Уже названия пьесы и фильмов подчёркивают, что именно смерть поэта, основная часть
пушкинского мифа, является предметом внимания авторов.
Сюжет данного отрезка
пушкинского мифа – встреча человека и высшего существа (ангела), через посредство которого человек (как правило, лирический герой) обретает сверхъестественные способности: зрения («отверзлись вещие зеницы») и слуха («и внял я неба содроганье и горний ангелов полёт, / и гад морских подводный ход,/ и дольней лозы прозябанье»), а также обретает «божественный глагол» – сверхзначимое слово.
Следующий аспект – онтологический, т.е. касающийся характера бытия внутри
пушкинского мифа, а также как следствие – бытования самого мифа.
Наконец, необходимо сказать об аксиологическом аспекте
пушкинского мифа.
Это бытие многослойно, иерархично и определяется структурой
пушкинского мифа.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: многоканальность — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Он является неотъемлемой частью
пушкинского мифа и компонентом эволюционирующей с годами мифологемы утаённой любви.
Мифологема рождения чудесного ребёнка присутствует в культуре разных народов, не является исключением и
пушкинский миф.
Своеобразным медиатором между академической и массовой пушкинистикой можно считать современную художественную литературу, которая не только легитимирует
пушкинский миф, доставшийся ей в наследство от прежних эпох, но и, обновляя его собственными средствами, создаёт художественные феномены, призванные осовременить его устаревшую форму.
Мифологема в случае
пушкинского мифа – это элемент биографического сюжета, та часть «тела мифа», которой может быть как наиболее репрезентативный образ, так и событие (акция).
Весь свод мифологем, формирующих
пушкинский миф, условно можно разделить на две части: мифологемы-образы и мифологемы-акции.
Весь спектр прочтений формирует континуум
пушкинского мифа и делает последний не только объектом познания, но и его инструментом.
Такое развитие языка
пушкинского мифа вполне естественно, поскольку он является неотъемлемой частью русского языка как культурной формы, а его эволюция представляет собой включение вновь открытых феноменов в языковое пространство.
Мифогенность этих событий биографической легенды связана с их способностью генерировать новые трактовки, как в художественных, так и в научных (и околонаучных) сферах, что свидетельствует о том, что
пушкинский миф не только не рушится с уходом тоталитарной эпохи, но, напротив, активно участвует в современном национальном самоопределении, нуждаясь в пристальной научной рефлексии.
Как видим, философские аспекты
пушкинского мифа актуализируют его основные мифологемы, демонстрируя, что одни и те же события могут по-разному переживаться различными реципиентами (философами, критиками, писателями), а значит, и существовать в разных системах ценностей.
Художественный текст, «препарирующий»
пушкинский миф в гносеологических целях, начинает уподобляться последнему по своей структуре, т.е. стремится охватить все знаковые моменты биографии поэта, разгадать загадку его гения.
Применение понятия «
пушкинский миф» весьма многообразно, что приводит порой к необоснованному расширению значения термина.
Иначе говоря, осознание содержательного ядра мифа, фиксация основных мифологем определяет бытие
пушкинского мифа в пространстве художественной литературы.
Мы ставим себе целью взглянуть на проблему активного функционирования разных аспектов
пушкинского мифа с несколько иной точки зрения, чем это делалось до сих пор.
Этот сюжет обретённого призвания и становится основным сюжетом переделкинского мифа, который пересекается в этой точке с
пушкинским мифом – главной составляющей русской культуры.
По его мнению, в основной своей части
пушкинский миф совпадает с советским периодом: это различного рода напластования, преимущественно идеологического характера, искажающие подлинный облик поэта.