороны «практичности»
публичной истории (а не приёмов и инструментов «опубличивания» прошлого) шире, чем просто продемонстрировать начинающим исследователям разные подходы к изучению практик публичной истории.
К тому же в отличие от исторической науки, занимающейся случившимися фактами и связями между ними,
публичная история как дисциплина стремится понять, как эти самые факты (и артефакты) прошлого конституируют нашу сегодняшнюю повседневность.
Обращаясь к истории и современности городов, анализируя разнообразие границ и связей настоящего и прошлого, авторы сборника стремятся стимулировать диалог между городскими исследованиями, интеллектуальной историей, социологией культуры,
публичной историей и другими областями, изучающими трансформацию ткани городской жизни в её временной перспективе.